Самая знаменитая греческая трагедия на этот очень популярный сюжет — «Царь Эдип» Софокла, но сходство ее с «Эдипом» Сенеки очень умеренное, и вряд ли Софокл был здесь непосредственным источником. Единственный латинский «Эдип» был написан не кем иным, как Юлием Цезарем, но остался (по распоряжению Августа) неиздан. Предыстория Эдипа такова. Фиванскому царю Лаю было предсказано, что его сын убьет своего отца и женится на своей матери. Лай приказал своего новорожденного сына убить, но пастух, которому это было поручено, предпочел передать младенца пастуху соседнего царя, тот отнес его к своему царю, который был бездетен, и Эдип вырос, считая себя сыном коринфского царя Полиба и царицы Меропы. Выросши и узнав от оракула о своей страшной судьбе, он покинул Коринф; на большой дороге он случайно встретил и в ссоре убил своего отца Лая, не зная, кто он такой; а потом, освободив Фивы от чудовища Сфинкса (львицы с женской головой и орлиными крыльями), был объявлен фиванцами царем и женился на вдове Лая Иокасте, не подозревая, что она его мать. Далее начинается действие трагедии.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ЭДИП
ИОКАСТА
КРЕОНТ
ТИРЕСИЙ
МАНТО
СТАРИК из Коринфа
ФОРБАНТ
ВЕСТНИК
ХОР фиванских старейшин
СЛУГИ (без слов)
Когда Эдип царствовал в Фивах, на город напал жесточайший мор. Креонт, брат Иокасты, был послан в Дельфы к Аполлону вопросить оракула, какое средство потребно против столь великого бедствия. Бог отвечал, что мор прекратится не прежде, нежели смерть Лая будет отмщена и убийца изгнан. Тогда Эдип просит провидца Тиресия, дабы открыл он волхвованием, кто убил Лая. Итак, слепец с помощью дочери своей Манто прежде тщетно гадает по внутренностям жертвы, а затем, обратясь к чародейству, вызывает тень Лая, и тот объявляет убийцею самого Эдипа. Тут открывается истина, и понимает Эдип, что подъял руку на отца своего и услаждался супружеством матери своей, ибо свершить сие двойное злодеяние судила ему судьба. Преисполнясь ярою на себя злобою, выкалывает он себе глаза и удаляется в изгнание, а Иокаста пронзает себя мечом.
ЭДИП
Прогнавши ночь, восходит нерешительно
Титан в сиянье, мутной омраченном мглой;
Губительный огонь лучи унылые
Льет на дома, чумой опустошенные,
И день являет жатву ночи смертную.
Кто царской власти рад? О благо лживое,
Как много зла таит твой лик приманчивый!
Всегда под ветром горы поднебесные,
Всегда утесы, море разделившие,
10 Валов удары терпят и в безбурный день, —
Так пред фортуной власть царей беспомощна.
Полиба скипетр взять избег я счастливо,
Бродил без страха, без забот, без родины —
И вдруг набрел на царство (бог свидетель мне).
Ужасного боюсь: убить родителя
Своей рукой, как лавры мне дельфийские
Вещали — вместе с худшим злодеянием.
Но что страшнее, чем отцеубийства грех?
Промолвить стыдно! Поклянусь сыновнею
20 Любовью жалкой: Феб кровосмесительным
Грозит мне браком — гнусным ложем матери.
Гнал этот страх меня из царства отчего;
Пенаты покидал я не изгнанником —
Себе не веря, от себя права твои
Я защищал, природа. Все страшимся мы
Великих зол, хоть мним их невозможными, —
И самому себе боюсь я ввериться.
Мне, мне теперь готовит рок недоброе!
Что думать, если этот мор губительный,
30 Все племя истребляющий кадмейское,
Щадит меня поныне? Для какой беды?
Один среди крушенья всенародного,
Среди все новых воплей над умершими
Я цел — и, значит, Фебу обречен на суд.
Ты уповал, что царствовать на благо всем
Дано злодейству? Небо стало пагубным
Из-за меня: прохладный не живит Зефир
Несчастных, задыхающихся в пламени,
Но Пса пыланье умножает знойного
40 Титан, отяготивший льва Немейского.
Воды лишились реки, травы — зелени,
Иссохла Дирка, струйкой льется тонкою
Исмен, нагого дна не увлажняющий.
Во тьме сестра скользит по небу Фебова,
И днем в унылой дымке небо бледное.
Не блещут звезды средь эфира ясного,
Тяжелый, темный землю задавил туман.
Скрыл горние твердыни небожителей
Лик преисподней. Не дает созревшая
50 Плодов Церера: золотой колышет злак
Колосья с мертвыми, сухими зернами.
И нет таких, кого бы гибель минула:
Все возрасты и оба пола падают.
Чума отцов с детьми, и старых с юными,
И жен с мужьями на один кладет костер,
И нет на погребенье стона слезного.
Сама напасть упорством осушила нам
Глаза. Как то бывает в крайних бедствиях,
Иссякли слезы. На костер последнее
60 Дитя отец больной иль мать безумная
Влекут скорей, чтоб с остальными сжечь его.
От скорби скорбь рождается: самих себя
Хоронят люди, вынося умершего.
Самих себя сжигают на чужом костре,
Крадут огонь: в несчастье сгинул всякий стыд.
Нет больше для костей холма отдельного —
Сгореть довольно! Да и это многим ли
Досталось? Для курганов нет земли, дерев
Нет для костров. Мольбы, искусство — тщетно все:
70 Кося врачей, болезнь лишает помощи.
С мольбой простер я руки, к алтарям припав,
Прошу судьбы скорейшей, чтоб отчизны я
Опередил крушенье, чтоб не после всех
Мне пасть — последним мертвым в царстве умершем.
О тяжкий рок, о боги, слишком грозные!
В той смерти, что народу уготована,
Мне одному отказано? Покинь страну,
Рукою смертоносной зараженную,
И небеса, что сделал ты тлетворными,
80 Пришлец злосчастный! Хоть к отцу и матери
Беги скорей!
Входит ИОКАСТА.
ИОКАСТА
Что пользы отягчать беду
Напрасной пеней? Долг царя, мне мыслится, —
Зло встретить грудью; чем исход сомнительней,
Громада царства чем сильней колеблется,
Стоять тем тверже подобает храброму.
Не дело мужу от фортуны прочь бежать.
ЭДИП
Нет, в трусости позорной неповинен я,
Бессильный страх моей неведом доблести.
Когда бы сила Марса, копья выставив,
90 Шла на меня, я стал бы врукопашную
Сражаться и с гигантами свирепыми.
От Сфинкса, темные слова сплетавшего,
Я не бежал — от пасти окровавленной
И от костей, вкруг на земле белеющих;
Уже с утеса над добычей свесился
И крылья распластал он, и, как ярый лев,
Хлеща хвостом, грозил мне, — но потребовал
Загадки я. Раздался сверху страшный стук
Его зубов, а когти, плоти ждавшие
100 Моей, крошили камень с нетерпением.
Но речь, в узлы коварные сплетенную,
Распутал я, решил загадку грозную…
Так что ж о смерти поздно стал молиться ты?
Мог умереть! Престол наградой подвига
Был — а теперь за гибель Сфинкса платишь ты.
Да, прах проклятый хищного чудовища
Восстал на нас, от язвы той погубленной
И гибнут Фивы. Есть одно спасенье нам:
Коль Феб укажет некий путь к спасению.
ХОР
110 Кадма славный род и за ним весь город
Убивает мор; озирают Фивы
Нивы вкруг себя — и жнецов не видят.
Смерть твоих бойцов истребляет, Либер,
Кто к далеким шел за тобою индам,
Смело гнал коня по полям восточным
И воздвиг твой стяг на границе мира;
Кто коричный лес и арабов счастье
Видел, и парфян, что, в обманном бегстве
Повернув коней, посылают стрелы,
120 На берег ступил заревого моря,
Где восходит Феб, открывая светлый
День, и в темный цвет красит голых индов
Пламенем близким.
Погибаем мы, необорных дедов
Отпрыски, судьба нас уносит злая;
Шествиями смерть ежечасно чтим мы,
Длинной чередой поспешает к манам
Скорбный строй, но путь прерывает часто:
Для печальных толп, что бредут к могиле,
130 Мало семь ворот распахнуть широко.
Встал носилок ряд, и теснят вплотную
Мертвые мертвых.
Первыми овец поразила язва,
Длиннорунный скот не глядел на травы.
Чуть коснуться жрец собирался шеи,
Руку заносил, чтобы ранить метко,
Как телец, блестя золоченым рогом,
Рушился без сил. На загривок падал
Тяжело удар, рассекая жилы,
140 Но секиру кровь не пятнала: черный
Изливался гной из зловонной раны.
Звонконогий конь, не закончив круга,
Падал, предавал ездока, склонивши
Шею бессильно.
Скот лежит в полях, позабыт и брошен,
Гибнущих коров бык не водит хворый.
И средь скудных стад, средь телят недужных
При смерти пастух, потерявший силы.
Ни волков олень не боится хищных,
150 Ни во гневе лев не рычит свирепо,
Лютость утерял и медведь мохнатый,
Прячущийся гад стал теперь безвреден,
Издыхает он с пересохшим ядом.
Ни тени листва — украшенье дерев —
Не дарит хребтам лесистых гор,
Ни зелени нет на тучных полях,
Ни рук лозы не гнут до земли
Грозди, Вакхом полны,
Ибо чувствуют все наше горе и боль.
160 Толпа сестер взломала затвор
Темных Тартара бездн и факел несет;
Свое русло изменил Флегетон,
Воды Стикса слились с сидонской струёй
Алчно открыт черной смерти зев,
И широко ее распростерты крыла;
И лодочник сам, что в емком челне
Охраняет ток темноводной реки,
Чья старость крепка, не может поднять
Непрестанным шестом утомленных рук,
170 Обессилев возить толпу за толпой.
Идет молва, что, тенарских цепей
Железо сломив, трехголовый пес
Бродит в наших местах, что стонала земля,
Что встречали в лесах привиденья, чей рост
Больше роста людей, что дважды с ветвей
Роща Кадмова снег отряхала, дрожа,
Дважды Дирки вода превращалась в кровь,
И в молчанье ночном
Дважды слышался вой Амфионовых псов.
180 О, смерти злой невиданный лик,
Хуже смерти ты! Томной слабостью вдруг
Тело полнится все, алым жаром болезнь
Горит на лице; чуть видная сыпь
Покрывает лоб; срединный оплот
Тела жжет и палит раскаленный пар,
Лишней крови прилив набухает в щеках,
Неподвижен взгляд, проклятый огонь
Пожирает плоть; шум стоит в ушах,
Каплет черная кровь из запавших ноздрей,
190 Разрывая русло кровеносных жил;
До чревных глубин сотрясает тела
Хриплый, частый стон. Льнут грудью тесней
К холодным камням, их в объятьях сжав;
Чей свободен дом, чей страх погребен,
Те уходят прочь, спеша к родникам,
Но жажду сильней распаляет вода.
Ниц лежит толпа, припав к алтарям,
Молит смерти; послать благосклонный бог
Может только ее; во храмы идут
200 Не с тем, чтоб смягчить обетом богов,
Но чтоб голод богов насытить собой.
ЭДИП
Кто ко дворцу поспешно приближается?
Креонт ли, славный родом и величьем дел,
Иль правдой ложь душе недужной видится?
ХОР
Креонт вернулся, как о том молили все.
ЭДИП
Страх перед судьбой томит: куда ведет она?
Два чувства разрывают сердце шаткое.
Где горькое и радостное смешаны,
Там жаждет знать душа — и опасается.
Подошедшему Креонту.
210 О брат супруги, если помощь гибнущим
Приносишь ты, скажи нам слово спешное.
КРЕОНТ
Ответы непонятны, темен жребий наш.
ЭДИП
Спасти не хочет тот, кто путь к спасению
Укажет непонятно.
КРЕОНТ
Тайны прячет Феб
Всегда в словах неясных.
ЭДИП
Повтори мне их:
Эдипу лишь загадки разрешать дано.
КРЕОНТ
Цареубийство искупить изгнанием
И отомстить за Лая Аполлон велит.
Тогда лишь в небо снова ясный день взойдет
220 И чистым даст дышать без страха воздухом.
ЭДИП
Кто был убийцей государя славного?
Скажи, кто назван Фебом? Покарать кого?
КРЕОНТ
Рассказать дозволь без страха, то что страшно рассказать.
Чуть лишь вспомню — цепенеет тело, в жилах стынет кровь.
Только я стопой смиренной в храмы Фебовы вошел
И как должно поднял руки, умоляя божество,
С двух вершин Парнаса снежных долетел зловещий гул.
Аполлонов лавр близ храма всей листвою задрожал,
И Кастальская иссякла вдруг священная струя.
230 Разметавшись, встали дыбом у пророчицы власы,
Одержимой Фебом. Прежде, чем в пещеру низошла
Дева, снизу вдруг донесся голос, громче, чем людской:
«Кроткие звезды опять возвратятся в Кадмовы Фивы,
Если в изгнанье уйдет от Исмена и Дирки пришелец,
Лая сразивший царя, с младенчества Фебу известный,
И уж недолго тебе наслаждаться злодейским убийством:
Распрю начнешь сам с собой, и сыны унаследуют распрю,
Ибо вернулся ты вновь к материнскому лону постыдно».
ЭДИП
То, что велят мне сделать небожители,
240 Я должен был воздать царю усопшему,
Чтоб святость скипетра не пятнали кознями.
Царь печься о царях обязан: тем, кому
Живой был страшен, дела нет до мертвого.
КРЕОНТ
О мертвом мысли новый, больший страх прогнал.
ЭДИП
Страх помешал исполнить благочестья долг?
КРЕОНТ
Да, страх пред Сфинксом и загадкой грозною.
ЭДИП
Теперь свершится кара: боги так велят.
Вы все, кто зрит на царство наше с кротостью:
И ты, кому подвластен звездный свод крутой,
250 И ты, краса и светоч неба, правящий
Двенадцатью созвездьями, вращающий
Проворным колесом века неспешные,
И ты, ночная странница, идущая
Всегда навстречу брату, ты, властитель бурь,
Кто мчит в лазурной колеснице по морю,
И ты, лишенных света царь обителей,
Услышьте! Пусть убийца Лая изгнанный
Ни лавров, ни надежного убежища,
Ни края не найдет гостеприимного,
260 Пусть брак ему и дети лишь позор дадут,
Пусть он своей рукой убьет родителя, —
Пусть все свершит (что можно пожелать страшней?),
Чего избег я. Места нет прощению!
Клянусь тем царством, где, пришелец, правлю я,
И тем, что я покинул, и домашними
Богами, и отцом-Нептуном, плещущим
В наш берег с двух сторон волнами мелкими;
Ты мне свидетель, боже, отверзающий
Уста пророчицы киррейской вещие:
270 Пусть так родитель безмятежно старится
И на престоле встретит свой последний день,
И будет у Меропы муж один — Полиб,
Как милосердье не спасет виновного.
Но где произошло убийство, вспомните:
Был бой открытый иль засада гнусная?
КРЕОНТ
К священным рощам у ключа Кастальского
Он шел дорогой меж густых терновников,
Где три пути среди полей расходятся:
Один через Фокиду, Вакху милую,
280 Идет, где ввысь от пашен поднимается
Парнас двуглавый склонами пологими;
Другой приводит к двум морям в Сизифов край,
К оленским нивам; третий, что, извилистой
Долиною бродячих достигая вод,
С рекой пересекается элейскою.
Врасплох напали здесь на мирно шедшего
Разбойники, свершив злодейство тайное.
Появляется ТИРЕСИЙ, ведомый МАНТО.
Но вот как раз, ответом Феба призванный,
Тиресий к нам спешит стопой нетвердою,
290 И с ним Манто, ведущая незрячего.
ЭДИП
Тиресию.
О, первый после Феба, небом избранный,
Кого карать, скажи нам, истолкуй ответ.
ТИРЕСИЙ
Речь медлит на устах, отсрочки требуя,
И ты не должен удивляться этому:
Часть правды скрыта для слепца немалая.
Но зову Феба, зову Фив я следую:
Судьбу отыщем. Будь, как прежде, юною
И жаркой кровь, я бога в сердце принял бы.
Пусть к алтарю пригонят белоснежного
300 Тельца, ярма на шее не терпевшего.
Ты, дочь, отца опора, дня лишенного,
Жертв перечисли мне приметы вещие.
МАНТО
Пред алтарем предстала жертва тучная.
ТИРЕСИЙ
Теперь всевышних призови торжественно
И алтари осыпь восточным ладаном.
МАНТО
В огне священном ладан в честь богам горит.
ТИРЕСИЙ
Что ж пламя — щедрое объемлет пиршество?
МАНТО
Вдруг полыхнуло ярко — и упало вдруг.
ТИРЕСИЙ
Стоял ли прямо светлый и блистающий
310 Огонь, взметнув до звезд пыланье чистое,
По ветру разметавши пряди дымные,
Или по краю полз, пути не ведая,
Клонясь к земле клубами дыма мутными?
МАНТО
Нет, многовиден был огонь изменчивый.
Как сплетена Ирида дожденосная
Из многих красок, темных туч предвестница,
Дугой полнеба пестрой охватившая,
Так и огонь: какого цвета не было,
Какой в нем был, не скажешь. В желтом синее
320 И красное мелькало, сверху тьма вилась.
Но вот в раздоре разошелся надвое
Огонь; враждебно пепел разделяется
Единой жертвы; страшно мне смотреть, отец.
Вакх, на алтарь возлитый, превратился в кровь,
Вокруг чела царева заклубился дым,
Всего плотней перед лицом сбирается
И мутный свет тяжелым застит облаком.
Скажи, что это значит!
ТИРЕСИЙ
Что же я могу
Сказать, когда в смятенье потрясенный ум?
330 Что молвить? Зло хоть велико, но спрятано;
Всегда в приметах ясных бог являет гнев, —
Так что ж теперь хотят открыть всевышние
И не хотят, и прячут гнев губительный?
Они стыдятся, а чего — не ведаю.
Скорей осыпь тельцов мукой соленою.
Они спокойно ль смотрят на простертые
К ним для обряда руки?
МАНТО
Поднял голову
Телец; глядит он на восток, пугается
Рассвета и от солнца отвращает взгляд.
ТИРЕСИЙ
340 От одного ль удара наземь падают?
МАНТО
Телица, бросившись на нож приставленный,
От первой пала раны; но шатался бык,
Не тотчас после двух ударов рухнувший
И лишь с трудом упорный испустивший дух.
ТИРЕСИЙ
Кровь быстро ль из разреза льется узкого
Иль раны полнит медленно глубокие?
МАНТО
У этой, только грудь пронзили, хлынула
Струя из раны, у того лишь скудною
Росою окропила нож; с пути свернув,
350 Из глаз и рта струится кровь обильная.
ТИРЕСИЙ
Сулят нам ужас жертв зловещих знаменья.
Но что, скажи, во внутренностях видишь ты?
МАНТО
Что это? Не обычным легким трепетом
Они трепещут, — руки сотрясает мне
Утроба, брызжет кровь из жил все новая,
Глубоко сердце спрятано истлевшее,
Все жилы бледны, внутренностей многих нет,
Гнилая печень черной желчью пенится.
Примета для единовластья грозная:
360 Две головы лежат буграми равными;
Лишь тонкая отрезанные головы
Покрыла пленка, не скрывая тайного.
Враждебный бок так мощно поднимается,
Семь жил напрягши; пересек их наискось
Порог и вспять мешает возвратиться им.
Нарушен весь порядок, не на месте все,
Все сдвинуто назад: не справа легкое,
Вмещающее дух, лежит кровавое,
Не слева сердце, мягкими одеждами
370 Не облекает внутренностей тучный жир.
Извращена природа, все нарушены
Законы. В чем причина, допытаемся.
Что это? О нечестье! Вот зачатый плод
Лежит не так, как должно, у не ведавшей
Быка телицы; стонет он и движется,
Трепещут члены слабые от судорог;
Белесой кровью внутренности черные
Осквернены. Но вот тела безглавые
Встают, шагают, целятся в прислужников
380 Рогами; внутренности из-под рук бегут.
Звук, поразивший слух твой, — не мычание
Быков, не голос дальний стад испуганных:
Взревел огонь на алтарях трепещущих.
ЭДИП
Что нам несут ужасной жертвы знаменья,
Открой: бесстрашным слухом я слова приму.
Нас крайность бедствий делает спокойными.
ТИРЕСИЙ
Об этих бедах скоро вспомнишь с завистью.
ЭДИП
Скажи о том лишь, что велит нам бог узнать:
Чьи руки кровью царскою запятнаны?
ТИРЕСИЙ
390 Ни тем, что высь на легких бороздят крылах,
Ни внутренностям, вырванным из жертв живых,
Не обнаружить имя. Путь избрав другой,
Царя из края вечной ночи вызовем:
Пусть он убийцу, из Эреба выпущен,
Сам назовет. Молить неумолимого
Должны мы Дита, Стикса обитателей
Извлечь на свет. Кому поручишь таинство?
Ибо тебе, верховному властителю,
Грешно увидеть тени.
ЭДИП
Ты ступай, Креонт,
400 Второй, к кому все взоры обращаются.
ТИРЕСИЙ
Пока затворы Стикса отпираем мы,
Хвалу воспойте Вакху всенародную.
ТИРЕСИЙ, КРЕОНТ и МАНТО уходят.
ХОР
Трепетным все увенчайте плющом разметенные кудри,
Тирсом вооружив нисейским нежные руки.
Вакх, низойди, светлый бог, неба краса,
К нам, что в Фивах твоих мольбы
Воссылают к тебе,
Простирая ладони ввысь.
Кротко к нам обратись ликом девическим,
410 Взглядом звездных очей злой разгони туман.
Алчность рока смири скорей
411а И Эреба угрозы.
Подобает тебе вплетать цветы вешние в кудри,
Стягивать их волну митрой тирийской
Или ягодоносным
Гибким побегом плюща венчаться,
Вольно по плечам распуская пряди
Или в узел их собирая снова.
Мачехи когда опасаясь гневной,
Рос ты, Вакх, приняв подмененный образ,
420 Золотом волос подражая деве,
Платье подвязав пояском шафранным,
Женственные ты полюбил уборы,
Вольные плащей долгополых складки.
В золоченой ты колеснице ехал,
Длинной львов накрыв упряжных одеждой;
Видел это весь край земли восточный,
Кто из Ганга пьет, кто ломает прочный
Лед на Араксе.
Едет вслед за тобой Силен на осленке невзрачном.
430 Череп раздутый обвит плетеницей из лоз виноградных;
Шествием таинств обряд открывают беспутные мисты.
За тобой летит отряд бассарид,
В эдонской они пляске бьют стопой
В крутой ли Пангей, во фракийский ли Пинд.
Средь кадмейских ли жен менада одна
Нечестивая вслед пошла за тобой,
Огигийский Иакх, небридой твоей
438 Священной себе опоясавши стан,
441 И легкий тирс потрясая в руке,
И власы для тебя распустив по плечам
440 И безумной груди.
Лишь когда уже был растерзан Пенфей
И язвящий пыл покинул фиад,
Свой незнаемый грех узрели они.
Матери Вакха сестра владеет блистающим морем,
Кадма дочерь Ино с Нереидами в пляске кружится,
Властен и отрок-пришлец над волнами великого моря,
Вакха брат Палемон — божество не из самых ничтожных.
Когда шайкой похищен тирренской ты,
450 Отрок, был, вмиг Нерей успокоил зыбь,
В луг тотчас превратил голубой простор.
Вешней в нем зеленеет листвой платан
И любезная Фебу лавров сень.
Стаи болтливых птиц шумят в ветвях;
Вкруг весла проворный обвился плющ,
Реи вяжет лоза виноградная.
На носу зарычал идейский лев,
На корме улегся индийский тигр.
Вплавь пираты спасаются в ужасе,
460 Чтобы в новом обличье вынырнуть:
Все, что ниже локтей, отпадает у них,
С животом воедино срастается грудь,
Короткие руки висят с боков,
Под волну плывет кривая спина,
Пучину сечет луновидный хвост, —
Гнутые мчатся вослед парусам уходящим дельфины.
Вез тебя, Вакх, лидийский Пактол драгоценной волною,
Что золотые несет мимо берега знойного струи.
Гетские стрелы с плеча, тетиву с побежденного лука
470 Снял массагет, добавляющий кровь в молочные чаши;
Царство узнало тебя, секиродержца Ликурга,
Край тебя узнал, где живут залаки,
И народы, что под свист Борея
Пашни меняют,
Также племена вблизи студеных
475а Вод Меотиды,
На кого глядит с вершины неба
Эриманфских звезд двойная повозка.
Покорил ты, бог, кочевых гелонов,
У суровых дев отобрал оружье,
480 Фермодонтские вниз лицом дружины
Пали, пред тобой простираясь, —
Каждая тотчас, отложивши стрелы,
Стала менадой.
Обагрен был Киферон священный
Офионовым убийством,
Претиады в лес устремились, Аргос
Вакха начал чтить на глазах Юноны.
Наксос, что лежит среди вод Эгейских,
Брошенную отдал царевну
490 В жены тебе, возместив утрату
Лучшим супругом.
Пемза сухая
Излила напиток Никтелия;
По траве ручьи потекли с журчаньем,
Сладостным земля напиталась соком —
Белоснежного молока струею
И лесбосским в смеси с душистым тмином.
Новобрачную провожают в небе:
Феб распевает гимны,
По плечам распустивши кудри,
500 Потрясают факелом брачным
Два Купидона.
Огненный дрот отложил Юпитер,
Ненавистный ему, когда Вакх подходит.
Будут доколе нестись светила по древнему небу,
И Океан обегать в кольцо заключенные земли,
И Луна обретать утраченный свет в полнолунье,
И поутру предвещать восходы будет Денница,
Будет доколе чужда Медведица сини Нерея, —
Чтить сияющий лик мы Лиея прекрасного будем.
Возвращается КРЕОНТ.
ЭДИП
Твой скорбный взор все говорит заранее.
510 Чья жизнь вернет нам милость небожителей?
КРЕОНТ
Ты говорить велишь мне, страх велит молчать.
ЭДИП
Когда ты к Фивам безучастен гибнущим,
О близких вспомни, чей престол шатается.
КРЕОНТ
То, что узнать ты хочешь, не захочешь знать.
ЭДИП
Неведенье — от бед лекарство слабое.
Ты скроешь средство к общему спасению?
КРЕОНТ
Лечится грех лекарствами постыдными.
ЭДИП
Скажи, что слышал, или, силой сломленный,
Узнаешь сам, что может гнев властителей.
КРЕОНТ
520 Велят сказать — а сказанное гнусно им.
ЭДИП
За всех ничтожной жизнью ты поплатишься,
Если обряда тайну не откроешь вслух.
КРЕОНТ
Дозволь молчать. Когда о меньшей вольности
Царей просили?
ЭДИП
Часто всех речей вредней
Немая вольность царствам и царям была.
КРЕОНТ
Где и молчать нельзя, что там позволено?
ЭДИП
Ослушник, кто молчит, хоть молвить велено.
КРЕОНТ
Что вынудил сказать, то кротко выслушай.
ЭДИП
Карают ли за слово подневольное?
КРЕОНТ
530 Под городом есть роща черных падубов,
Долина рядом, Диркой орошенная.
Там, голову подняв вечнозеленую
Над рощей, кипарис вокруг собрал ее;
Раскинул дуб прогнившие от времени
Кривые сучья; он расколот надвое
От старости, и половина рухнула
С разорванных корней, но удержалася,
О ствол чужой опершись. Липы, лавры там,
И мирт пафосский, и ольха, плывущая
540 В морях на веслах, Феба гладкоствольная
Сосна встречает и с Зефиром борется,
Там посредине дерево огромное
Всю рощу осеняет тенью тяжкою,
Ветвями заслонив деревья меньшие.
Под ним стоит, не зная света Фебова,
Унылая вода, всегда холодная;
Ключ окружен ленивый топью илистой.
Гадатель дряхлый, только лишь пришел туда,
Не медлил ни мгновенья. Место мрак дало.
550 Разрыли землю, сверху жар насыпали,
Похищенный с костров. Жрец в погребальные
Одежды облачился, ветвью стал трясти.
До пят закрыла ноги палла грязная,
В одежде скорби старец скорбно шествует,
Седины тис венчает, приносящий смерть.
Вспять овцы чернорунные отводятся
И темные телицы. Насыщается
Живою плотью пламя погребальное.
Зовет он манов, и царя над манами,
560 И вход к летейским водам стерегущего,
Устами повторяет исступленными
Заклятия, которыми смиряет он
Иль принуждает тени. Льет он кровь в огонь,
Жжет жертвы целиком, кровавой влагою
Пещеры наполняет, белоснежное
Льет молоко, и Вакху возлияния
Творит рукою левой, и, потупившись,
Глухим и грозным кличет маны голосом,
Гекаты псы залаяли, печальный гул
570 В долинах трижды прозвучал, и дрогнула,
Сотрясшись, почва. Молвит жрец: «Услышан я,
Слова не тщетны, хаос разверзается,
Народам Дита к свету открывая путь».
Насторожив листы, деревья съежились,
И треснули дубы, и роща в ужасе
Вся задрожала, и земля отпрянула
С глубоким стоном: то ли Ахеронт стерпеть
Не мог того, что бездна потревожена,
То ли Земля, дорогу погребенным дав,
580 Вскричала, связей всех разрывы чувствуя,
То ль цепью Цербер загремел тяжелою.
Вдруг почва расступилась, зазиял провал
Огромный. Сам озера неподвижные,
И подлинную ночь, и бледных видел я
Богов средь манов. В жилах кровь холодная
Застыла. Вырвалась толпа свирепая,
Стоит с оружьем племя все драконово,
588 Зубов диркейских всходы, грозных братьев рать.
590 Тут завопили Ужас и эриния
И все, что прячет и рождает вечная
Ночь: вот Печаль, терзающая волосы,
Недуг, больную голову роняющий,
Страх, Старость, тягостная для самой себя,
589 Чума — напасть народа огигийского.
595 Мы чувств лишились. Даже дева, знавшая
Искусство старца, обмерла. Лишь он один,
Силен увечьем, созывал бескровные
Народы Дита. Как туманы легкие,
Они летали, воздух неба вольного
600 Впивая. Столько листьев нет на Эриксе,
Цветов на Гибле столько нет в разгар весны,
Когда пчелиный рой в клубок сплетается,
Не столько бьется в берег Ионийский волн,
Не столько птиц, секущих небо крыльями,
Меняет, убегая от угроз зимы,
На нильское тепло снега стримонские,
Сколько теней привлек призыв гадателя.
Спешат трепещущие души спрятаться
Во мраке рощи. Вынырнули первыми
610 Зет, за рога быку пригнувший голову,
И Амфион, держащий сладкогласную
Кифару, камни двигавшую звуками;
Тантала дочь средь сыновей, кичливая,
Подняв в гордыне безопасной голову,
Считает тени; мать проходит худшая,
Безумная Агава, и терзавшая
Царя толпа, и следом за вакханками —
Пенфей со взором, полным и теперь угроз.
Лишь тот, к кому взывали, показав едва
620 Лицо, скользнул стыдливо прочь и спрятался
От толп поодаль. Но мольбы стигийские
Твердит пророк настойчивей, и скрытое
Лицо открыл он — Лай. Страшусь и вымолвить:
Все члены кровью залиты запекшейся,
Покрыты грязью сбившиеся волосы.
Сказал он гневно: «Кадма род неистовый,
Пролить родную кровь всегда вы счастливы!
Вздымайте тирсы, дланью исступленною
Сынов терзайте: в Фивах материнская
630 Любовь — злодейство худшее. Не гнев богов
Тебя, отчизна, губит, но злодейство лишь.
Не тяжкий Австр вредит и не дыхание
Сухой земли, дождями не насыщенной,
Но царь, убийством мерзостным добывший жезл
И ложе несказанное родителя;
Как сын он гнусен, как отец гнусней стократ,
Отяготивший вновь утробу матери,
Туда проникший, где зачат был некогда,
Себе родивший (у зверей такого нет)
640 Сестер и братьев. Зол сплетенье страшное,
Чудовище, запутанней, чем Сфинкс его!
Тебя, кто держит жезл рукой кровавою,
Настигну я, отец неотомщенный твой,
Со мною сваха вашей свадьбы — фурия
С бичом свистящим; дом кровосмесительный
Разрушу, нечестивой истреблю войной.
Пускай скорее царь, из края изгнанный,
Куда захочет шаг направит пагубный.
Пусть лишь уйдет он, и весна цветущая
650 Вернет вам травы, чистое дыхание —
Животворящий воздух и листву — леса.
Мор, Язва, Смерть, Зараза, Мука, Горе, Боль —
Вся свита с ним уйдет, его достойная.
От наших сам захочет удалиться он
Жилищ скорее, но шаги свяжу ему
Я тяжестью, чтобы, пути не видя, он
Полз, старческой клюкой дорогу щупая.
Земли его лишите. Неба я лишу».
ЭДИП
Холодный трепет до костей объял меня.
660 Чего боялся, в том и обличен я был.
Меропа отрицает грех супружества,
Жена Полиба; руки обеляет мне
Живой Полиб: убийство и постыдный брак
Отец и мать опровергают. Где ж еще
Вине есть место? Лай оплакан Фивами
Был прежде, чем явился я в Беотию.
Кто — бог иль старец лживый — Фивам пагубен?
Поймал я кова хитрого участников:
Прикрыв коварство именем богов, пророк
670 Лжет, ибо власть моя тебе обещана.
КРЕОНТ
Ужель с престола свегнуть я хочу сестру?
Когда бы верность родственникам царственным
Мое не укрепляла место прочное,
Сама фортуна мне, всегда тревожная,
Была б страшна. Пусть боги и тебе дадут
Груз этот сбросить и не быть раздавленным.
Чем ниже место, тем и безопаснее.
ЭДИП
Меня ты убеждаешь добровольно с плеч
Груз власти сбросить?
КРЕОНТ
Я бы так советовал
680 Тому, кто волен выбрать состояние,
А ты обязан дальше несть судьбу свою.
ЭДИП
Вернейший путь для тех, кто жаждет властвовать,
Хвалить досуг, и сон, и участь скромную.
Покой — личина беспокойных частая.
КРЕОНТ
Не защищен я верностью испытанной?
ЭДИП
Коварным верность к козням облегчает путь.
КРЕОНТ
Избавленный от тягот власти, царскими
Я обладаю благами: силен мой лар
Стеченьем многих граждан; не бывает дня,
690 Чтобы к престолу близость не осыпала
Мой дом дарами; роскошь, яства щедрые,
Для многих мною милости добытые —
Чего мне не хватает при такой судьбе?
ЭДИП
Чего ты не имеешь. В счастье меры нет.
КРЕОНТ
Я осужден, хоть дело не разобрано?
ЭДИП
А разве в жизни вы разобрались моей?
Тиресий разве наше дело выслушал?
Но осужден я. Вы пример мне подали.
КРЕОНТ
А если я невинен?
ЭДИП
Даже мнимый страх
700 Считает царь бесспорным.
КРЕОНТ
Страхов истинных
Заслужит этим.
ЭДИП
Отпусти виновного —
Врагом он станет. Все, что подозрительно,
Да сгинет.
КРЕОНТ
Так врагов находят.
ЭДИП
Царствовать
Тот не умеет, кто врагов пугается.
Страх — страж царей.
КРЕОНТ
Боится сам боящихся
Злой деспот. Страх по кругу возвращается.
ЭДИП
Стеречь в пещере каменной преступного!
Я во дворец к себе вернусь тем временем.
Уходит.
КРЕОНТА уводят.
ХОР
Не ты этих бед причина:
710 Лабдакидов судьба разит
Не отсюда — издревле гнев
Богов их гонит. Роща Кастальская
Дала приют пришельцу сидонскому.
И выходцев тирских омыла Дирка,
Когда, устав добычу Юпитера
Искать по свету, встал Агеноров сын
Под нашим дубом и похитителя
Сам смиренной почтил мольбой.
По приказу Феба
720 За бродячей он вслед пошел телицей,
Чью не сгибали
Шею плуг кривой иль ярем повозки;
Странствовать кончив, народу имя
По знаменованной дал телице он, —
С той поры земля, что ни час, рождала
Новых чудовищ:
То змей, из дола темного выползший,
Шипит, превыше крон вековых дубов,
Превыше старых сосен
И святых дерев Хаонийской рощи
Поднявши темную голову,
730 Но большей частью тела влачась в траве;
Или почва сама, чревата нечестьем,
Здесь рождает оружье: витого рога
Звук раздается, зычным напевом
Гнутой меди труба отвечает;
Тогда лишь уста, язык и голос,
Самим незнакомый, они испытали
В кличе враждебном.
Два братских стоят отряда в полях,
Грозные всходы семян достойны,
740 Одним лишь днем измерен их век,
Родились они, чуть денница взошла,
И все падут до вечерней звезды.
Чудеса страны пришельцу страшны,
Пугает война новорожденных орд,
Но погибли все на его глазах
Сыновья земли и вновь низошли
В то лоно, что их родило лишь на миг.
Да минует нас грех гражданских распрь!
Да не знает земля Геркулесовых Фив
750 Между братьями битв!
А участь твоя, о Кадма внук,
Кто, оленем став, увидал на челе
Небывалый груз ветвистых рогов
И сворой своей затравлен был?
Без дорог, стремглав по лесам, по горам
Бег проворных копыт Актеон стремит,
Избирая глушь утесов и чащ;
Перья страшны ему, что колеблет Зефир,
И тенета, что он расставил сам.
760 Наконец увидал он в глади воды
И рога надо лбом, и звериный лик —
Там, где девственный свой омывала стан
Богиня, чей стыд пощады не знал.
ЭДИП
Все тот же в сердце страх и мысль тревожная.
Твердят все боги, горние и дольние,
Что мною Лай убит, — но дух противится,
Себя же лучше, чем все боги, знает он.
Уходит память вспять по следу стертому:
Свалил однажды я дубиной встречного,
770 Отправил к Диту старика, теснившего
Меня с пути повозкой, — далеко от Фив,
В Фокиде, там, где три пути расходятся.
Входит ИОКАСТА.
Жена, прошу, рассей мои сомнения;
В какую пору жизни Лай погиб, скажи:
В расцвете ль первых свежих сил иль в дряхлости?
ИОКАСТА
Он был ни юн, ни стар, но ближе к старости.
ЭДИП
Был окружен ли царь толпою спутников?
ИОКАСТА
Нет, многих увела дорога ложная,
При Лае верный труд оставил считаных.
ЭДИП
780 Удел царя хоть кто-то разделил из слуг?
ИОКАСТА
Лишь одного сгубила храбрость верного.
ЭДИП
Виновный найден! Место и число сошлись.
Скажи лишь время.
ИОКАСТА
Десять уж собрали жатв.
Уходит.
Входит СТАРИК — посланный из Коринфа.
СТАРИК
Эдипу.
Тебя народ коринфский на престол отца
Зовет. Полиб ушел к покою вечному.
ЭДИП
Со всех сторон фортуна бьет жестокая.
Какой судьбой погублен был отец, скажи.
СТАРИК
Сон отрешил от тела душу дряхлую.
ЭДИП
Никем не умерщвленный, умер мой отец.
790 Благочестиво к небу руки чистые
Поднять я вправе: больше не страшна им кровь.
Но худшая грозит мне часть судьбы моей.
СТАРИК
В отцовском царстве всякий страх рассеется.
ЭДИП
Вернусь туда — но опасаюсь матери.
СТАРИК
Боишься той ли, кто в тревоге трепетной
Ждет сына?
ЭДИП
Гонит прочь любовь сыновняя.
СТАРИК
Вдоветь ей дашь?
ЭДИП
Страшнейший страх затронул ты.
СТАРИК
Какой боязнью скрытой стеснена душа,
Скажи. Царям молчаньем я привык служить.
ЭДИП
800 По слову Дельф боюсь я брака с матерью.
СТАРИК
Оставь постыдный страх, боязнь напрасную:
Тебе ведь не была Меропа матерью.
ЭДИП
В подложном сыне ей какая выгода?
СТАРИК
Царям дает сын гордую уверенность.
ЭДИП
Как царской спальни тайны ты узнал, старик?
СТАРИК
Тебя Меропе эти руки отдали.
ЭДИП
Ты отдал ей младенца? Где ж ты взял меня?
СТАРИК
Пастух тебя на Кифероне отдал мне.
ЭДИП
Тебя какой же случай в этот лес привел?
СТАРИК
810 За стадом вслед рогатым я пришел туда.
ЭДИП
Так назови приметы тела верные.
СТАРИК
Железом были пронзены стопы твои;
Изъян ступней распухших имя дал тебе.
ЭДИП
Спрошу еще: кто тело в дар вручил тебе
Мое?
СТАРИК
В горах он снежных стадо царское
Пас и над кучкой пастухов начальствовал.
ЭДИП
Как звался он?
СТАРИК
У стариков в бездействии
Слабеет первой память утомленная.
ЭДИП
Узнал бы ты по виду, по лицу его?
СТАРИК
820 Быть может; часто и примета малая
В нас будит память, сроком погребенную.
ЭДИП
Пусть со стадами, что для жертв собрали мы,
Придут и пастухи; над ними старшего
Скорей ко мне ведите, слуги царские.
СЛУГИ уходят.
СТАРИК
Тому, что долго иль судьбой, иль разумом
Сокрыто было, дай остаться тайною:
Открывшему во зло бывает истина.
ЭДИП
Каких мне зол бояться горше нынешних?
СТАРИК
Коль труд искать велик, найдешь великое.
830 Престола благо здесь, там — благо общее.
Они равны. Касаться ни к чему не смей:
Пускай сама собой судьба откроется.
ЭДИП
Нельзя тревожить только счастье прочное;
Не страшно тронуть то, что близко к гибели.
СТАРИК
Ты хочешь род найти знатнее царского?
Смотри, чтобы, найдя отца, не каяться.
ЭДИП
Найду, чья кровь во мне, пусть и постыдная;
Решенье твердо.
Входит ФОРБАНТ.
Вот он, дряхлый тот старик,
Под чьим началом стадо было царское,
840 Форбант. Лицо иль имя это помнишь ты?
СТАРИК
Его черты как будто брезжут в памяти:
Они и незнакомы, и знакомы мне.
Форбанту.
Не ты ли, когда Лай царил над Фивами,
На Кифероне пас стада отборные?
ФОРБАНТ
Да, Киферон, где плодоносны пастбища,
Все новый летом нашим корм дает стадам.
СТАРИК
Меня ты знаешь?
ФОРБАНТ
Память сомневается…
ЭДИП
Ему когда-то передал ты мальчика?
Что ж ты бледнеешь? Ищешь слов? Колеблешься?
850 Ответь! Враждебна истине медлительность.
ФОРБАНТ
Ты тронул то, что скрыто долгим временем.
ЭДИП
Скажи, покуда правды боль не вырвала.
ФОРБАНТ
Ему я дал младенца — бесполезный дар:
Не мог он жить, небесный видеть свет не мог.
СТАРИК
Бог, отврати примету! Выжил он и жив.
ЭДИП
Но почему не мог он жить, ты думаешь?
ФОРБАНТ
Продето сквозь ступни, железо тонкое
Сковало ноги, опухолью вздутые,
И рана жгла заразой тело детское.
ЭДИП
самому себе.
860 Чего еще ты ищешь? Рок приблизился!
Форбанту.
Чей сын то был?
ФОРБАНТ
Мне клятва не дает сказать.
ЭДИП
Огня сюда! В огне забудешь клятвы ты.
ФОРБАНТ
Таким путем кровавым ищешь правды ты?
Помилуй!
ЭДИП
Пусть кажусь тебе безудержно
Жестоким, но в твоих руках спасение:
Скажи мне правду. Кто он? Кто отец его?
Кто мать?
ФОРБАНТ
Женою он рожден на свет твоей.
ЭДИП
Земля, разверзнись! Ты, над тьмой владычащий
Теней правитель, во глубины Тартара
870 Умчи весь род, превратно устремленный вспять!
Мечите камни в голову преступную,
Мечите копья, граждане! Отец и сын
И брат пускай разят меня, пусть матери
Возьмут мечи, пусть мечет головни с костров
Больной народ. Бесчестье века, я средь вас,
Священных прав губитель, всем всевышним враг,
Кто, воздух незнакомый в первый день вдохнув,
Достоин смерти был. Что преступленьями
Ты заслужил, то сделать и решись скорей.
880 Иди, ступай, не медли во дворец войти,
Поздравь жену, что род детьми умножила,
Уходит.
ХОР
Если б мог я судьбу мою
Сам устроить по выбору,
Я попутный умерил бы
Ветер, чтоб его напор
Не срывал дрожащих рей.
Пусть, не уклоняясь вбок,
Ветер плавно и легко
Гонит бесстрашную ладью.
890 Так и жизнь безопасно меня
Средним пусть ведет путем.
Кносского боясь царя,
Отрок правит к звездам путь,
Полагаясь на свое
Новое уменье, птиц
Он стремится превзойти
Взмахами подложных крыл —
Чтоб у моря имя отнять.
А искусный старик меж тем
900 Равновесие Дедал
У срединных находит туч;
Своего он ждет птенца
(Если ястреб налетит,
Выводок распуганный свой
Собирают птицы так)
Той порой, как он в волнах
Бьет руками в путах крыл —
Дерзкого орудий пути.
Все, что меру превзошло,
910 На сыпучем стоит песке.
Появляется ВЕСТНИК.
Что там? Слышу стук дверей.
Царский выходит к нам слуга,
Скорбно качая головой.
Что принес ты нам, скажи.
ВЕСТНИК
Когда, узнав свой род, Эдип уверился,
Что в преступленьях, предреченных судьбами,
Повинен он, и сам же осудил себя,
Поспешно в ненавистный он ушел дворец.
Так лев ярится на равнинах Ливии
920 И грозно рыжей потрясает гривою.
Лицо ужасно, взор мутит безумие,
То стон, то ропот слышен; по спине течет
Холодный пот; угрозами бушует он,
Боль глубока, но через край уж хлынула.
Себе он сам готовит участь некую,
Своей судьбе под стать. «Что медлишь с карою? —
Он молвит. — Сердце пусть пронзят преступное,
Жизнь оборвут огнем или каменьями!
Где тигр, где птица хищная, которая
930 Мою утробу выест? Киферон, ты знал
Злодейств немало — так пошли зверей своих
Из дебрей либо свору разъяренных псов;
Верни Агаву! Смерти не страшись, мой дух:
Лишь смерть у рока вырвет нас безгрешными».
Тут, рукоять схватив рукой нечистою,
Он меч извлек. «Что ж, карой столь короткою
За столько зол заплатишь и сквитаешься
Одним ударом? Смерть — твой долг родителю;
А матери, а детям, что в недобрый час
940 Родились, что ты дашь? А жалкой родине,
Твою вину так тяжко искупающей?
Тебе не расплатиться! Пусть изменится
Природа, все законы извратившая
Свои на мне, измыслив род неслыханный:
Пусть много даст мне жизней, чтобы многими
Карать смертями, и рождаться вновь и вновь
Для новых казней. Ум свой призови, Эдип!
То, что лишь раз бывает, может долгим быть.
Продли же смерть! Блуждай такой дорогою,
950 Где мог бы ты равно живым и умершим
Остаться чужд. Не до конца убей себя,
Не так, как Лая! Что же, дух мой, медлишь ты?»
Тут слезы полились дождем внезапные.
«Ужель довольно плача? Влагу легкую
Вы льете, очи? Вытечь за слезами вслед
Должны вы. Хватит с вас, о боги брачные?
Прочь из глазниц!» Так в яром гневе молвит он,
Зловещим запылали щеки пламенем,
Уже глаза в глазницах еле держатся.
960 Во взорах ярость, гнев, решимость дерзкая,
Как у безумца. Вот со стоном бешеным
К лицу поднес он руки. А глаза меж тем
Недвижно и упорно смотрят на руки,
Стремясь навстречу ране. Искривленными
Перстами в очи жадно он впивается —
И вот, с корней своих глубоких сорваны,
Два шара вниз скатились. Но не отнял рук
И раздирал ногтями все упорнее
Пустых глазниц он впадины глубокие,
970 Все меры перешедши в тщетной ярости.
Покончивши со светом храбро, голову
Он поднял и глазницы к небесам воздел,
Тьму пробуя впервые. После выдернул
Все, что из глаз свисало, и победно он
Воззвал к богам: «Пощаду дайте родине,
Понес я кару, сделал все, что должно: ночь
Обрел я, ложа моего достойную».
Дождь гнусный залил щеки: изобильную
Оборванные жилы изрыгали кровь.
ХОР
980 Нас ведет судьба — не противьтесь судьбе!
Суета забот не изменит вовек
Непреложный закон ее веретен.
Все, что терпим мы, смертный род, на земле,
Все, что делаем мы, свыше послано нам.
И Лахеза блюдет предрешенный ход
Пряжи, и никому эту нить не развить.
Первый день нам дает и последний наш день.
Не в силах бог ни один изменить
990 Роковой череды, сцепленья причин.
Для любого решен свой порядок; его
Не изменит мольба. Пред судьбою страх
Многим пагубен был: убегая судьбы,
К своей судьбе приходили они.
Чу, стукнула дверь. Вот выходит он,
Не видя дня, не ведомый никем,
Трудным шагом бредет.
Входит ЭДИП.
ЭДИП
Все кончено ко благу; отдан долг отцу.
Как тьма отрадна! Кто из небожителей,
1000 Смягчившись, мраком мне окутал голову?
Кем я прощен? Бежал я дня-свидетеля,
Но не своей руке обязан: свет меня
Бежит. Вот лик, Эдипу подобающий.
Входит ИОКАСТА.
ХОР
Смотри, как Иокаста исступленная
В беспамятстве летит, как мать кадмейская,
Когда с сыновней головой оторванной
Опомнилась. Заговорить с поверженным
И хочет, и боится. Гонят беды стыд,
Но слово медлит.
ИОКАСТА
Сыном ли назвать тебя?
Колеблешься? Ты сын мой! Стыдно сыном быть?
1010 Молчать не надо! Что глазницы полые
Ты отвращаешь?
ЭДИП
Кто мне вновь дает глаза
И отнимает тьму? То голос матери!
Все, что свершил я, тщетно. С ней встречаться вновь
Нечестье. Пусть нас разделит, преступников,
Пучина, пусть под нашим обращенный вниз
К другим светилам, к солнцу бездорожному
Безвестный мир укроет одного из нас.
ИОКАСТА
В чьих винах рок виновен, неповинен тот.
ЭДИП
1020 Мать, слов не надо, слух мой пощади, молю,
Ради того, что от меня осталося,
Ради в недобрый час рожденных отпрысков,
Ради грехов безгрешных дома нашего.
ИОКАСТА
Что цепенеешь ты, душа? Участница
Всех зол, не хочешь кары? Человеческих
Законов честь сгубив кровосмешением,
Умри, мечом исторгни нечестивый дух.
Пусть хоть отец богов, весь мир колеблющий,
Меня сразит стрелой во гневе огненной, —
1030 Все ж кара не сравнится с преступленьями,
Чудовищная мать! На смерть решилась я
И смерть найду. Мать тою же срази рукой,
Что и отца, и дело заверши свое.
Похищу меч — от этого погиб меча
Мой муж… Зачем берешь ты имя ложное?
Мой свекор. В грудь ли острие вонзить себе
Иль глубже в горло погрузить? Не ведаешь,
Какую выбрать рану? В чрево бей, рука,
Где выношены дети и средь них — мой муж.
Убивает себя.
ХОР
1040 Она мертва. На ране умерла рука,
Клинок из чрева током крови вытолкнут.
ЭДИП
К тебе, защитник правды, вещий бог, к тебе
Взываю. Рок в моем отцеубийстве лишь
Виновен; сделал больше, чем боялся, я
И мать сгубил своими злодеяньями.
Бесчестный рок, о лживый Феб, превысил я.
Стопой нетвердой по тропам невидимым
Бреди, неверный путь шагами щупая,
Рукой дрожащей раздвигая мрак слепой.
1050 Прочь! Шаткой поспеши в изгнанье поступью.
Нет, стой! О тело матери споткнешься ты.
Ободритесь, болезнью отягченные,
Усталые и жизнь едва влачащие:
Я прочь иду — и воздух за спиной моей
Добрее станет. Чья душа чуть держится,
Кто не встает, пусть ток его живительный
Вдохнет. Подайте помощь умирающим:
Земли порок смертельный уношу с собой.
Жестокий рок, недуга трепет гибельный,
1060 Чума, бессилье, злые боли — все со мной
Ступайте. Вы поводыри мне лучшие.
ПРИМЕЧАНИЯ
ЭДИП.
Ст. 16—17. …как лавры мне дельфийские вещали… — В Дельфах Эдип получил предсказание, что убьет отца и женится на матери. Лавр — священное дерево Аполлона, особо почитаемое в Дельфах, где пророчица (пифия) венчалась лавровым венком и жевала лист лавра, очищаясь для прорицания.
Ст. 30. …племя… кадмейское… — по Кадму, основателю Фив.
Ст. 39—40. …Пса пыланъе умножает… Титан… — В июле Солнце входит в зодиакальное созвездие Льва и на горизонте появляется созвездие Пса. (Это самое жаркое время года называлось «каникулы» от латин. canis — «пес».)
Ст. 42—43. Дирка и Исмен — источники близ Фив.
Ст. 113. Смерть твоих бойцов истребляет, Либер… — то есть мор истребляет фиванцев, земляков Вакха (Либера), сына Семелы и внука Кадма, бывших якобы его спутниками в походе на Индию.
Ст. 130. …семь ворот… — Беотийские Фивы иногда называют Семивратными в отличие от Стовратных Фив (египетских).
Ст. 160. Толпа сестер… — То есть фурий, богинь мщения. Традиционно считалось, что их было три, но порой фигурирует одна, а порой множество.
Ст. 163. …воды Стикса слились с сидонской струёй — то есть с финикийской (поэтически — сидонской) рекой Исменой, на которой некогда финикиец Кадм основал Фивы.
Ст. 179. …вой Амфионовых псов — то есть фиванских собак. Амфион — фиванский царь, преемник Кадма. [Сильное упрощение. Амфион правил изрядно позже, чем Кадм. — HF.]
Ст. 229. …Кастальская… струя. — Кастальский источник находился на склоне горы Парнас неподалеку от Дельф.
Ст. 267. …наш берег… — то есть Истм, где расположен Коринф, который Эдип считает своей родиной.
Ст. 269. Уста пророчицы киррейской… — то есть Дельфийской пифии (по Кирре — гавани Дельф).
Ст. 279. Фокида — область в средней Греции.
Ст. 282. …к двум морям в Сизифов край… — то есть в Коринф. Сизиф основал на Истме город, называемый сначала Коркирой, затем Ефирой и, наконец, Коринфом.
Ст. 283. …к оленским нивам… — Олен — древний город в Этолии, в северной Греции.
Ст. 307—328. Что ж пламя… — Описывается два вида гаданий — по огню и по дыму. Взвившийся огонь с тьмой наверху означает возвышение и гибель Эдипа; два спорящих языка пламени — вражду его сыновей Этеокла и Полиника; тьма около лица Эдипа предвещает его слепоту.
Ст. 315. Ирида — Радуга, вестница Юноны.
Ст. 340. От одного ль удара наземь падают? — Смерть жертвенных животных предвещает самоубийство Иокасты и самоослепление Эдипа.
Ст. 360. …две головы лежат буграми равными… — снова предсказание вражды Этеокла и Полиника.
Ст. 363. Враждебный бок… — Внутренность жертвы делилась на две части: «свою» и «вражескую». Чрезмерное развитие «вражеской» было дурным знаком.
Ст. 364. …семь жил напрягши… — пророчество о семерых царях, пытавшихся вместе с Полиником завоевать Фивы.
Ст. 371. Извращена природа… — намек на кровосмесительный союз Эдипа и Иокасты.
Ст. 390. Ни тем, что высь на легких бороздят крылах… — Имеется в виду еще один, не использованный способ гадания — по полету птиц; в Риме он был едва ли не главным.
Ст. 404. …тирсом… нисейским… — то есть вакхическим (см. коммент. к «Медее», ст. 384).
Ст. 413. Митра — головная повязка, часто богато украшенная.
Ст. 418. Мачехи… опасаясь… — то есть спасаясь от Юноны, преследовавшей не только земных возлюбленных Юпитера, но и его детей. Поэтому нисейские нимфы, получив Вакха на воспитание от Юпитера, скрывали его, переодев девочкой.
Ст. 428. Аракс — река, впадающая в Каспийское море.
Ст. 429. Силен — козлоногий сын Пана, воспитатель и спутник Вакха.
Ст. 431. …беспутные мисты. — Таинства (мистерии) Вакха носили оргиастический характер и потому в Риме были запрещены.
Ст. 432. …отряд бассарид… (буквально «лисьих») — то есть вакханок, одетых в лисьи шкуры.
Ст. 433. Эдонская — то есть фракийская. Эдоны — фракийское племя.
Ст. 437. Огигия — Беотия (по царю Огигу, правившему до Кадма) [Задолго до Кадма — HF.]. Иакх — культовое имя Вакха в Элевсинских мистериях. Небрида — шкура молодого оленя, которую носили вакханки.
Ст. 442. Фиады (буквально «туевые») — вакханки, носившие венок из туи.
Ст. 444—447. Матери Вакха сестра… — Ино, сестра Семелы, вскормившая (по некоторым мифам) новорожденного Вакха, стала потом, как и ее сын Палемон, морским божеством (под именем Левкотеи).
Ст. 449. …шайкой похищен тирренской… — Похищенный тирренскими (этрусскими) пиратами Вакх превратил их в дельфинов.
Ст. 457. …идейский лев… — Ида — горная цепь в Малой Азии, где был особенно распространен культ Кибелы, часто изображавшейся верхом на льве.
Ст. 467. Пактол — лидийская река.
Ст. 469. Геты — фракийские племена, жившие по нижнему Дунаю.
Ст. 470. Массагеты — скифское племя, кочевавшее по северному берегу Каспийского моря.
Ст. 471. Ликург — фракийский царь, враждебно встретивший Вакха и за это наказанный.
Ст. 472—478. …где живут залаки — Залаки и гелоны обитали в лесистой северной Европе и занимались подсечным земледелием.
Ст. 477. Эриманфские звезды — Большая и Малая Медведицы. Эриманф — гора в Аркадии, где обитала нимфа Каллисто, вознесенная на небеса в виде созвездия Большой Медведицы.
Ст. 479. Суровые девы — амазонки, обитавшие, по преданию, на берегу северного Фермодонта.
Ст. 484. Киферон — гора на границе Аттики и Беотии.
Ст. 485. …Офионовым убийством. — Имеется в виду фиванский царь Пенфей, на которого перенесено имя спутника и помощника Кадма Офиона (в обобщенном смысле — фиванец).
Ст. 486. Претиады в лес устремились… — Дочери Прета, царя Аргоса, считали себя прекраснее Юноны и не поклонялись Вакху. За это Вакх наслал на них безумие: вообразив себя коровами, они скитались по лесам (после чего Юнона примирилась с Вакхом).
Ст. 488. Наксос — остров в Эгейском море.
Ст. 489. Брошенная царевна — Ариадна.
Ст. 492. Никтелий — одно из имен Вакха («ночной»).
Ст. 501. Два Купидона — очевидно, Эрос и Антэрос (см. коммент. к «Федре», ст. 275).
Ст. 539. Мирт пафосский — то есть Венерин. Мирт был посвящен Венере, одно из главных святилищ которой находилось на Кипре в Пафосе.
Ст. 550—568. Разрыли землю… — Жертва подземным богам была во всем противоположна жертве богам небесным. Вместо алтаря копалась яма, вместо белых животных умерщвлялись черные, жрец действовал левой рукой, был не в праздничной, а в траурной одежде, и т. д.
Ст. 553. Палла — греческий плащ.
Ст. 569. Гекаты псы — см. коммент. к «Медее», ст. 841.
Ст. 587. …племя все драконово… — см. коммент. к «Медее», ст. 169.
Ст. 588. Диркейских — здесь: фиванских. (От названия источника Дирка, находящегося возле Фив.)
Ст. 589. Народ огигийский — то есть фиванцы (см. коммент. к ст. 437).
Ст. 601. Гибла — медоносная гора на Сицилии.
Ст. 606. Стримон — река во Фракии.
Ст. 610. …Зет, за рога быку пригнувший голову — Так Зет, строитель Фив, вместе со своим братом Амфионом казнил, привязав к разъяренному быку, свою злую тетку Дирку; на этом месте забил источник Дирка. [Зет и Амфион построили внешнюю крепостную стену Фив; строительство самого города начал Кадм. — HF.]
Ст. 611. Амфион — брат Зета, обладал божественным даром игры на кифаре. Когда братья решили обнести Фивы стенами, камни сами укладывались под звуки волшебной кифары.
Ст. 613. …Тантала дочь… кичливая… — жена Амфиона Ниоба (см. коммент. к «Медее», ст. 955).
Ст. 616. Агава — дочь Кадма, отказавшаяся верить в божественное происхождение Вакха, за что была им наказана: во время вакхических неистовств убила и растерзала собственного сына Пенфея.
Ст. 710. …Лабдакидов судьба разит… — то есть фиванских царей (от имени Лабдака, внука Кадма и отца Лая).
Ст. 712—713. Роща Кастальская дала приют пришельцу сидонскому — то есть Кадму, который был послан своим отцом, финикийским царем Агенором, на поиски похищенной Юпитером сестры, Европы. Придя в Кастальскую рощу на склоне Парнаса (в Дельфах), он получил оракул от Аполлона — не искать более сестру, а основать новый город там, где остановится священная телка.
Ст. 724—725. …земля, что ни час, рождала новых чудовищ… — см. коммент. к «Медее», ст. 169.
Ст. 728. Хаонийская роща — священная дубрава, где находился додонский оракул Юпитера в Эпире (в Хаонии).
Ст. 751. Кадма внук — Актеон; охотясь, он увидал купающуюся Диану. Разгневанная богиня превратила наглеца в оленя, и он был растерзан собственными псами.
Ст. 813. …изъян ступней распухших имя дал тебе. — «Эдип» буквально означает «опухлоногий».
Ст. 892. Кносский царь — Минос. Далее речь идет об Икаре.
Ст. 985. Лахеза — одна из трех парок (у греков — мойры), богинь судьбы.
Ст. 1005. Мать кадмейская — Агава, убийца Пенфея.
