Нарцисс

Нарцисс был юношей из города Феспии в Беотии, сыном речного бога Кефис и нимфы фонтана Лириопы. Он славился своей красотой и привлекал множество поклонников, но в своем высокомерии отвергал их всех. Однако страдания двух из них навлекут на него проклятие.

Нимфа Эхо, проклятая Герой повторять только последние слова сказанного ранее, — была отвергнута мальчиком и, угасая в отчаянии не оставила после себя ничего, кроме гулкого голоса.

Другим поклонником был юноша Аминий, который обезумел, когда Нарцисс жестоко отверг его. Он убил себя перед дверью возлюбленной, призывая богиню Немезиду отомстить за него. Его молитва была услышана когда Нацисс влюбился в свое отражение в пруду. Бесконечно глядя на изображение, он медленно чахнул и был превращен нимфами в цветок нарцисса. Другие говорят, что вместо этого он был полон раскаяния и покончил с собой у воды и из крови его умирающей жизни родился цветок.

Имя Нарцисса было древнегреческим названием цветка.

Изображение справа — Нарцисс, греко-римская фреска из Помпеи 1 век до н.э., Национальный археологический музей Неаполя.

 

КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ

ЮНОША НАРЦИСС
РодителиКефис и Лирио­пея
ДомФеспия в Беотии
Священные растенияНарцисс
Греческое имяТранслитерацияЛатиницаАнглийский переводПеревод
ΝαρκισσοςNarkissosNarcissusNarcissus, DaffodilНарцисс

ГЕНЕАЛОГИЯ

Родители

[1.1] Кефис & Лирио­пея (Ovid Metamorphoses 3.340)
[1.2] Кефис (Hyginus Fabulae 271, Statius Thebaid 7.340, Claudian Proserpine 2.130)
[2.1] Эндимион & Селена (Nonnus Dionysiaca 48.582)

СЛОВАРЬ

НАРЦИСС Наркисс (Νάρχισσος), в греческой мифологии прекрасный юноша, сын беотийского речного бога Кефисса и нимфы Лириопы (вариант: Лириоэссы, Eustath. I 1). По наиболее распространенной версии мифа, родители Н. вопросили прорицателя Тиресия о будущем ребенка и получили ответ, что Н. проживет до старости, если никогда не увидит своего лица. Н. вырос юношей необычайной красоты, и его любви добивались многие женщины, но он был безразличен ко всем. Когда в него влюбилась нимфа Эхо, Н. отверг ее страсть. От горя Эхо высохла так, что от нее остался только голос. Отвергнутые Н. женщины потребовали наказать его. Богиня правосудия Немесида вняла их мольбам. Возвращаясь с охоты, Н. заглянул в незамутненный источник и, увидев в воде свое отражение, влюбился в него. Он не мог оторваться от лицезрения самого себя и умер от любви к себе. На месте его гибели вырос цветок, названный нарциссом (Ovid. Met. Ill 341-510; Paus. IX 31, 7). Этот этиологический миф возник, чтобы объяснить происхождение распространенного в Греции красивого, но холодного цветка. Судя по имени героя, миф о Н. догреческого происхождения; народная этимология сблизила имя Н. с греч. глаголом vaoxono, «цепенеть», «столбенеть», и это сближение, возможно, послужило одним из источников мифа. В вариантах мифа версия о нимфе Эхо не упоминается. Стремясь осмыслить миф рационалистически, историю Н. излагали следующим образом: у Н. была любимая сестра-близнец. Когда девушка неожиданно умерла, тоскующий без нее Н. увидел свое отражение в источнике и, приняв его за образ сестры, стал постоянно глядеть в воду и умер от горя (Paus. IX 31, 8). Известен вариант мифа о смерти Н., посланной ему в наказание за то, что он отверг любовь юноши Аминия, из-за этого покончившего с собой. Н. влюбился в собственное отражение и, понимая безнадежность этой любви, закололся. Из капель крови Н. выросли нарциссы.Вероятно, Н. — древнее, растительное божество умирающей и воскресающей природы (цветок нарцисс упоминается в мифе о похищении Пврсефоны; его возлагали на умерших). Возникновение же мифа связано с характерной для первобытной магии боязнью древнего человека увидеть свое отражение (отражение является как — бы двойником человека, его вторым Я., находящимся во вне). М. И. Ботвинник.

ЦИТАТЫ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Эхо, Нарцисс и Антерос, греко-римская мозаика 3 век нашей эры, Археологический музей Хатая
Эхо, Нарцисс и Антерос, греко-римская мозаика 3 век нашей эры, Археологический музей Хатая

Павсаний. Описание Эллады (Греции). Книга 9. 31. 7 — 9. (Источник: Павсаний. Описание Эллады /Пер. С. П. Кондратьева под ред. Е. Никитюк. Пред. Э. Фролова. СПб.: Алетейя, 1996) (греческое повествование о путешествии 2 в. н. э.):

 

«На самой вер­шине Гели­ко­на есть неболь­шой поток, Лам(1). На зем­ле фес­пий­цев есть место, кото­рое назы­ва­ет­ся Дона­кон (Трост­ни­ко­вое ложе); там есть источ­ник Нар­цис­са. Гово­рят, что Нар­цисс увидал в его воде изо­бра­же­ние и, не поняв, что он видит свою соб­ст­вен­ную тень, неза­мет­но влю­бил­ся сам в себя, и от люб­ви его у это­го источ­ни­ка постиг­ла кон­чи­на. Дей­ст­ви­тель­но это сущая чепу­ха, чтобы чело­век, дожив­ший до тако­го воз­рас­та, что может быть охва­чен любо­вью, не мог бы разо­брать, где чело­век, а где чело­ве­че­ская тень. [8] Есть о нем и дру­гое ска­за­ние, менее извест­ное, чем пер­вое, но все же рас­про­стра­нен­ное: гово­рят, что у Нар­цис­са была сест­ра-близ­нец, точ­ка в точ­ку похо­жая на него во всем: оба они были оди­на­ко­вы и лицом и при­чес­кой волос, оде­ва­лись в оди­на­ко­вую одеж­ду и в довер­ше­ние все­го вме­сте ходи­ли на охоту. И вот Нар­цисс влю­бил­ся в сест­ру, и, когда девуш­ка умер­ла, он стал ходить к это­му источ­ни­ку, и, хотя он пони­мал, что видит соб­ст­вен­ную тень, но даже, пони­мая это, ему все же было уте­ше­ни­ем в люб­ви то, что он пред­став­лял себе, что видит не свою тень, а что перед ним образ сест­ры. [9] А цве­ты нар­цис­сы, как мне кажет­ся, зем­ля выра­щи­ва­ла и рань­ше, насколь­ко мож­но судить по поэ­мам Пам­фа. Он жил мно­го рань­ше, чем Нар­цисс из Фес­пий, одна­ко он гово­рит, что Кора, дочь Демет­ры, была похи­ще­на <Плу­то­ном>, когда, играя на лугу, соби­ра­ла цве­ты, и была она похи­ще­на, увлек­шись не фиал­ка­ми, а нар­цис­са­ми».

 

Лукиан из Самосаты. Разговоры в царстве мертвых. 18. Менипп и Гермес. (Перевод: С.С.Сребрный. По изданию: Лукиан. Сочинения, т. 1. Алетейя, 2001 г.) (Древнегреческий писатель. 125 г. н.э)

«Менипп. Где же красавцы и красавицы, Гермес? Покажи мне: я недавно только пришел сюда.

Гермес. Некогда мне, Менипп. Впрочем, посмотри сюда, направо: здесь Гиацинт, Нарцисс, Нирей, Ахилл, Тиро, Елена, Леда и вообще вся древняя красота».

 

Филострат Старший. Картины. Книга 1. 23. Острова. (11). VIa. (Источник: Филострат (старший и младший). Картины. Каллистрат. Описание статуй. – Томск: «Водолей», 1996) (греческий ритор 3 в. н. э.):

 

«Источник дает изображение Нарцисса, а эта картина рисует нам и источник и все, что окружает Нарцисса. Юноша только что кончил охоту и стоит у источника; из него самого истекает какое-то чувство влюбленности, – ты видишь, как, охваченный страстью к собственной прелести, он бросает на воду молнии своих взоров. (2) Этот грот посвящен Ахелою и нимфам; расписан он картинами вполне естественно, статуи сделаны плохо и из местного камня; одни из них изъедены временем, у других же многое поотбито детишками тех пастухов, которые гоняют тут коз и быков: еще несмышлены они и не могут понять, что в этих статуях есть нечто божественное. Возле источника ясны следы вакхических оргий, здесь справляется служение Дионису, сам он указал это место своим вакханкам: расползлись виноградные дикие лозы и плющ; завился в красивых побегах здесь виноград, и гроздья свисают на нем; растут деревья, которые тирсы дают для вакханок; шумною стаей искусные птицы поют своими звонкими голосами песни. У ручья – белоснежные цветы; не вполне они еще распустились, но, чествуя юношу, они здесь уже появились. Высоко ставя реальность рисунка, художник показывает в этой картине, как каплет роса с цветов, на которых сидит и пчела. Не знаю, она ль обманулась картиной, или нужно считать, что ошиблись мы, считая ее настоящей пчелою. Но не все ли равно: не в этом ведь дело. (3) Тебя же, о юноша, обманула не какая-нибудь картина, не краски или воск [94] к себе приковали, не понял ты, что вода отразила тебя таким, каким ты в ней себя увидал, и не хочешь ты нарушать хитрый обман источника, а для этого было б достаточно лишь кивнуть головой, отодвинуться в сторону от изображения или рукой шевельнуть, но не стоять на одном месте. Ты же, как будто встретившись с другом, остался стоять, ожидая, что из этого будет. Может быть, ты думаешь, что источник станет с тобой говорить? Но напрасно мы говорим – он нас и не слушает; жадно смотрит он на воду, весь отдавшись и слухом и зрением. Давай же мы сами будем говорить, как здесь все нарисовано. (4) Юноша стоит прямо; он отдыхает, заложив нога за ногу; левой рукой опирается он о копье, которое воткнуто в землю, правой рукой он оперся на бедро, частью чтоб самого себя поддержать, а частью чтоб подчеркнуть красоту задней части, открывшейся потому, что тело его склонилось налево. Там где рука изгибается в локте, между нею и телом виден просвет, видны и складки на коже, где согнута кисть руки; получается тень, где рука становится открытой ладонью, и косые линии тени падают в сторону, так как пальцы повернуты внутрь. Грудь поднята сильным дыханием; не знаю, остаток ли это еще возбуждения от охоты или это волненье любви. А вот взгляд достаточно нам говорит о влюбленности. От природы горячий, веселый – его смягчает отблеск любовного желанья, появившийся в нем, – он думает, что от того отражения, которое смотрит на него из воды, он видит взаимное чувство любви, так как ведь сам он так же смотрит, как этот образ в воде. (5) Много можно было б сказать и о его волосах, если б мы встретились с ним на охоте. Бесконечны движенья волос у того, кто бежит, еще больше их, когда каким-либо ветром они развеваются. Но и теперь их нельзя обойти молчанием. Пышны они и как будто из золота; часть их вьется сзади по шее, часть, разделившись, лежит за ушами, часть ниспадает на лоб, а часть слилась с бородой. Видом похожи оба эти Нарцисса, взаимно друг другу являя одни и те же черты; разница в том лишь, что один стоит на земле, а другой погружен в ручье. И вот стоит юноша у спокойной воды, или, вернее сказать, пристально смотрит она на него и как бы пьет его красоту».

 

 

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. 271. (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. – 2-е изд., испр. – СПб.: Алетейя, 2000. – С. 14):

 

«КАКИЕ ЮНОШИ БЫЛИ САМЫМИ КРАСИВЫМИ
Адонис, сын Кинира и Смирны, которого полюбила Венера.

Эндимион, сын Этола, которого полюбила Луна.

Ганимед, сын Эрихтония, которого полюбил Юпитер.

Гиакинф, сын Ойбала, которого полюбил Аполлон.

Нарцисс, сын реки Кефиса, который влюбился в себя самого.

Атлантий, сын Меркурия и Венеры, которого прозвали Гермафродитом.

Гилас, сын Феодаманта, которого полюбил Геркулес.

Хрисипп, сын Пелопса, которого похитил Тесей на играх».

 

Овидий. Метаморфозы. Книга 3. 339 — 509. (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

 

«После, про­слав­лен мол­вой широ­ко, в горо­дах аоний­ских

340 Без­уко­риз­нен­но он отве­чал на вопро­сы наро­ду.
Опыт дове­рья и слов про­ро­че­ских пер­вой слу­чи­лось
Лирио­пее узнать голу­бой, кото­рую обнял
Гиб­ким тече­ньем Кефис и, замкнув ее в воды, наси­лье
Ей учи­нил. Понес­ла кра­са­ви­ца и раз­ро­ди­лась
345 Милым ребен­ком, что был люб­ви и тогда уж досто­ин;
Маль­чи­ка зва­ли Нар­цисс. Когда про него вос­про­си­ли,
Мно­го ль он лет про­жи­вет и позна­ет ли дол­гую ста­рость,
Мол­вил прав­ди­вый про­рок: «Коль сам он себя не увидит».
Дол­го каза­лось пустым про­ри­ца­нье; его разъ­яс­ни­ла
350 Отро­ка гибель и род его смер­ти и нов­ше­ство стра­сти.
Вот к пят­на­дца­ти год при­ба­вить мог уж Кефи­сий,
Сра­зу и маль­чи­ком он и юно­шей мог почи­тать­ся.
Юно­ши часто его и девуш­ки часто жела­ли.
Гор­дость боль­шая была, одна­ко, под внеш­но­стью неж­ной, —
355 Юно­ши вовсе его не каса­лись и девуш­ки вовсе.
Виде­ла, как заго­нял он тре­пет­ных в сети оле­ней,
Звон­кая ним­фа, — она на сло­ва не мог­ла не отве­тить,
Но не уме­ла начать, — отра­жен­но зву­ча­щая Эхо.
Пло­тью Эхо была, не голо­сом толь­ко; одна­ко
360 Так же болт­ли­вой уста слу­жи­ли, как слу­жат и ныне, —
Край­ние толь­ко сло­ва повто­рять из мно­гих уме­ла,
То была месть Юно­ны: едва лишь боги­ня пыта­лась
Нимф застиг­нуть, в горах с Юпи­те­ром часто лежав­ших,
Бди­тель­на, Эхо ее отвле­ка­ла пре­д­лин­ною речью, —
365 Те ж успе­ва­ли бежать. Сатур­ния, это постиг­нув, —
«Твой, — ска­за­ла, — язык, кото­рым меня ты про­во­дишь,
Власть поте­ря­ет свою, и голос твой станет короток».
Делом скре­пи­ла сло­ва: теперь она толь­ко и может,
Что удво­ять голо­са, повто­ряя лишь то, что услы­шит.
370 Вот Нар­цис­са она, бро­дя­ще­го в чаще пустын­ной,
Видит, и вот уж зажглась, и за юно­шей сле­ду­ет тай­но,
Сле­ду­ет тай­но за ним и пыла­ет, к огню при­бли­жа­ясь, —
Так быва­ет, когда, горя­чею обли­ты серой,
Факе­лов смоль­ных кон­цы при­ни­ма­ют огонь под­не­сен­ный.
375 О, как жела­ла не раз при­сту­пить к нему с лас­ко­вой речью!
Неж­ных при­ба­вить и просьб! Но пре­пят­ст­ви­ем ста­ла при­ро­да,
Не поз­во­ля­ет начать; но — это дано ей! — гото­ва
Зву­ков сама ожидать, чтоб сло­вом на сло­во отве­тить.
Маль­чик, отбив­шись меж тем от сон­ми­ща спут­ни­ков вер­ных,
380 Крик­нул: «Здесь кто-нибудь есть?» И, — «Есть!» — отве­ти­ла Эхо.
Он изу­мил­ся, кру­гом гла­за­ми обво­дит и гром­ким
Голо­сом кли­чет: «Сюда!» И зовет зову­ще­го ним­фа;
Он оглядел­ся и вновь, нико­го не при­ме­тя, — «Зачем ты, —
Мол­вит, — бежишь?» И в ответ сам столь­ко же слов полу­ча­ет.
385 Он же настой­чив, и вновь, обма­ну­тый зву­ком отве­тов, —
«Здесь мы сой­дем­ся!» — кри­чит, и, охот­ней все­го откли­ка­ясь
Это­му зову его, — «Сой­дем­ся!» — ответ­ст­ву­ет Эхо.
Соб­ст­вен­ным ним­фа сло­вам покор­на и, вый­дя из леса,
Вот уж рука­ми обнять стре­мит­ся желан­ную шею.
390 Он убе­га­ет, кри­чит: «От объ­я­тий удер­жи­вай руки!
Луч­ше на месте умру, чем тебе на уте­ху доста­нусь!»
Та же в ответ лишь одно: «Тебе на уте­ху доста­нусь!»
После, отверг­ну­та им, в лесах зата­и­лась, лист­вою
Скры­ла лицо от сты­да и в пеще­рах живет оди­но­ко.
395 Все же оста­лась любовь и в муче­ньях рас­тет от обиды.
От посто­ян­ных забот исто­ща­ет­ся бед­ное тело;
Кожу стя­ну­ла у ней худо­ба, телес­ные соки
В воздух ушли, и одни оста­лись лишь голос да кости.
Голос живет: гово­рят, что кости каме­нья­ми ста­ли.
400 Скры­лась в лесу, и никто на горах уж ее не встре­ча­ет,
Слы­шат же все; лишь звук живым у нее сохра­нил­ся.

Так он ее и дру­гих, водой и гора­ми рож­ден­ных
Нимф, насме­ха­ясь, отверг, как рань­ше мужей домо­га­нья.
Каж­дый, отри­ну­тый им, к небе­сам про­тя­ги­вал руки:

405 «Пусть же полю­бит он сам, но вла­деть да не смо­жет люби­мым!»
Мол­ви­ли все, — и вня­ла спра­вед­ли­вым Рам­ну­зия прось­бам.
Чистый ручей про­те­кал, сереб­ря­щий­ся свет­лой стру­ею, —
Не при­ка­са­лись к нему пас­ту­хи, ни козы с нагор­ных
Паст­бищ, ни скот ника­кой, ника­кая его не сму­ща­ла
410 Пти­ца лес­ная, ни зверь, ни упав­шая с дере­ва вет­ка.
Вкруг зеле­не­ла тра­ва, сосед­ней вспо­ен­ная вла­гой;
Лес же густой не давал водо­е­му от солн­ца нагреть­ся.
Там, от охоты устав и от зноя, при­лег утом­лен­ный
Маль­чик, места кра­сой и пото­ком туда при­вле­чен­ный;
415 Жаж­ду хотел уто­лить, но жаж­да воз­ник­ла дру­гая!
Воду он пьет, а меж тем — захва­чен лица кра­сотою.
Любит без пло­ти меч­ту и при­зрак за плоть при­ни­ма­ет.
Сам он собой пора­жен, над водою застыл непо­дви­жен,
Юным похо­жий лицом на изва­ян­ный мра­мор парос­ский.
420 Лежа, глядит он на очи свои, — созвез­дье двой­ное, —
Вак­ха достой­ные зрит, Апол­ло­на достой­ные куд­ри;
Щеки, без пуха еще, и шею кости сло­но­вой,
Пре­лесть губ и в лице с бело­снеж­но­стью сли­тый румя­нец.
Всем изум­ля­ет­ся он, что и впрямь изум­ле­нья достой­но.
425 Жаж­дет безум­ный себя, хва­ли­мый, он же хва­ля­щий,
Рвет­ся жела­ньем к себе, зажи­га­ет и сам пла­ме­не­ет.
Сколь­ко лука­вой струе он обман­чи­вых дал поце­лу­ев!
Сколь­ко, желая обнять в стру­ях им зри­мую шею,
Руки в ручей погру­жал, но себя не улав­ли­вал в водах!
430 Что увидал — не пой­мет, но к тому, что увидел, пыла­ет;
Юно­шу сно­ва обман воз­буж­да­ет и вво­дит в ошиб­ку.
О лег­ко­вер­ный, зачем хва­та­ешь ты при­зрак бегу­чий?
Жаж­дешь того, чего нет; отвер­нись — и люби­мое сгинет.
Тень, кото­рую зришь, — отра­жен­ный лишь образ, и толь­ко.
435 В ней — ниче­го сво­его; с тобою при­шла, пре­бы­ва­ет,
Вме­сте с тобой и уйдет, если толь­ко уйти ты спо­со­бен.
Но ни охота к еде, ни жела­нье покоя не могут
С места его ото­рвать: на густой мура­ве рас­про­стер­шись,
Взо­ром несы­тым смот­реть про­дол­жа­ет на лжи­вый он образ,
440 Сам от сво­их поги­ба­ет очей. И, слег­ка при­под­няв­шись,
Руки с моль­бой протя­нув к окру­жаю­щим тем­ным дуб­ра­вам, —
«Кто, о дуб­ра­вы, — ска­зал, — увы, так жесто­ко влюб­лял­ся?
Вам то извест­но; не раз люб­ви вы слу­жи­ли при­ютом.
Еже­ли столь­ко веков бытие про­дол­жа­ет­ся ваше, —
445 В жиз­ни при­пом­ни­те ль вы, чтоб чах так силь­но влюб­лен­ный?
Вижу я то, что люб­лю; но то, что люб­лю я и вижу, —
Тем обла­дать не могу: заблуж­де­нье вла­де­ет влюб­лен­ным.
Чтобы стра­дал я силь­ней, меж нами нет страш­но­го моря,
Нет ни доро­ги, ни гор, ни стен с запер­ты­ми вра­та­ми.
450 Струй­ка пре­пят­ст­ву­ет нам — и сам он отдать­ся жела­ет!
Сколь­ко бы раз я уста ни про­тя­ги­вал к водам про­зрач­ным,
Столь­ко же раз он ко мне с поце­лу­ем стре­мит­ся ответ­ным.
Слов­но кос­нешь­ся сей­час… Пре­пят­ст­ву­ет любя­щим малость.
Кто бы ты ни был, — ко мне! Что муча­ешь, маль­чик бес­цен­ный?
455 Милый, ухо­дишь куда? Не таков я кра­сой и года­ми,
Чтобы меня избе­гать, и в меня ведь влюб­ля­ют­ся ним­фы.
Некую ты мне надеж­ду сулишь лицом дру­же­люб­ным,
Руки к тебе протя­ну, и твои — протя­ну­ты тоже.
Я улы­ба­юсь, — и ты; не раз при­ме­чал я и сле­зы,
460 Еже­ли пла­кал я сам; на поклон отве­чал ты покло­ном
И, как могу я судить по дви­же­ни­ям этих пре­лест­ных
Губ, про­из­но­сишь сло­ва, но до слу­ха они не дохо­дят.
Он — это я! Пони­маю. Меня обма­ну­ло обли­чье!
Стра­стью горю я к себе, поощ­ряю пылать — и пылаю.
465 Что же? Мне зова ли ждать? Иль звать? Но звать мне кого же?
Все, чего жаж­ду, — со мной. От богат­ства я стал неиму­щим.
О, если толь­ко бы мог я с соб­ст­вен­ным телом рас­стать­ся!
Стран­ная воля люб­ви, — чтоб люби­мое было дале­ко!
Силы стра­да­нье уже отни­ма­ет, немно­го оста­лось
470 Вре­ме­ни жиз­ни моей, пога­саю я в воз­расте ран­нем.
Не тяже­ла мне и смерть: уме­рев, от стра­да­ний избав­люсь.
Тот же, кого я избрал, да будет меня дол­го­веч­ней!
Ныне сли­ян­ны в одно, с душой умрем мы еди­ной».
Мол­вил и к обра­зу вновь без­рас­суд­ный вер­нул­ся тому же.
475 И заму­тил сле­за­ми струю, и образ неясен
Стал в коле­ба­нье вол­ны. И увидев, что тот исче­за­ет, —
«Ты убе­га­ешь? Постой! Жесто­кий! Влюб­лен­но­го дру­га
Не покидай! — он вскри­чал. — До чего не дано мне касать­ся,
Ста­ну хотя б созер­цать, свой пыл несчаст­ный питая!»
480 Так горе­вал и, одеж­ду рас­крыв у верх­не­го края,
Мра­мор­но-белы­ми стал в грудь голую бить он рука­ми.
И под уда­ра­ми грудь подер­ну­лась ало­стью тон­кой.
Слов­но у яблок, когда с одной сто­ро­ны они белы,
Но заале­ли с дру­гой, или как на кистях раз­но­цвет­ных
485 У вино­гра­дин, еще не созре­лых, с баг­ря­ным оттен­ком.
Толь­ко увидел он грудь, отра­жен­ную вла­гой теку­чей,
Доль­ше не мог утер­петь; как тает на пла­ме­ни лег­ком
Жел­тый воск иль туман поут­ру под дей­ст­ви­ем солн­ца
Зной­но­го, так же и он, исто­ща­ем сво­ею любо­вью,
490 Чахнет и тай­ным огнем сжи­га­ет­ся мало-пома­лу.
Кра­сок в нем более нет, уж нет с белиз­ною румян­ца,
Бод­ро­сти нет, ни сил, все­го, что, быва­ло, пле­ня­ло.
Тела не ста­ло его, кото­ро­го Эхо люби­ла,
Видя все это, она, хоть и будучи в гне­ве и пом­ня,
495 Сжа­ли­лась; лишь гово­рил несчаст­ный маль­чик: «Увы мне!» —
Вто­ри­ла тот­час она, на сло­ва отзы­ва­ясь: «Увы мне!»
Если же он начи­нал ломать в отча­я­нье руки,
Зву­ком таким же она отве­ча­ла уны­ло­му зву­ку.
Вот что мол­вил в кон­це неиз­мен­но глядев­ший­ся в воду:
500 «Маль­чик, напрас­но, увы, мне желан­ный!» И слов воз­вра­ти­ла
Столь­ко же; и на «про­сти!» — «про­сти!» отве­ти­ла Эхо.
Дол­го лежал он, к тра­ве голо­вою при­ник­нув уста­лой;
Смерть закры­ла гла­за, что вла­ды­ки кра­сой любо­ва­лись.
Даже и после — уже в оби­та­ли­ще при­нят Аида —
505 В воды он Стикса смот­рел на себя. Сест­ри­цы-наяды
С пла­чем пряди волос под­нес­ли в дар памят­ный бра­ту.
Пла­ка­ли ним­фы дерев — и пла­чу­щим вто­ри­ла Эхо.
И уж носил­ки, костер и факе­лы при­готов­ля­ли, —
Не было тела нигде. Но вме­сто тела шафран­ный
510 Ими най­ден был цве­ток с бело­снеж­ны­ми вкруг лепест­ка­ми.
Весть о том при­нес­ла про­ро­ку в гра­дах ахей­ских
Долж­ную сла­ву; гре­меть про­ри­ца­те­ля нача­ло имя».

 

Конон. Повествования. /Перевод Мещанского Д. В. (Источник: http://simposium.ru/ru/node/11470) (греческий мифограф 1 в. до н. э):

«… В Феспиях в Беотии… родился красивый мальчик Нарцисс, с презрением относившийся к Эроту и своим обожателям. Многие отчаялись в своей любви, но остался единственный, Аминий, продолжавший добиваться расположения и, придя с посланным ему мечом, покончил с собой у дверей Нарцисса, горячо умоляя бога [Немезиду] отомстить за свою смерть. Однажды Нарцисс увидел себя: посмотрев в источник, он увидел в воде свое отражение и стал первым, кто воспылал сам к себе неестественной любовью. В конце концов, не зная, что делать в своей беспомощности и, считая, что несет наказание за презрение чувств Аминия, он покончил с собой… Цветок нарцисс впервые появился из земли в том месте, куда упали капли крови Нарцисса».

[Похожая история была запечатлена на фрагменте греческого папируса 1 в. до н. э., который был найден в Оксиринхе (Египет).]

 

Каллистрат. Описание статуй. 5. Нарцисс. (Источник: Филострат (старший и младший). Картины. Каллистрат. Описание статуй. – Томск: «Водолей», 1996) (греческий ритор 4 в. н. э.):

«[Описание греческой статуи:]

Была роща и в ней прекрасный источник очень чистой, прозрачной воды. Возле него стояло изображенье Нарцисса; сделано оно было из мрамора. Это был мальчик или скорее нежный юноша, ровесник эротов; из тела он излучал блестящие молнии своей красоты. Вот какой была его внешность: золотом отливали у него волосы; по лбу вились они кольцами, а сзади по спине рассыпались свободно. Во взгляде его была радость, но с оттенком печали; в его глаза художник вложил и черточки скорби, чтобы статуя была отражением как самого Нарцисса, так и его судьбы. Одет он был, как эроты, на которых он походил и расцветом своей красоты. Вот каков был его красивый наряд: на нем была надета накидка белого цвета, в тон белому камню; на правом плече она была застегнута пряжкой и оттуда, спускаясь, кончалась ниже колен, оставляя свободной одну только руку, начиная от пряжки. Накидка была так нежна и так похожа была на покрывало тончайшей работы, что сквозь нее просвечивал цвет его кожи: тонкость этой накидки пропускала блеск его прекрасного тела. Статуя эта стояла возле ручья, который служил ей как бы зеркалом, и в него погружался облик лица у Нарцисса, а вода, восприняв его образ, отражала ту же самую внешнюю форму, так что могло показаться, что оба эти творения природы соревнуются между собою. Мрамор весь целиком обращался в юношу, как бы живого, а источник спорил с искусством художника, воплотившимся в мраморе, своей бестелесною формою вполне отражая подобие телесного своего образца. Таким образом, этот обманчивый образ, эту «от статуи тень», он сделал телесным, облекая его, как плотью, водою. Таким живым, таким одухотворенным казался образ, отраженный в воде, что можно подумать, что это – Нарцисс живой и прекрасный. Преданье о нем гласит, что, придя к ручью и увидав в воде у нимф источника свой собственный образ, он погиб, страстно желая обнять свой же собственный образ. И теперь (его можешь ты видеть) цветет он весенней порой на лугах. Ты мог бы заметить, что хотя мрамор и одноцветный, все же художник сумел передать выражение глаз, оттенить состояние духа, показать его чувства и дать нам понять охватившую его страсть; он сумел передать и пышные его волосы в каждом изгибе прически. На словах не опишешь, как мрамор таял от нежности и показывал тело, столь противоположное своему материалу: ведь по природе он является исключительно твердым, здесь же он нам давал представленье пышной мягкости и нежной припухлости юного тела. В руках была у него свирель, на которой играл он в честь полевых божеств и наполнял пустынную местность сладкими звуками, когда у него являлось настроение заняться и музыкой. Полный восхищения этим Нарциссом, о юноши, я привел его к вам, в этот храм Муз, постаравшись точно его воплотить своим словом. (И речь моя такова, какой была и статуя сама)».

[В Ватикане сохранилась статуя Нарцисса, созданная скульптором Файдимом. Она почти во всём соответствует приведенному описанию.]

 

Овидий. Фасты. Книга пятая. 223-228. (Источник: Овидий. Элегии и малые поэмы / Перевод с латинского Ф. А. Петровского. Сост. и предисл. М. Гаспарова. Коммент. и ред. переводов М. Гаспарова и С. Ошерова. – М.: Художественная литература, 1973. – 528 с.) (римская поэзия 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

«[Хлорис (Хлорида), богиня цветов,говорит о превращении красивых юношей в цветы:]

Первая я создала цветок из крови ферапнейца [Гиацинта, сына ферапнейского царя],

Жалобный возглас его на лепестках начертав.

Также и ты сохранил свое имя на грядах цветочных,

Бедный Нарцисс, для себя не отыскав двойника.

Крокуса мне ль поминать или Аттиса с сыном Кинира [Адониса],

Всех, кто за раны свои славу во мне получил?»

 

Стаций. Фиваида. Книга седьмая. 340-349. (Источник: Публий Папиний Стаций. Фиваида / В переводе Ю. А. Шичалина. – М.: «Наука», 1991. – С. 118) (римский эпос 1 в. н. э.):

«[Беотийцы собираются на войну Семерых против Фив:]

Ежели б также и ты красоты знаменитой Нарцисса

выслал, Кефис! – Но в феспийских полях сей отрок угрюмый

блекнет, и сирой волной родитель [Кефис] цветок омывает.

Кто же однако привел и фебову рать, и Фокиду

древнюю…

и Лилейю [город в Фокиде], откуда Кефиса

бьет леденящий исток…»

 

Клавдий Клавдиан. Похищение Прозерпины. Книга вторая. 130-136. (Источник: Клавдиан К. Полное собрание латинских сочинений. – СПб: Издательство С.-Петербургского университета, 2008. – С. 57 ) (греческий поэт 4-5 вв. н. э.):

«[Персефона и ее нимфы собирают цветы:]

Тут и тебя, Гиацинт, начертаньми плачевными скорбный,

Жнут, и Нарцисса с тобой, – днесь весны именитые злаки,

Отроки славные встарь: тебя породили Амиклы,

Оному дом Геликон; блужданье тя диска повергло,

Оного к волнам любовь обманула; с челом потупленным

Делий и тростье сломивый Кефис обоих ослезили».

 

Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. Песнь XI. 319-320. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. – СПб: Алетейя, 1997. – С. 119) (греческий эпос 5 в. н. э.):

«… Отрекися от скорби, ведь плачут девы-наяды

У истока [в котором Нарцисс увидел свое отражение], да только Нарцисс им уже не внимает…»

 

Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. Песнь XLVIII. 580-582. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. – СПб: Алетейя, 1997. – С. 483) (греческий эпос 5 в. н. э.):

«Возросли там и стебли с цветами, что имя Нарцисса

Славного красотою, носили, на плодном Латме

Оного породили Эндимион и Селена…»

 

ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОЕ И РИМСКОЕ ИСКУССТВО

Греко римская мозаика Эхо, Нарцисс, Антерос. Дафна. 3-й век н.э.

Греко римская фреска Нарцисс и отражение. Помпеи. 1 век н.э.

ИСТОЧНИКИ

Греческие

Римские

Список используемой литературы

Полная библиография переводов, цитируемых на этой странице.

Оцените статью
Античная мифология