I. ВСТУПЛЕНИЕ
(ст. 1 — 18, 47-55)
Царь, властитель Пифойский, провидец, мечущий стрелы!
Ты на вершинах крутых обитаешь утесов Парнасских [1],
Доблесть твою восхвалю. Ты ж пошли мне громкую славу,
В сердце мое и в уста вложи мне правдивые речи,
Чтобы для смертных, повсюду живущих, я звонкую песню
Спел по велению Музы, ударив по струнам пектиды.
Ныне тебе, лиропевцу, создателю сладких напевов,
Дух мой меня побуждает о том рассказать, что доныне
Я не поведал еще; меня стрекалом разили
10 Вакх и царь-Аполлон, и метал я грозные стрелы,
Смертным даря исцеленье, сзывая участников таинств.
Хаос я древний тогда воспевал и Закон непреложный [2],
Крона, которым рожден из его беспредельного лона
Светлый Эфир и Эрот двуприродный, всесильный и славный,
Ночи извечной отец: стал позже зваться «Фанэтом»
Он меж людей потому, что некогда первым явился [3]…
47 Ныне же тело мое покинули острые жала
Стрел, разрезающих воздух, летящих в широкое небо.
То, что я прежде скрывал, теперь от меня ты услышишь:
50 Некогда край Пиерийский и скалы крутые Либетра [4]
Вождь посетил, призывавший к походу дружину героев [5]:
Начал меня умолять, чтобы, став ему спутником верным,
С ним на ладье мореходной поплыл я в чуждые страны;
Люди, живущие там, богаты и горды, и правит
Ими владыка Аэт, рожденный сияющим Солнцем.
II. СПУСК АРГО НА ВОДУ
(ст. 230-279)
230 Стали минийцы [6] вокруг корабля собираться толпою,
Стали друг друга они окликать и вступали в беседу.
Сели за трапезу все — приготовлен был пир изобильный.
После ж, когда и питьем, и едою насытили сердце,
Разом поднявшись с земли, пошли по прибрежью морскому:
Там, на глубоких песках, возвышался корабль мореходный.
Всех поразил он громадой своей; но Аргос [7] не медля
Отдал приказ, чтоб корабль, приподняв, спустили на волны.
Он же и средство нашел, как труд облегчить непосильный;
Круглые бревна подвел под корабль и канатом крученым
240 Крепко опутал корму, и героев к общей работе,
Их ободряя, призвал — и охотно они подчинились;
Сняли доспехи свои, канат на груди закрепили,
Плотно сплетенный. И каждый, все силы напрягши, стремился
Быстро на волны спустить ладью говорящую, Арго.
Но не поддался корабль; он врезался в берег песчаный,
Стебли растений морских его оплетая, сковали,
И непокорен он был рукам героев могучих.
Тут призадумался грустно Ясон; но вдруг, встрепенувшись,
Знак мне подал, чтобы я упорство, отвагу и силу
250 Песней своей, как обычно, вдохнул в людей утомленных.
Взял я формингу мою, натянул ее звонкие струны,
Стройный напев, что слыхал я от матери, тотчас припомнил
И полилась моя песня, исполнена радости светлой:
«Вы, о герои минийцы, вы, кровь отцов благородных:
Ну же, сильней на канат налегайте вы грудью могучей!
Разом упритесь ногами, свой след глубоко врезая
Крепкой пятою в песок. Напрягитесь в предельном усилье!
С радостным кличем спускайте корабль наш на светлые волны!
Ты же, что создана нами из сосен и крепкого дуба,
260 Арго, внимай моей песне! Ты ей уже раз покорилась, —
Помнишь, когда моим пеньем пленил я лесные трущобы,
Кручи обрывистых скал — и к пучине морской ты спустилась,
Горы родные покинув. Сойди же и нынче! Проложишь
Ты неизведанный путь; поспеши же на Фасис [8] далекий.
Нашей покорна кифаре и силе божественной песни!»
И, загремев, отозвался в ответ мне дуб томарийский [9].
Аргос в подводную часть основу из этого дуба
Крепко, по воле Паллады, включил; и корабль чернобокий
Вдруг приподнялся легко и к пучине морской устремился,
270 В море спуститься спеша; разлетелись и вправо, и влево
Круглые бревна, что киль подпирали: канат натянулся,
И закачалась ладья на ласковых водах залива;
Вспенились волны. И радость наполнила сердце Ясона.
Аргос вскочил на корабль, за ним последовал Тифис [10];
Подняли мачты они и канатами к ним привязали
Плотную ткань парусов; потом приладили прочно
Руль за высокой кормой, прикрутив его крепко ремнями.
После с обоих бортов прицепили быстрые весла
И поскорей на корабль велели минийцам подняться.
III. У ХИРОНА
(ст. 366-459)
Рано священный рассвет, поднявшись из струй Океана,
Отпер востока врата; вслед за ним и заря появилась,
Сладостный свет принесла и смертным она, и бессмертным.
Тотчас же скалы крутые открылись взору плывущих,
370 Склон Пелиона лесистый и берег, овеянный ветром.
Обе руки положив на кормило, сдержал его Тифис
И приказал, чтоб гребцы разрезали волну потихоньку.
К берегу быстро причалив, с обоих бортов корабельных
Сбросили крепкие сходни в спокойные воды залива.
Вышли герои-минийцы на берег, работу прервавши.
Слово такое им молвил Пелей, наездник искусный;
«Видите ль, други, вон там ущелье меж скал каменистых?
Скрыто в дубраве тенистой оно; там Хирон обитает
В дикой пещере своей; справедливостью он превосходит
380 Всех кентавров, живущих в Фолое и в Пинда [11] отрогах,
Он — справедливости страж и умелый целитель недугов.
Феба кифару нередко берет он рукою искусной
Иль на форминге играет, на звонком изделье Гермеса,
И поучает соседей, решенья свои возвещая.
Здесь наш единственный сын среброногой Фетидою отдан
На воспитанье Хирону; держа малютку в объятьях,
Мать принесла наше чадо в леса горы Пелионской.
Нянчит и любит детей Хирон, воспитатель разумный.
Нынче горит мое сердце желанием сына увидеть.
390 Шаг наш направим, друзья, к пещере скорей и посмотрим,
Как мой сынок там живет и каким обучается нравам».
Это сказав, он вперед поспешил и, ему повинуясь,
Скоро дошли мы до темной пещеры, жилища Хирона:
Там, на подстилке простой, положенной прямо на землю,
Ростом огромен, кентавр отдыхал и конским копытом
Крепко уперся в скалу, протянув свои быстрые ноги.
Тут же Пелея сынок и Фетиды стоял недалеко;
Лирой учился владеть он и радовал сердце Хирона.
Чуть лишь завидел Хирон гостей, царей знаменитых,
400 На ноги быстро вскочил и приветствовал всех поцелуем;
Трапезу начал готовить; налил он меда в амфоры,
Ложе из сена постлал, листвою с деревьев засыпав,
Всех возлечь пригласил; на простой циновке плетеной
Мяса куски разложил кабанов, быстроногих оленей,
Чаши наполнил вином — на вкус оно сладостней меда.
После, когда мы сердца насытили пищей обильной,
С рукоплесканьями стали меня умолять, чтоб сейчас же
Песню я спел под кифару, с Хироном вступив в состязанье.
Но не послушал я их — стыдом я был сильным охвачен:
410 Много моложе я был, не хотел я со старцем тягаться,
Только Хирон упросил меня и едва не заставил
В пенье померяться с ним — неохотно ему уступил я.
Первым ударил кентавр по струнам пектидой прекрасной,
Взявши ее из ручонок Ахилла; и в песне поведал
Он о сраженье жестоком кентавров, суровых душою:
Как их лапифы на праздник, себе на беду, пригласили,
Как даже против Геракла кентавры сражались упорно
Возле Фолои, упившись вином, свои силы удвоив.
Кончил он: после него заиграл я на звонкой форминге, 4
20 Слаще медовой струи полилася из уст моих песня.
Хаос древнейший сперва я прославил напевом суровым;
Как созидались стихии, поведал, и неба пределы,
Грудь необъятной земли и морей глубоких пучина.
Был первозданный Эрот мной воспет, кто мудрым решеньем
Все порожденья земли отделил одно от другого;
Я рассказал и о том, как после свирепого Крона
Царствовать стал над богами блаженными Зевс Громовержец.
И о Бримо́ [12], и о Вакхе поведал, о споре Гигантов,
430 И о рожденье несметных племен людей слабосильных.
Все рассказал я. Лилась моя песня под сводом пещеры,
Вторила ей «черепаха», искусная в сладких напевах [13].
И по вершинам крутым, по ущельям лесным Пелиона
Песня летела моя, достигая верхушек дубравы.
Вдруг, от корней оторвавшись, дубы ко мне поспешили,
Скалы откликнулись; звери лесные, заслышавши песню,
Возле пещеры теснились и словно застыли, внимая;
Птицы носились, кружась над загоном и хлевом Хирона,
Гнезда свои позабыв, напрягая усталые крылья.
440 Видя все это, дивился кентавр; он хлопал в ладоши
Громко, что силы хватало, и бил о землю копытом.
Кормчий наш Тифис, однако, велел поскорей возвращаться
Нам на корабль; и, ему покоряясь, я песню окончил.
С мест своих все повскакали и быстро надели доспехи.
Только наездник Пелей, держа ребенка в объятьях,
Нежно его целовал в головку и в светлые очи,
И улыбался сквозь слезы — Ахилл же смеялся беспечно.
Мне на прощанье кентавр поднес своими руками
В дар леопардову шкуру — подарок, почетный для гостя.
450 Стали, пещеру покинув, спускаться мы вниз; оглянувшись,
Вдруг увидали, что старец стоял на утесе высоком,
Руки воздев, он молился, ко всем богам обращаясь,
Чтобы минийцам они даровали великую славу
И защитили царей молодых от опасностей грозных.
Берега скоро достигнув, взошли на корабль мы-уселся
Каждый на место свое; поудобней приладивши весла,
Дружно ударили все по волнам — и уже удаляться
Начал от нас Пелион. Над широкой пучиной морскою
Пена взлетела, кипя, и волны кругом забелели.
IV. ПОХИЩЕНИЕ ЗОЛОТОГО РУНА
(ст. 887-1021)
После того, как Медея, покинув палаты Аэта,
Тайно пришла на корабль и здесь меж нами укрылась,
Стали раздумывать мы, что нам делать и как поскорее
890 С дуба священного снять и похитить руно золотое.
Многое мы замышляли, хотя и не знали в ту пору,
Сколь безнадежен успех и какие труды и печали
Нас ожидают. Пред нами разверзлась бедствий пучина.
Возле плотины речной, от царских палат недалеко,
Высилась грозно стена, во много локтей вышиною,
Башни стояли на ней; семикратным кольцом обвивали
Скрепы стальные ее; а в стене тройные ворота
Медью сверкали грозящей; тянулась стена между ними,
И украшали ее повсюду зубцы золотые.
900 Возле порога ворот кумир возвышался богини,
Видящей все и горящей огнем; средь колхов зовется
Грозной она Артемидой, хранящей входы в ворота.
Вид ее людям ужасен, еще страшней ее голос
Всякому, кто непричастен к обрядам святых очищений.
Ведомы были их тайны одной лишь Медее; свершала
Их чародейка сама и с нею кутейские девы [14].
Внутрь за ограду войти из смертных никто не решался;
Ни уроженец Колхиды, ни гость на порог не вступали,
Всем преграждало пути запрещенье жестокой богини,
910 Ярость вдыхала она в собак, охранявших ворота.
Там, за стеной недоступной, в глубоком и темном укрытье,
Роща густая была; в тени деревьев высоких
Лавры росли там, кизил созревал, и широкой листвою
Их осеняли платаны; трава меж корнями стелилась,
Рос асфодел, завивались душистые «женские кудри»,
Мята росла, и камыш, и чабрец, и цветы анемонов,
С ними божественный цвел кикламен, распускалась лаванда,
Ирис и дикий пион, — и раскинула пышные листья,
Их осенив, мандрагора и стебли сплелися диктамна.
920 Свой аромат источал кардамон и шафран; но взрастали
Там и другие растенья: вьюнка колючая заросль,
Черные маки, волчец, аконит, ядовитые клубни,
Множество гибельных злаков, землей порождаемых в недрах [15].
И, возвышаясь над чащей, раскинулся дуб необъятный,
Мощные сучья свои вздымая над рощей густою,
Нес он на ветви высокой руно золотое; сверкая,
Свесилось с дуба оно; и руна хранителем грозным
Змей был ужасный, для смертных людей несказанное диво.
Весь чешуей золотою покрыт; вкруг ствола обвивались
930 Кольца огромного тела; охраною был неустанной
Он золотого руна и святыни подземного Зевса [16]
Страж, пораженья не знавший; не ведая сна и дремоты,
Все озирал он вокруг лазурно-сверкающим взглядом.
Только лишь мы услыхали про все эти страшные тайны,
И о Гекате Мунихской, о змее, руно стерегущем
(Все это нам рассказала Медея, мудрейшая дева),
Стали раздумывать мы, как Осилить нам труд этот тяжкий,
Как нам, снискав благосклонность богини-охотницы, в рощу
К страшному змею проникнуть, похитить руно золотое
940 И возвратиться с руном домой в родимую землю.
Дал, поразмыслив немало, совет всем прочим героям
Мопс [17] — он дар прорицанья имел и грядущее видел, —
Чтобы ко мне обратились с мольбами они и просили,
Чарами змея смирить и гнев Артемиды утишить.
Так неотступно молили они, что я согласился;
Я повелел Эсониду [18] избрать на подвиг опасный
Юношей лучших двоих — конеборного Кастора с братом,
Славным кулачным бойцом Полидевком — и Мопса-провидца
Вместе со мной лишь Медея пошла, от других отдалившись.
950 Скоро приблизились мы к обнесенной стеною святыне;
Там я на ровной лужайке тройную выкопал яму,
Взял можжевельника ветви и сучья засохшего кедра,
Терна колючего стебли, плакучего тополя листья,
Все возле ямы сложил я, костер воздвигая высокий.
Злаков волшебных немало Медея, искусная в чарах,
Мне помогая, дала, раскрыв свой ларец благовонный.
Я под плетеным покровом скатал ячменное тесто,
Кинул в зажженный костер и в жертву богиням подземным
Трех щенков я принес, без единой отметины, черных;
960 С кровью смешал купорос и сок айвы и кизила,
Дикий добавил шафран, подорожников лист безобразный,
Корни различных цветов, что содержат алую краску;
Этой смесью набил я желудок щенков и на угли
Их положил, а кишки водою обмыл и, вкруг ямы
На землю бросив, ударил в зловещую медную чашу;
Черный накинувши плащ, заклинанья запел; и немедля
Зов мой услышали те, кто живет в пустынной угрюмой
Бездне: их три — Тисифона, Алекто, Мегера богиня [19].
Факелов пламя в руках их сверкало блеском кровавым.
970 В яме вспыхнул огонь, затрещало страшное пламя,
Хворост сжигая, и дым, чернея, окутал окрестность.
Вот из Аида возникли, разбужены пламенем ярым,
Грозные призраки вдруг, беспощадные, страшные видом:
Первый — с ликом железным; дают ему смертные люди
Имя Пандоры; потом перед нами второй, многоликий
Призрак трехглавый предстал, наводящий неслыханный ужас,
Тартара чадо, Геката; на левом плече она носит
Конскую голову с гривой; на правом — свирепая видом
Злобная сука; меж ними — змея свивается в кольца;
980 В каждой руке она держит тяжелый меч заостренный.
Призраки стали кружиться над ямой то вправо, то влево,
Вслед за Гекатой Пандора, за ними — богини возмездья.
А за оградой кумир Артемиды, разжав свои руки,
Факел на землю поверг, на небо свой взор обращая;
Ласково псы завиляли хвостом и упали засовы
С мощных серебряных створов, и дивная дверь распахнулась
В крепкой стене, и очам открылась тайная роща.
Первым из всех на порог я шагнул, а за мною вступили
Чадо Аэта, Медея и сын Эсона прекрасный,
990 Следом вошли Тиндариды [20], за ними — Мопс-прорицатель.
Вот уже были мы все недалеко от дивного дуба;
Виден был жертвенник Зевса, защитника всех чужеземцев [21];
Но, вкруг ствола обвивая свои необъятные кольца,
Змей свою поднял главу и, открыв ядовитое жало,
Злобный свой свист испустил; отозвался раскатами грома
Вечный эфир, и деревья, от корня до самой верхушки,
Вдруг содрогнулись и вся зашумела тенистая роща.
Ужас меня охватил и сопутников; только Медея
Твердо в груди сохранила свой дух непреклонный, отважный,
1000 Ей приходилось нередко сбирать чародейные травы.
Я же формингу мою на священную песню настроил,
Вызвал из нижней струны я звуки глубокие, тихо
Тайную песню запел, беззвучно губы смыкая.
К Сну я с мольбой обратился, владыке бессмертных и смертных,
Чтобы скорей прилетел он и змея ужасную силу
Чарам своим подчинил. Он внял мне, — в кутейскую землю
Вмиг он примчался и все успокоил: людей утомленных,
Неугомонное ветров дыханье и волны морские,
Вечных струю родников и рек шумящих потоки,
1010 Птиц и зверей; и над всем, что живет на земле здесь и дышит,
Ласково он распростер золотые широкие крылья;
Он прилетел и в страну благовонную колхов суровых.
Очи жестокого змея сейчас же смежились дремотой,
Смерти подобной; и к шее чешуйчатой низко склонился
Он головой отягченной; и это увидев, Медея —
Тяжкий свой рок выполняя — прекрасному сыну Эсона
Снять повелела, не медля, с ветвей руно золотое.
Выполнил он приказанье Медеи и на плечи быстро
Вскинул златое руно, и с ним на корабль возвратился.
1020 Радость наполнила сердце героев-минийцев; воздели
Руки к бессмертным они, к владыкам широкого неба.
[1] Автор обращается к Аполлону. В Дельфах, около горы Парнас (в Фокиде), Аполлон убил чудовищного дракона Пифона, в честь чего на этом месте был воздвигнут Дельфийский храм, а Аполлон стал называться Пифойским. Поскольку его оракул предсказывал будущее, то Аполлона называли вещим провидцем; кроме того, он считался еще и богом солнечного света (отсюда его второе имя — Феб — ясный), и его лучи отождествлялись с золотыми стрелами, которыми бог–дальновержец поражает людей.
[2] Под «непреложным законом» понимается мировая необходимость (άνάγκη).
[3] «Двуприродный эрот» — бог любви между мужчинами и женщинами. Фанэт — от греческого φαίνομαι — «являюсь».
[4] Либетр — город в Пиерии — области в юго–западной Македонии; Пиерия — родина Орфея, любимое местопребывание муз.
[5] Т. е. Ясон.
[6] Минийцы, или минии, — эолийское племя, жившее сначала в Фессалии, а в III II тысячелетии до н. э. вторгшееся в область Орхомена (в Беотии). Некоторые греческие мифографы отождествляли миниев с аргонавтами и Ясона считали потомком Миния — родоначальника их племени.
[7] Аргос — строитель корабля, на котором греческие герои отправились за «золотым руном».
[8] Фасис — река в Колхиде, ныне Рион.
[9] Томар — гора в Эпире, где находилось знаменитое святилище со священным дубом Зевса.
[10] Тифис — Кормчий корабля «Арго».
[11] Фолоя — богатая лесом плоская возвышенность на границе Элиды и Аркадии. Пинд — горный хребет, отделявший Фессалию от Эпира.
[12] Бримо́ — страшная — эпитет богини подземного царства.
[13] Черепаха — метонимический образ лиры; по преданию, лиру сделал в детстве Гермес из панциря черепахи.
[14] Кутеис — область на Кавказе.
[15] Асфодел — растение семейства лилейных, с крупными цветами. По поверью, асфоделом поросли Елисейские поля в царстве мертвых. Названия растений даны приблизительно, многие травы нам неизвестны.
[16] Т. е. Плутона, бога подземного царства; он изображался похожим на олимпийского владыку: зрелым могучим мужем, восседающим на троне, с трезубцем или жезлом в руке; у ног Плутона обычно лежит Кербер.
[17] Мопс — лапиф из Фессалии, принимал участие в калидонской охоте, в борьбе лапифов с кентаврами, сопровождал аргонавтов в качестве прорицателя; дар прорицания он получил от Аполлона, своего отца.
[18] Эсонид, т. е. сын Эсона, Ясон.
[19] Тисифона, Алекто, Мегера — Эриннии.
[20] Тиндариды — сыновья спартанского царя Тиндарея — Кастор и Полидевк.
[21] В Греции любой гражданин, покинув свой город, терял на чужой земле все гражданские права и становился беззащитным, если его не брал под свое покровительство какой либо гражданин; единственным местом убежища пришельцу служил жертвенник.
