Вергилий. Георгики. Книга IV

Ныне о даре богов, о меде небес­ном я буду
Повест­во­вать. Кинь взор, Меце­нат, и на эту работу!
На удив­ле­нье тебе рас­ска­жу о пред­ме­тах ничтож­ных,
Доб­лест­ных буду вождей вос­пе­вать и все­го, по поряд­ку,
5 Рода нра­вы, и труд, и его пле­ме­на, и сра­же­нья.
Малое дело, но честь не мала, — если будет угод­но
То бла­го­склон­ным богам и не тщет­на моль­ба Апол­ло­ну!
Преж­де все­го, выби­рай хоро­шо защи­щен­ное место
Для оби­та­ния пчел (извест­но, что ветер меша­ет
10 Взя­ток домой доно­сить), где ни овцы, ни козы-боду­ньи
Ско­ком цве­тов не сомнут и коро­ва, бреду­щая полем,
Утром росы не стряхнет и под­няв­ших­ся трав не при­топ­чет.
Пест­рых яще­риц пусть со спин­кой пят­ни­стой не будет
Воз­ле пче­ли­ных хором, и птиц ника­ких: ни сини­цы,
Δ
15 Ни окро­ва­вив­шей грудь рука­ми пре­ступ­ны­ми Прок­ны.
Опу­сто­ша­ют они всю окру­гу, неред­ко хва­та­ют
Пчел на лету, — для птен­цов без­жа­лост­ных слад­кую пищу.
Чистые пусть род­ни­ки и пруды с зеле­не­ю­щей ряс­кой
Будут близ ульев, ручей в мура­ве пусть льет­ся тихонь­ко.

Δ
20 Паль­мою вход осе­ни́ иль раз­ве­си­стой дикой мас­ли­ной.
Толь­ко лишь ран­ней вес­ной у новых царей заро­ят­ся
Пче­лы, едва моло­дежь, из келий умчась, заиг­ра­ет, —
Пусть от жары отдох­нуть при­гла­сит их берег сосед­ний,
И в бла­го­дат­ную тень бли­жай­шее дере­во при­мет.
25 Посе­редине — течет ли вода иль сто­ит непо­движ­но —
Верб нало­жи попе­рек, накидай покруп­нее каме­ньев.
Чтобы поча­ще мог­ли задер­жать­ся и кры­лья рас­пра­вить
Пче­лы и их про­су­шить на солн­це, когда запоздав­ших
Эвр, нале­тев, раз­ме­тет иль кинет в Неп­ту­но­ву вла­гу.
30 Пусть окру­жа­ет их дом зеле­ная касия, запах
Рас­про­стра­ня­ет тимьян, духо­ви­то­го чоб­ра поболь­ше
Пусть рас­цве­та­ет, и пьют род­ни­ко­вую вла­гу фиал­ки.
Улья же самые строй из дре­вес­ной коры иль из гиб­ких,
Туго пле­тен­ных лозин; а в каж­дом улье про­де­лай
35 Узень­кий вход, пото­му что зимою моро­зы сгу­ща­ют
Мед, а от лет­ней жары черес­чур он ста­но­вит­ся жидок.
То и дру­гое для пчел оди­на­ко­во страш­но. Неда­ром
Каж­дую щел­ку они залеп­ля­ют ста­ра­тель­но вос­ком
В доме сво­ем, и соком цве­тов, и узой запол­ня­ют,
40 Собран­ной с почек вес­ной и с тою же целью хра­ни­мой, —
Креп­че она и смо­лы, добы­той на Иде Фри­гий­ской.
Часто — коль верить мол­ве — в про­ры­тых ходах, под зем­лею
Ста­ви­ли пче­лы свой лар, иль их нахо­ди­ли глу­бо­ко
Спря­тан­ных в пем­зе, а то и под сво­да­ми дупел, в дере­вьях.
45 Сам, заботясь о них, в жили­щах пче­ли­ных все щели
Жид­кой замаз­кой про­мажь да при­сыпь поне­множ­ку лист­вою.
Не допус­кай, чтобы тис рос око­ло пасе­ки, раков
Рядом нель­зя опа­лять докрас­на; болот опа­сай­ся;
Мест, где запах дур­ной от вся­ких отбро­сов; где ска­лы
50 Полые гул­ки и звук голо­сов отра­жа­ет­ся эхом.
Ста­ло быть, зиму едва золо­тое под зем­лю заго­нит
Солн­це и вновь небе­са приот­кро­ет сия­ни­ем лет­ним,
Тот­час пче­лы нач­нут обле­тать луго­ви­ны и рощи, —
Жат­ву с ярких цве­тов соби­ра­ют; каса­ясь легонь­ко
55 Глад­кой поверх­но­сти рек, лета­ют, счаст­ли­вые чем-то,
Род свой и гнезда блюдут; потом воз­дви­га­ют искус­но
Новые соты и их нали­ва­ют медом тягу­чим.
Если ж поки­нув­ший дом, к высо­ко­му небу плы­ву­щий
Через без­об­лач­ный зной ты рой пче­ли­ный при­ме­тишь, —
60 Чер­ной туче дивясь, увле­кае­мой вет­ром, за нею
Пона­блюдай! поле­тят непре­мен­но к зеле­ным жили­щам,
К прес­ной воде. Им в этих местах аро­ма­тов люби­мых —
Тер­той мелис­сы насыпь и обыч­ной трав­ки-вещан­ки.
Чем-нибудь гром­ко зво­ни, потря­сай и Мате­ри бубен,
65 Сами усядут­ся все на хоро­мы души­стые, сами —
Это в при­выч­ке у них — в глу­бо­кие скро­ют­ся люль­ки.
Если же вый­дут они, задви­гав­шись вдруг, на сра­же­нье, —
Ибо неред­ко враж­да меж дву­мя воз­ни­ка­ет царя­ми, —
То настро­е­нье тол­пы, воин­ст­вен­ный пыл опол­че­нья
70 Можешь заране при­знать. Воз­буж­да­ет еще отстаю­щих
Гром­ко зве­ня­щая медь, меж тем как подоб­ное зву­ку
Труб, воз­гла­шаю­щих бой, разда­ет­ся из улья жуж­жа­нье.
Вот тороп­ли­во сошлись друг с дру­гом, тре­пе­щут кры­ла­ми,
Хоботом жало ост­рят и конеч­но­сти при­спо­соб­ля­ют.
75 Вот, окру­жая царя и став­ку воен­ную, сбив­шись
В кучу густую, вра­га вызы­ваю­щим кри­ком торо­пят.
Так при пер­вом теп­ле, едва лишь поля обна­жат­ся,
Мчат­ся вон из две­рей и схо­дят­ся; в небе высо­ко —
Шум; сме­шав­шись, они в огром­ный ком гро­моздят­ся
80 И упа­да­ют стрем­глав, — град сып­лет­ся с неба не гуще,
Желуди реже дождем с сотря­сен­но­го пада­ют дуба!
Сами же оба царя, в строю, кры­ла­ми свер­кая,
В малень­ком серд­це сво­ем вели­кую душу явля­ют,
Не усту­пать поре­шив, пока победи­тель упор­ный
85 В бег­стве тыл обра­тить не при­нудит тех или этих.
Но их воин­ст­вен­ный пыл и любое такое сра­же­нье
Пыли ничтож­ный бро­сок подав­ля­ет, и сно­ва все тихо.
Толь­ко, когда при­зо­вешь обо­их вождей ты из боя,
Тот­час того, кто сла­бей, чтоб вреда не при­нес туне­ядец,
90 Смер­ти пре­дай: в сво­бод­ном двор­це пусть цар­ст­ву­ет луч­ший.
Сра­зу приз­на́ешь: один, крап­лен­ный золо­том, бле­щет —
Двух они раз­ных пород, — отли­чен от всех кра­сотою,
Кры­льев чешуй­ки бле­стят; дру­гой, обле­нив­ший­ся, гадок
И тяже­ло воло­чит, бес­слав­ный, огром­ное брю­хо.
95 Вид каков у царей, тако­ва и у под­дан­ных внеш­ность.
Те без­образ­ны собой, кос­ма­ты, как пут­ник, томи­мый
Жаж­дой, плю­ю­щий зем­лей, едва лишь с доро­ги при­шед­ший,
Весь про­пы­лен­ный. А те свер­ка­ют, искрят­ся блес­ком,
Золо­том ярким горят, и тель­це их в кра­пин­ках ров­ных.
100 Луч­шие те пле­ме­на. От них, как вре­мя насту­пит,
Слад­кий выжмешь ты мед, и не толь­ко слад­кий, но жид­кий, —
Медом смяг­ча­ют таким вкус терп­кий вина моло­до­го.
Если лета­ют рои, пре­да­ва­ясь бе́з тол­ку играм,
Соты свои поза­быв, покои про­хлад­ные бро­сив,
105 Их неустой­чи­вый дух отвра­ти от забав бес­по­лез­ных.
Сде­лать же это лег­ко: у царей ты кры­лыш­ки вырви.
Сто­ит лишь их задер­жать, и пче­ла ни одна не решит­ся
Вверх куда-то взле­теть иль из лаге­ря вылаз­ку сде­лать.
Запа­хом жел­тых цве­тов пусть их сады при­гла­ша­ют,
110 Пусть устра­шая воров и пер­на­тых сер­пом дере­вян­ным,
Гел­лес­пон­тий­ский При­ап бере­жет их сво­им попе­че­ньем.
С гор­ных высот при­не­ся чабре­ца и сосе­нок юных,
Пусть их воз­ле жилищ наса­жа­ет хозя­ин ради­вый;
Сам пусть руки натрет тяже­лой работою; сам пусть
115 В зем­лю воткнет черен­ки и польет их дождем бла­го­склон­ным.
О, несо­мнен­но, не будь при самом кон­це я работы,
Не отда­вай пару­сов, не спе­ши уже к при­ста­ни пра­вить,
Я, веро­ят­но б, вос­пел, каким при­ле­жа­ньем укра­сить
Пыш­ные мож­но сады и роза­рии Песту­ма, два­жды
120 В год цве­ту­щие, как выпи­вае­мым стру­ям цико­рий
Рад и пет­руш­ка вбли­зи ручей­ков; о том рас­ска­зал бы,
Как, изви­ва­ясь в тра­ве, раз­рас­та­ет­ся в целое брю­хо
Тык­ва, про гиб­кий аканф, про нар­цисс, до моро­зов зеле­ный,
Или блед­не­ю­щий плющ, или мирт, с при­бре­жья­ми друж­ный.
125 При­по­ми­на­ет­ся мне: у высо­ких твер­дынь эба­лий­ских,
Там, где чер­ный Галез омы­ва­ет поля золотые,
Я кори­кий­ско­го знал ста­ри­ка, вла­дев­ше­го самым
Скром­ным участ­ком зем­ли забро­шен­ной, непо­д­хо­дя­щей
Для пахоты, непри­год­ной для стад, неудоб­ной для Вак­ха.
130 Малость все ж ово­щей меж кустов раз­во­дил он, сажая
Белые лилии в круг с вер­бе­ной, с маком съе­доб­ным, —
И помыш­лял, что богат, как цари! Он вече­ром позд­но
Стол, воз­вра­тясь, нагру­жал сво­ею, некуп­лен­ной сне­дью.
Пер­вым он розу сры­вал вес­ною, а осе­нью фрук­ты.
135 А как лихая зима ломать начи­на­ла моро­зом
Кам­ни и кор­кою льда пото­ков обузды­вать струи,
Он уж в то вре­мя сре­зал гиа­цин­та неж­но­го куд­ри
И лишь вор­чал, что лето ней­дет, что мед­лят Зефи­ры.
Ранее всех у него при­но­си­ли при­плод и рои­лись
140 Пче­лы; пер­вым из сот успе­вал он пени­стый выжать
Мед; там и липы рос­ли у него, и тени­стые сос­ны.
Сколь­ко при цве­те вес­ной быва­ло на дере­ве пыш­ном
Завя­зей, столь­ко пло­дов у него созре­ва­ло под осень.
Из лесу даже носил и рас­са­жи­вал взрос­лые вязы,
145 Креп­кую гру­шу и терн, под­рос­ший уже, не без ягод;
Так­же пла­тан, чья уж тень осе­ня­ла сошед­ших­ся выпить.
Мно­гое знаю еще, но, увы, огра­ни­чен объ­е­мом,
Об осталь­ном умол­чу и дру­гим рас­ска­зать пре­до­став­лю.
Ну же, впе­ред! Изло­жу, какие свой­ства Юпи­тер
150 Пче­лам сам даро­вал в награ­ду за то, что за звон­ким
Шумом куре­тов, за их гром­ко­звуч­ной после­до­вав медью,
Неба вла­ды­ку они вос­кор­ми­ли в пеще­ре Дик­тей­ской.
Общих име­ют детей лишь они, и дома-обще­жи­тья
В горо­де; жизнь их идет в под­чи­не­нии стро­гим зако­нам.
155 Роди­ну зна­ют они и сво­их посто­ян­ных пена­тов.
Пом­ня о близ­кой зиме, работа­ют пче­лы усерд­но
Летом, в общей казне хра­ня, что трудом посо­бра­ли.
О про­пи­та­нье одни заботят­ся и, по согла­сью,
Дела­ют дело в полях, дру­гие внут­рен­ность дома
160 Мажут нар­цис­са сле­зой и клей­кой дре­вес­ной смо­лою,
Этим для сот осно­ва­нья кла­дут, чтоб после при­ве­сить
Креп­ко дер­жа­щий­ся воск; иные моло­день­ких учат,
Улья надеж­ду; меж тем иные сгу­ща­ют про­зрач­ный
Мед и кельи свои напол­ня­ют не́кта­ром жид­ким.
165 Есть и такие меж них, чей удел быть стра­жем у две­ри:
В оче­редь эти следят за дождем и за туча­ми в небе;
От при­ле­таю­щих груз при­ни­ма­ют; иль, вой­ском постро­ясь,
Трут­ней от ульев сво­их отго­ня­ют, — лени­вое ста­до.
Дело кипит, чабре­цом отзы­ва­ет­ся мед бла­го­вон­ный.
170 Так и цик­ло­пы: одни куют из подат­ли­вой глы­бы
Мол­нии, воздух меж тем дру­гие вби­ра­ют меха­ми
И выду­ва­ют опять; иные же звон­кую в воду
Медь погру­жа­ют, и вся гудит нако­валь­ня­ми Этна.
Мощ­ным дви­же­ньем они под­ни­ма­ют в оче­редь руки,
175 Пере­во­ра­чи­ва­ют с бока на́ бок желе­зо щип­ца­ми.
Так и кек­ро­по­вых пчел, — коль вели­кое срав­ни­вать с малым, —
Всех обре­ка­ет на труд при­рож­ден­ная страсть к накоп­ле­нью,
Раз­ных по-раз­но­му: тем, кто постар­ше, забота об улье,
Об укреп­ле­нии сот, о стро­е­нье деда­ло­вых зда­ний.
180 Те, что моло­же, устав от трудов, уже позд­нею ночью
Чобр на лап­ках несут; берут с зем­ля­нич­ни­ка тоже,
С голу­бо­ва­той вет­лы, с лаван­ды и саль­вии крас­ной,
С липы бога­той берут, с гиа­цин­тов желез­но­го цве­та.
Отдых от дел оди­на­ков у всех, и труд оди­на­ков.
185 Утром из две­ри валят, и нет запоздав­ших; а после,
В час, когда Вес­пер велит нако­нец с полей уда­лить­ся,
Сбор пре­кра­тив, при­ле­та­ют домой и холят­ся в ульях.
Шум разда­ет­ся, жуж­жат по кра­ям и поро­гам жили­ща.
После ж, по спаль­ням когда рас­по­ло­жат­ся, все замол­ка­ет
190 На ночь, и нуж­ный им сон объ­ем­лет уста­лые чле­ны.
Если же дож­дик навис, они от жили­ща дале­ко
Не отле­та­ют; коль Эвр гро­зит, не верят пого­де,
Рядом, у стен город­ских, осто­рож­ные, по́ воду ходят,
Лишь на корот­кий полет реша­ясь; и камеш­ки часто
195 (Так при волне неустой­чи­вый челн пес­ком нагру­жа­ют)
В лап­ках несут и, кача­ясь, летят средь без­дны пустын­ной.
Ты уди­вишь­ся, как жизнь подоб­ная по́ серд­цу пче­лам!
Плот­ский чужд им союз: не исто­ща­ют любо­вью
Тел сво­их, не рожа­ют детей в уси­ли­ях тяж­ких.
200 Ново­рож­дён­ных они со слад­ких зла­ков и листьев
Ртом берут, назна­ча­ют царя и малю­ток-кви­ри­тов,
Стро­ят сыз­но­ва двор и все цар­ство свое вос­ко­вое.
Часто сти­ра­ли они, по жест­ко­му пол­зая щеб­ню,
Кры­лья, — и душу свою отда­ва­ли охот­но под ношей.
205 Вот что за тяга к цве­там, что за честь соби­ра­ние меда!
Так, хоть у них у самих огра­ни­чен­ный воз­раст и вско­ре
Их обры­ва­ет­ся жизнь (до седь­мо­го не выжить им лета),
Все ж оста­ет­ся их род бес­смерт­ным, и мно­гие годы
Дом Фор­ту­на хра­нит, и пред­ки чис­лят­ся пред­ков.
210 Так царя сво­его ни в Егип­те не чтут, ни в обшир­ной
Лидии, ни у пар­фян, ни на даль­нем Гидас­пе мидий­ском.
Еже­ли царь невредим, живут все в доб­ром согла­сье,
Но лишь утра­тят его, дого­вор нару­ша­ет­ся, сами
Гра­бят накоп­лен­ный мед и сотов рушат вощи­ну.
215 Он — охра­ни­тель их дел; ему все дивят­ся и с шумом
Густо тес­нят­ся вокруг; сопут­ст­ву­ют целой тол­пою,
Носят неред­ко его на пле­чах, защи­ща­ют в сра­же­нье
Телом сво­им и от ран пре­крас­ную смерть обре­та­ют.
Видя такие чер­ты, наблюдая такие при­ме­ры,
220 Мно­гие дума­ли: есть боже­ст­вен­ной сущ­но­сти доля
В пче­лах, дыха­нье небес, пото­му что бог напол­ня­ет
Зе́мли все, и моря, и эфир­ную высь, — от него-то
И табу­ны, и ста­да, и люди, и вся­кие зве­ри,
Все, что родит­ся, берет тон­чай­шие жиз­ни части­цы
225 И, раз­ло­жив­шись, опять к сво­е­му воз­вра­ща­ет исто­ку.
Смер­ти, ста­ло быть, нет — взле­та­ют веч­но живые
К сон­му сия­ю­щих звезд и в гор­нем небе селят­ся.
Если же тес­ный их дом с кла­до­вы­ми, пол­ны­ми меда,
Ты поже­ла­ешь открыть, воды набе­ри для нача­ла
230
236
237
238
231 В рот, а перед собой неси, от пчел ограж­да­ясь,
Дым; свы­ше меры их гнев; оскорб­лен­ные, яд свой внед­ря­ют
Через уку­сы, внут­ри остав­ляя незри­мые жала,
Впив­шись в жилы, и так, вра­га уяз­вив, изды­ха­ют.
Два­жды гото­вый при­пас выни­май: по пер­во­му разу,
232

235
239 Толь­ко пре­крас­ный свой лик пока­жет Тай­ге­та Пле­яда
Доль­ней зем­ле, оке­ан сто­пой попи­рая с пре­зре­ньем,
И по вто­ро­му, когда, убе­гая от Рыб водя­ни­стых,
Груст­ная, с неба, сой­дя, погру­жа­ет­ся в зим­ние воды.
Если ж суро­вой зимы ты боишь­ся, заране тре­во­жась,
240 Если подав­лен­ных душ тебе жаль и хоро́м разо­рен­ных,
Чоб­ром оку­ри­вать их и воск уда­лять непри­год­ный
Не сомне­вай­ся, — затем, что неред­ко соты съе­да­ет
Яще­ри­ца: тара­кан, от све­та бегу­щий, гнездит­ся
В них и на ко́рме чужом сидя­щий шмель нера­бо­чий;
245 Или же шер­шень лихой забе­рет­ся, воя­ка отмен­ный;
Ша́шалы, — мер­зост­ный род, — иль еще, нена­вист­ный Минер­ве,
Ред­кие сети свои паук в сенях пораз­ве­сит.
Чем их силь­ней разо­рят, тем с бо́льшим рве­ни­ем будут
Нано­во вос­ста­нов­лять раз­ва­ли­ны пад­ше­го рода,
250 Мед копить и слеп­лять цве­точ­ным жит­ни­цы соком.
Если же (ибо дала зло­клю­че­нья люд­ские и пче­лам
Жизнь) их тело начнет от при­скорб­ной чах­нуть болез­ни,
Тот­час об этом узнать по явст­вен­ным при­зна­кам можешь:
Сра­зу не тот уж цвет у боль­ных; худо­бою ужас­ной
255 Обез­обра­жен их вид; тела постиг­ну­тых смер­тью
Вон из жили­ща несут, в про­цес­сии шест­ву­ют скорб­ной.
Часто они у две­рей, сце­пив­шись лап­ка­ми, вис­нут
Или без дела сидят в сво­их сокро­вен­ных поко­ях,
Голо­дом измож­де­ны, непо­движ­ны, ско­ва­ны сту­жей.
260 Гром­че гуде­нье тогда разда­ет­ся, жуж­жат непре­стан­но, —
Так порой зашу­мит холод­ный Австр по дере­вьям,
Так, отли­вая от скал, бес­по­кой­ное море роко­чет
Иль за заслон­кой в печи огонь, раз­го­рев­шись, бушу­ет.
Преж­де все­го мой совет: оку­рять бла­го­вон­ным галь­ба­ном,
265 Мед по тро­стин­кам в дома про­во­дить — поощ­рять изне­мог­ших
И со сво­ей сто­ро­ны, маня их к пище зна­ко­мой.
В мед хоро­шо при­ме­шать и тер­тых чер­ниль­ных оре­хов,
Розо­вых листьев сухих, вина, сгу­щен­но­го вар­кой,
Так­же с пифий­ской лозы на солн­це вялен­ных гроз­дьев,
270 Золо­тоты­сяч­ни­ка с его запа­хом креп­ким и чоб­ра.
Есть вдо­ба­вок в лугах цве­ток — ему зем­ледель­цы
Дали назва­нье «амелл»; рас­те­нье при­ме­тить нетруд­но:
Целую рощу оно от еди­но­го кор­ня пус­ка­ет.
Сам цве­ток — золо­той, лепест­ков на вен­чи­ке мно­го,
275 И отли­ва­ют они лило­ва­то­стью тем­ной фиал­ки.
Часто этим цвет­ком богов алта­ри укра­ша­ют.
Вку­сом он тер­пок. Его по доли­нам, после поко­са,
Рвут пас­ту­хи иль еще по тече­нью изви­ли­стой Мел­лы.
В бла­го­ухан­ном вине ты выва­ри кор­ни рас­те­нья
280 И у отвер­стий вход­ных в напол­нен­ных выставь кор­зи­нах.
Если же кто-нибудь вдруг весь род цели­ком поте­ря­ет,
Пчел взять негде ему и новое выве­сти пле­мя,
Я для него изло­жу пас­ту­ха-арка­дий­ца откры­тье
Слав­ное, — как из уби­тых тель­цов, из испор­чен­ной кро­ви
285 Пче­лы при нем роди­лись. Итак, я это пре­да­нье
Пере­ска­жу, повто­рив от нача­ла его, по поряд­ку.
Там, где счаст­ли­вый народ живет, в Кано­пе Пел­лей­ском,
Око­ло Нила, что степь затоп­ля­ет в пору раз­ли­ва,
Там, где селяне к полям подъ­ез­жа­ют в рас­пи­сан­ных лод­ках,
290 Где посто­ян­но гро­зит стре­ло­нос­но­го пар­фа сосед­ство,
Там, где, чер­ным пес­ком удоб­ряя зеле­ный Еги­пет,
На семь делясь рука­вов, мед­ли­тель­но катит­ся к морю
Мощ­ная эта река, у индов смуг­лых начав­шись, —
Спо­соб тот при­нят везде, и все­гда он при­но­сит уда­чу.
295 Малое преж­де все­го, как раз под­хо­дя­щее к делу
Место нахо­дят; его огра­ни­чи­ва­ют чере­пи­цей
Низень­кой кров­ли, тес­нят сте­на­ми, в кото­рых четы­ре
К солн­цу наклон­ных окна, на четы­ре сто­ро­ны све­та.
После телен­ка берут, чей уж выгнул­ся двух­го­до­ва­лый
300 Рог. Про­ти­вит­ся он что есть сил, но ему заты­ка­ют
Нозд­ри, чтоб он не дышал. Под уда­ра­ми он изды­ха­ет.
Кожа цела, но внут­ри загни­ва­ют отби­тые части.
Труп остав­ля­ют, дверь запе­рев; под бока под­сти­ла­ют
Вся­ких зеле­ных вет­вей, и чоб­ра, и све­жей лаван­ды.
305 Дела­ют это, едва лишь Зефир задви́гает вол­ны,
Преж­де, чем луг моло­дой запе­ст­ре­ет цве­та­ми, и преж­де,
Неже­ли к бал­ке гнездо гово­ру­нья под­ве­сит касат­ка.
В жид­ком соста­ве костей раз­мяг­чен­ных тем вре­ме­нем крепнет
Жар, и вдруг суще­ства, — их видеть одно удив­ле­нье! —
310 Лап спер­ва лише­ны, но уж кры­лья­ми шум изда­вая,
Кучей кишат, что ни миг, то возду­ха боль­ше вби­ра­ют
И, нако­нец, слов­но дождь, из лет­ней про­лив­ший­ся тучи,
Вон выле­та­ют иль как с тети­вы натя­ну­той стре́лы
В час, когда на́ поле бой зате­ва­ют быст­рые пар­фы.
315 Музы, кто ж из богов открыл нам это искус­ство?
Где же нача­ло берет это новое зна­нье люд­ское?
Некий пас­тух Ари­стей, поки­нув доли­ну Пенея,
Пчел — гово­рят — поте­рял от болез­ни и голо­да. Стал он
Воз­ле реки, у ее свя­щен­ных исто­ков, и, горь­ко
320 Жалу­ясь, к мате­ри так обра­тил­ся: «О мать, о Кире­на!
Над глу­би­ною царишь ты ому­тов этих, — открой мне,
Как совер­ши­лось, что ты, от свет­лой кро­ви бес­смерт­ных
(Если, как ты гово­ришь, Апол­лон Тим­б­рей­ский отец мне),
Року неми­лым меня зача­ла? Куда же дева­лась
325 К сыну любовь? Ты зачем упо­вать мне веле­ла на небо?
Смерт­ной жиз­ни моей всю сла­ву, кото­рой достиг я
Хит­рым искус­ст­вом моим, заботясь о ста­де и хле­бе,
Все испы­тав, — хоть ты мне и мать, я ныне теряю.
Что ж! Мате­рин­ской рукой пло­до­нос­ные вырви дере­вья,
330 В стой­ла враж­деб­ный огонь зане­си, уни­чтожь уро­жаи,
Выжги посев, топо­ром на лозы обрушь­ся дву­ост­рым,
Если тро­ну­та так моей ты сла­вы кру­ше­ньем!»
Мать услы­ха­ла меж тем на дне сво­ей спаль­ни глу­бин­ной
Голос некий, — вокруг нее ним­фы милет­скую пря­ли
335 Пря­жу окрас­ки густой сте­коль­но-зеле­но­го цве­та.
Дри­ма была там, Ксан­фо́, Лигейя была с Фило­до­кой,
Золо­то влаж­ных волос вдоль шеи спу­стив­шие белой;
Там и Низея была, Спио́, Кимо­до­ка, Тали́я;
Рядом с Лико́ридой там бело­ку­рой сиде­ла Кидиппа, —
340 Дева пока­мест, а та впер­вые позна­ла Луци­ну;
Клио с сест­рой Бероэ́, Оке­а­но­вы доче­ри обе,
При золотых поя­сах и в пест­рых шку­рах зве­ри­ных;
О́пис, Эфи­ра была и азий­ская Деиопея,
С рез­вой, свой нако­нец отло­жив­шей кол­чан Аре­ту­зой.
345 Ним­фам Кли­ме­на вела рас­сказ о том, как напрас­но
Меры Вул­кан при­ни­мал, как Марс исхищ­рял­ся влюб­лен­ный;
С Хао­са повесть начав, исчис­ля­ла богов похож­де­нья.
Пес­нью захва­че­ны той, пока с вере­тен отви­ва­ют
Мяг­кий урок свой, мате­ри слух пора­жа­ет вто­рич­но
350 Стон Ари­стея, — и все на сво­их сиде­ньях хру­сталь­ных
Диву дались; но из них лишь одна Аре­ту­за реши­лась
И, золо­той голо­вой под­няв­шись из вод, закри­ча­ла
Изда­ли: «О! Не напрас­но тебя этот стон рас­тре­во­жил:
Сам, Кире­на-сест­ра, тво­ей всей жиз­ни забота,
355 Скорб­ный сто­ит Ари­стей над отцом, пото­ком Пене­ем,
Сле­зы горю­чие льет и тебя назы­ва­ет жесто­кой!»
Мать, чье серд­це прон­зил неожи­дан­ный страх, отве­ча­ет:
«К нам при­веди же его, при­веди! — он может касать­ся
Божьих поро­гов», — и вот велит рас­сту­пить­ся широ­ко
360 Водам, чтоб юно­ша мог меж­ду ними прой­ти. Напо­до­бье
Согну­тых скал под­ня­лись и засты­ли недвиж­ные вол­ны,
Юно­ше дали про­ход и его в глу­би­ну про­во­ди­ли.
Мате­ри дому дивясь, любу­ясь на влаж­ное цар­ство,
Скры­тые сво­дом пещер озё­ра и гул­кие рощи,
365 Шел он — и был пора­жен воды пре­ве­ли­ким дви­же­ньем:
Все под гро­ма­дой зем­ли теку­щие видел он реки
Раз­ных кра­ев; сре­ди них при­знал он и Фа́зис, и Ли́кос,
Видел источ­ник, отколь Эни­пей выры­ва­ет­ся бур­но,
Так­же отец Тибе­рин; он и Анио видел тече­нье,
370 Средь гро­мы­хаю­щих скал Гипа­нис с Каи­ком Мезий­ским,
И Эридан, чьи рога золотые над бычьей личи­ной
Бле­щут — река ни одна по зем­лям, возде­лан­ным пыш­но,
С мощью такой не течет, устрем­ля­ясь к пур­пур­но­му морю.
После того, как вошел он под свод сви­сав­ше­го пем­зой
375 Тере­ма, толь­ко лишь плач услы­ха­ла Кире­на сынов­ний,
Как уж про­зрач­ной воды клю­че­вой друг за дру­гом под­но­сят
Ним­фы, для рук пода­ют поло­тен­ца с под­стри­жен­ной шер­стью,
Сне­дью они загру­жа­ют сто­лы и пол­ные ста­вят
Чаши, уже алта­ри огнем пан­хей­ским дымят­ся.
380 Мать ска­за­ла: «Возь­ми вина мео­тий­ско­го кубок
И воз­ли­я­нье свер­ши Оке­а­ну!» Потом помо­ли­лась
И Оке­а­ну — отцу всех вещей, и ним­фам-сест­ри­цам,
Столь­ко хра­ня­щим лесов и столь­ко пото­ков хра­ня­щим,
Три­жды в жар­кий огонь про­зрач­ный выли­ла не́ктар,
385 Три­жды пла­мя взви­лось, полы­хая, под самые сво­ды.
Зна­ме­ньем этим свой дух укре­пив, при­сту­пи­ла Кире­на:
«В без­дне мор­ской у Кар­па­фа живет тай­но­видец Неп­ту­нов,
Это — лазур­ный Про­тей; на дву­но­гих конях, в колес­ни­це,
Или на рыбах несясь, про­сто­ры он меря­ет моря.
390 Ныне он при­был опять в Гема­тий­ские гава­ни, сно­ва
В отчей Пал­лене живет. Мы, ним­фы, его почи­та­ем,
Даже сам ста­рец Нерей: извест­но все тай­но­вид­цу —
Все, что было и есть и что в гряду­щем слу­чит­ся.
Бла­го­во­лит к нему и Неп­тун, чей в море без­бреж­ном
395 Скот он пасет без чис­ла и отврат­ных с виду тюле­ней.
Пута­ми, сын мой, спер­ва его опле­ти, чтоб неду­га
Вещий при­чи­ну рас­крыл и бла­го­му помог бы исхо­ду.
А без наси­лья не даст ника­ких настав­ле­ний; моль­бою
Ты не при­к­ло­нишь его, — при­ме­няй же силу и узы
400 К плен­ни­ку, — будут тогда бес­по­лез­ны его ухищ­ре­нья.
Я же сама, лишь зажжет свой зной полу­ден­ный солн­це,
В час, когда жаж­дет тра­ва и ста­да́ взыс­ку­ют про­хла­ды,
В тай­ный при­ют ста­ри­ка тебя при­ве­ду, где уста­лый,
Вый­дя из волн, он лежит, — чтоб лег­ко ты схва­тил его спя­щим.
405 Будешь его ты дер­жать рука­ми и пута­ми, он же
Станет выскаль­зы­вать, вид при­ни­мая раз­лич­ных живот­ных,
Будет шипеть, как огонь, прон­зи­тель­но и выры­вать­ся
Станет щети­ни­стым вдруг каба­ном иль тиг­ром сви­ре­пым,
Льви­цею с жел­тым хреб­том, чешуй­ча­тым станет дра­ко­ном;
410 Вся­че­ски будет из пут ухо­дить, в струе рас­т­во­рив­шись.
Но чем он пуще начнет к сво­им при­бе­гать пре­вра­ще­ньям,
Тем ты креп­че, мой сын, на плен­ни­ке стя­ги­вай путы
Вплоть до того, как опять он при­мет пер­во­на­чаль­ный
Вид, — как пред­стал он тебе, закры­ваю­щим сон­ные очи».
415 Мол­вив, она изли­ла на ладонь амвро­сии див­ной
И аро­ма­том ее наду­ши­ла юно­ше тело —
И от при­чес­ки его бла­го­во­ньем пове­я­ло слад­ким.
Си́лен и ловок он стал. Обшир­ное озе­ро было
В полой горе, посто­ян­но туда нано­си­ло при вет­ре
420 Мно­го воды, на два разде­ляв­шей­ся встреч­ных тече­нья.
В бурю оно моря­кам слу­жи­ло при­ста­ни­щем вер­ным.
Там укры­вал­ся Про­тей, в глу­бине под ска­лою огром­ной.
В этом мор­ском тай­ни­ке, поста­вив к све­ту спи­ною
Сына, она ото­шла и поодаль в обла­ке скры­лась.
425 Сири­ус зной­ный уже, опа­ляя жаж­ду­щих индов,
В небе пылал, и пути поло­ви­ну про­шло уже солн­це.
Вяла тра­ва; обмелев до ила надон­но­го, реки,
Раз­го­ря­чась от жары, кипе­ли, и сох­ли исто­ки.
В это-то вре­мя Про­тей из волн к пеще­ре при­выч­ной
430 Шел, и влаж­ный народ без­мер­но­го моря в вос­тор­ге
Пры­гал, широ́ко вокруг соле­ной брыз­га­ясь вла­гой.
На бере­гу, раз­бредясь, улег­лись и дре­ма­ли тюле­ни.
Сам же Про­тей, — так пас­тух, пасу­щий ста­да по наго­рьям
В час, когда Вес­пер домой уже с паст­би­ща ста­до при­го­нит
435 И при­вле­ка­ют вол­ков сво­им бле­я­ньем овцы, счи­та­ет,
Все ли, — сел на ска­лу и стал про­ве­рять пого­ло­вье.
Толь­ко его одо­леть Ари­стей почу­ял воз­мож­ность,
Толь­ко лишь дал ста­ри­ку про­сте­реть утом­лен­ные чле­ны,
Голо­сом гром­ким вскри­чал — и вмиг заклю­ча­ет в объ­я­тья
440 Спя­ще­го. Тот, сво­его не забыв­ши, одна­ко, искус­ства,
Стал пре­вра­щать­ся опять в раз­лич­ные див­ные вещи:
В страш­но­го зве­ря, в огонь и в быст­ро­те­ку­щую реку.
Но, как побе­гу обман ника­кой не помог, — побеж­ден­ный,
Стал он собою опять и уже чело­ве­че­ской речью:
445 «Кто же доз­во­лил тебе, юнец дерз­но­вен­ней­ший, к нашим
Тай­ным двор­цам подой­ти, — ска­зал, — что нуж­но?» Пас­тух же:
«Зна­ешь, сам зна­ешь, Про­тей! Тебя ведь никто не обманет.
Брось же обма­ны и ты. Соглас­но богов пове­ле­нью
Я попро­сить при­шел про­ри­ца­ния в горе постиг­шем».
450 Так он ска­зал. И про­рок, нако­нец, с необыч­ною силой
Стал оча­ми вра­щать, горя­щи­ми све­том лазур­ным,
Страш­но про­скре­же­тал и уста раз­верз, про­ри­цая:
«Неко­е­го боже­ства ты, вид­но, пре­сле­ду­ем гне­вом.
Важ­ное ты иску­па­ешь: тебе Орфей несчаст­ли­вец
455 Беды наслал не в меру вины, — чего боги не тер­пят, —
Зна­чит, раз­гне­ван певец жесто­ко жены похи­ще­ньем,
Ибо, когда от тебя убе­га­ла, чтоб кинуть­ся в реку,
Жен­щи­на эта, на смерть обре­чен­ная, не увида­ла
В гуще тра­вы, воз­ле ног, огром­ной змеи при­бе­реж­ной.
460 Хоры сверст­ниц дри­ад огла­си­ли тут воп­лем вер­ши­ны
Гор, тогда зали­лись твер­ды­ни Родопы сле­за­ми,
Кру­чи Пан­гей­ских высот с воин­ст­вен­ной обла­стью Реса,
Пла­ка­ли геты, и Гебр, и Ори­фия с ними актей­ка.
Сам же он горе люб­ви уме­рял чере­па­хо­вой лирой,
465 Пел, отра­да-жена, о тебе у вол­ны, оди­но­кий,
Пел при рож­де­нии дня и пел при его уга­са­нье;
В Тена­ра устье вошел, в пред­две­рье глу­бо­кое Дита,
В рощу отваж­но про­ник, омра­чен­ную теме­нью жут­кой,
К сон­му теней подо­шел и к царю, наво­дя­ще­му тре­пет, —
470 К жест­ким серд­цам, кото­рых моль­бы не смяг­ча­ют люд­ские.
Тро­ну­ты пеньем его, из жилищ под­зем­ных Эре­ба
Души бес­плот­ные шли и тени лишив­ших­ся све­та,
Слов­но тыся­чи птиц, что в дере­вьях скры­ва­ют­ся, если
Вес­пер сго­нит их с гор иль зим­ний ливень гро­зо­вый.
475 Мате­ри шли и отцы, раз­об­щен­ные с жиз­нью герои
Храб­рые, отро­ки шли и в брак не всту­пив­шие девы,
Дети, кото­рых костер на гла­зах у роди­те­лей при­нял,
Все, кто охва­чен коль­цом трост­ни­ков безот­рад­ных Коци­та,
Чер­ною тиной его, отвра­ти­тель­ной топью болот­ной,
480 Те, кто навеч­но пле­нен девя­тью обо­рота­ми Стикса.
Боле того, — пора­жен и чер­тог, и Смер­ти оби­тель,
Та́ртар, и с коль­ца­ми змей голу­бых над челом Эвме­ниды.
Пасть трой­ную свою удер­жал, рас­крыв было, Цер­бер,
Ветер вне­зап­но затих, коле­со Икси­о­но­во ста­ло.
485 Вот уже, выбрав­шись вон, он всех избег зло­клю­че­ний,
И уж на воздух зем­ной воз­вра­щен­ная шла Эвриди­ка,
Сле­дуя сза­ди (такой им при­каз дала Про­зер­пи­на).
Толь­ко безу­ми­ем вдруг был охва­чен бес­печ­ный любов­ник, —
Мож­но б его и про­стить — но не зна­ют про­ще­ния маны! —
490 Оста­но­вил­ся и вот Эвриди­ку свою на поро­ге
Све­та, забыв­шись, — увы! — поко­рив­шись жела­нью, оки­нул
Взо­ром, — про­па­ли труды, дого­вор с тира­ном нару­шен!
В миг тот три́ раза гром из глу­бин раздал­ся Авер­на.
Та: “Кто сгу­бил и тебя, и меня, зло­по­луч­ную? — мол­вит, —
495 Чей столь яро­стен гнев? Жесто­кие судь­бы обрат­но
Вновь при­зы­ва­ют меня, и дре­ма тума­нит мне очи.
Ныне про­щай навсе­гда! Уно­шусь, оку­та­на ночью,
Сла­бые руки, увы, к тебе — не твоя — про­сти­раю”.
Толь­ко ска­за­ла — и вдруг от него, как дым, рас­т­во­рен­ный
500 В возду­хе тон­ком, бежит, отвер­нув­шись вне­зап­но, — и дру­га,
Тщет­но хва­тав­ше­го мрак, ска­зать ей желав­ше­го мно­го,
Боле с тех пор не вида­ла она, и лодоч­ник Орка
Не допу­стил, чтоб Орфей через озе­ро вновь пере­ехал.
Что было делать? Как быть, коль похи­ще­на два­жды супру­га?
505 Пла­чем как маны смяг­чить, как пеньем тро­нуть бес­смерт­ных?
А Эвриди­ка меж тем в сти­гий­ской ладье холо­де­ла.
И, как пре­да­нье гла­сит, под­ряд семь меся­цев дол­гих
Он под высо­кой ска­лой, на пустын­ном при­бре­жье Стри­мо­на
Пла­кал, под сво­дом пещер про­хлад­ных о том повест­вуя, —
510 Пес­ня­ми тиг­ров сми­рял и сдви­гал дубы веко­вые.
Так Фило­ме­ла, одна, в тени тополе­вой тоскуя,
Стонет, утра­тив птен­цов, из гнезда селя­ни­ном жесто­ким
Выну­тых вдруг, бес­пе­рых еще; она без­утеш­но
Пла­чет в ночи, меж вет­вей свою несчаст­ли­вую пес­ню
515 Знай повто­ря­ет, вокруг все жало­бой скорб­ною пол­ня.
И не скло­нял­ся с тех пор ни к Вене­ре он, ни к Гиме­нею.
В гипер­бо­рей­ских льдах, по снеж­ным сте­пям Танаи́са,
Там, где рифей­ских стуж не избыть, оди­но­ко блуж­дал он —
Об Эвриди­ке скор­бел, напрас­ном даре Аида!
520 Пре­не­бре­жен­ные им по обе­ту, Кико­нии жены
Меж­ду боже­ст­вен­ных жертв и оргий Вак­ха ноч­но­го
Там рас­тер­за­ли его и остан­ки в сте­пи раз­ме­та­ли.
Голо­ву толь­ко одну, раз­лу­чен­ную с мра­мор­ной шеей,
Мчал, в пучине сво­ей вра­щая, Гебр Оэа­г­ров.
525 Но Эвриди­ку еще уста охла­дев­шие зва­ли,
Зва­ли несчаст­ную — ах! — Эвриди­ку, с душой рас­ста­ва­ясь,
И бере­га дале­ко по реке: “Эвриди­ка!” — гла­си­ли».
Так Про­тей про­ве­щал и ныр­нул в глу­бо­кое море,
Где же ныр­нул, кру­га­ми пошла над теме­нем пена.
530 Что ж до Кире­ны, она к устра­шен­но­му так обра­ти­лась:
«Сын мой, теперь отло­жить докуч­ные мож­но заботы!
Зна­ем, откуда болезнь: эту пагу­бу злост­ную ним­фы,
Те, что вели хоро­вод с Эвриди­кой в дуб­ра­ве дре­му­чей,
Пче­лам насла­ли тво­им. А теперь дары и моле­нья,
535 Мира про­ся, при­не­сешь — почтишь напей незло­би­вых.
Ибо услы­шат они и про­стят, и гнев их утихнет.
Как же их надо молить, тебя научу по поряд­ку;
Самых рос­кош­ных быков четы­рех, отмен­ней­шей ста­ти,
Тех, что пасут для тебя на горах луго­ви­ны Ликея,
540 Выбе­ри, столь­ко ж телиц, чья шея ярма не зна­ва­ла.
Воз­ле свя­ти­лищ богов, навер­ху, алта­ря ты четы­ре
Уста­но­ви и из горл истечь дай кро­ви свя­щен­ной.
Самые туши быков рас­сей по дуб­ра­ве тени­стой.
После, когда небе­са зарей заале­ют девя­той,
545 Маков летей­ских сне­сешь погре­баль­ным ты даром Орфею.
Чер­ной масти овцу умерт­вишь; воз­вра­тишь­ся в дуб­ра­ву
И Эвриди­ку почтишь — ей в жерт­ву зако­лешь тели­цу».
Он не помед­лил, тот­час испол­нил при­каз мате­рин­ский.
К месту свя­ти­лищ идет, алта­ри, как веле­ла, воз­во­дит;
550 Самых рос­кош­ных быков четы­рех отмен­ней­шей ста­ти
Вывел и столь­ко ж телиц, чья шея ярма не зна­ва­ла.
После, когда небе­са зарей заале­ли девя­той,
Дар поми­наль­ный при­нес он Орфею и в рощу вер­нул­ся.
Тут (нет сил и ска­зать о таком неожи­дан­ном чуде!)
Δ
555 Видит: из бычьих утроб загнив­ших, из каж­до­го брю­ха,
Пче­лы выхо­дят, клю­чом заки­па­ют в поло­ман­ных реб­рах,
Тучей огром­ной плы­вут и уже на вер­шине дре­вес­ной,
Сбив­шись роем, как кисть лозы вино­град­ной, сви­са­ют.
Пел я эти сти­хи про уход за зем­лей, за ста­да­ми
560 И дере­ва­ми, меж тем как Цезарь вели­кий вой­ною
Даль­ний Евфрат пора­жал и в наро­дах, по доб­рой их воле,
Как победи­тель, закон утвер­ждал, по доро­ге к Олим­пу.
Сла­дост­ной в те вре­ме­на был я — Вер­ги­лий — пита­ем
Пар­те­но­пе­ей; трудясь, про­цве­тал и не гнал­ся за сла­вой;
565 Пес­ней пас­ту­шьей себя забав­лял и, по юно­сти сме­лый,
Ти́тира пел в тени широ­ко­вет­ви­сто­го бука.

ПРИМЕЧАНИЯ

Стих 1. …о меде небес­ном… — Счи­та­лось, что пче­лы доста­ют мед из капель росы.
Стих 30. Касия — дикая кори­ца.
Стих 41. Ида — гора в Фес­са­лии, центр орги­а­сти­че­ско­го куль­та Кибе­лы.
Стих 47. …чтобы тис рос око­ло пасе­ки… — Тис при­да­ет меду горь­кий вкус.
Сти­хи 47—48. …раков… нель­зя опа­лять… — Раков опа­ля­ли для изготов­ле­ния целеб­ных сна­до­бий; при этом рас­про­стра­нял­ся едкий дым.
Стих 64. …Мате­ри бубен… — Музы­каль­ный инстру­мент, употреб­ляв­ший­ся во вре­мя неисто­вых орги­а­сти­че­ских обрядов в честь Вели­кой Мате­ри богов — Кибе­лы.
Стих 111. При­ап — бог пло­до­ро­дия, покро­ви­тель полей и садов. Вна­ча­ле культ При­а­па был мест­ным мало­азий­ским куль­том на побе­ре­жье Гел­лес­пон­та, затем рас­про­стра­ня­ет­ся на всю Гре­цию и Ита­лию.
Стих 119. Пестум — город на юге Ита­лии, сла­вив­ший­ся сво­и­ми розо­вы­ми сада­ми.
Стих 125. Твер­ды­ни эба­лий­ские — город Тарент, осно­ван­ный выхо­д­ца­ми из Лакеде­мо­на. Эба­лий­ский — спар­тан­ский, лакеде­мон­ский, от име­ни Эба­ла, древ­не­го царя Лакеде­мо­на.
Стих 126. Галез — река, омы­ваю­щая Тарент. Эпи­тет чер­ный харак­те­ри­зу­ет, оче­вид­но, глу­би­ну пото­ка.
Стих 127. Кори­кий­ский — от Кори­ка, горо­да в Малой Азии. Эпи­тет может озна­чать при­над­леж­ность к горо­ду или уме­ние возде­лы­вать сады спо­со­бом, кото­рый зна­ли в этой обла­сти.
Стих 151. Куре­ты — жре­цы боги­ни Реи, мате­ри Юпи­те­ра. Поз­же она была отож­дест­вле­на с Кибе­лой, а куре­ты сме­ша­лись в позд­ней­ших пред­став­ле­ни­ях с кори­бан­та­ми, участ­ни­ка­ми экс­та­ти­че­ских куль­тов этой боги­ни, отли­чи­тель­ным зна­ком кото­рых был мед­ный бубен; но у Вер­ги­лия это бубен куре­тов.
Сти­хи 167—169. …от при­ле­таю­щих груз при­ни­ма­ют… — Эти стро­ки повто­ре­ны в «Эне­иде», I, 434—436.
Стих 176. Кек­ро­по­вы пче­лы — то есть атти­че­ские, от име­ни Кек­ро­па, мифи­че­ско­го пер­во­го царя Атти­ки.
Стих 179. …деда­ло­вых зда­ний… — то есть лаби­рин­тов, — по име­ни двор­ца со мно­же­ст­вом запу­тан­ных пере­хо­дов, постро­ен­но­го на Кри­те мифи­че­ским афин­ским масте­ром Деда­лом.
Стих 201. Кви­ри­ты — рим­ляне, назван­ные так по име­ни Кви­ри­на, обо­жест­влен­но­го Рому­ла; здесь в зна­че­нии граж­дан, тол­пы.
Стих 209. Фор­ту­на — рим­ская боги­ня сча­стья, слу­чая, уда­чи.
Стих 211. Гидасп — при­ток Инда.
Сти­хи 219—227. Видя такие чер­ты… — Изла­га­ет­ся док­три­на Пифа­го­ра о пере­се­ле­нии душ, о еди­ной осно­ве всей при­ро­ды, раз­ра­ботан­ная впо­след­ст­вии нео­пла­то­ни­ка­ми и сто­и­ка­ми.
Стих 232. Тай­ге­та Пле­яда — звезда в груп­пе Пле­яд. Вер­ги­лий ука­зы­ва­ет, что мед сле­ду­ет соби­рать в пору нача­ла пери­о­да види­мо­сти Пле­яд, то есть в мае, и его окон­ча­ния — в нояб­ре. Пле­яды как бы убе­га­ют от зимы, сим­во­ли­зи­ру­е­мой созвезди­ем Рыб, кото­рое вос­хо­дит лишь спу­стя неко­то­рое вре­мя после захо­да Пле­яд.
Сти­хи 246—247. …нена­вист­ный Минер­ве… паук… — В пау­ка Афи­на пре­вра­ти­ла лидий­ку Арах­ну, искус­ную руко­дель­ни­цу, осме­лив­шу­ю­ся вызвать боги­ню на состя­за­ние.
Стих 278. Мел­ла — река в Ман­туе.
Стих 283. Пас­тух-арка­ди­ец — Ари­стей (леген­ду о нем см. даль­ше в тек­сте этой кни­ги «Геор­гик»).
Стих 287. Каноп — еги­пет­ский город; он стал назы­вать­ся Пел­лей­ским по име­ни сто­ли­цы Македо­нии Пел­ла, после того, как Егип­том ста­ли пра­вить потом­ки одно­го из пол­ко­вод­цев Алек­сандра Македон­ско­го. Эпи­тет «счаст­ли­вые» при­ла­гал­ся к егип­тя­нам из-за пло­до­ро­дия земель вокруг Нила.
Стих 293. Смуг­лые инды — эфи­о­пы.
Стих 317. Пеней — поток, ним­фой кото­ро­го была Кире­на, мать Ари­стея.
Стих 323. Тим­б­рей­ский — Тро­ян­ский, эпи­тет Апол­ло­на, от Тим­б­ры, мест­но­сти в Тро­аде, где был храм Апол­ло­на.
Стих 346. …меры Вул­кан при­ни­мал… Марс исхищ­рял­ся… — Намек на миф о люб­ви Мар­са и Вене­ры, жены Вул­ка­на.
Стих 347. Хаос — пер­во­на­чаль­ное бес­фор­мен­ное состо­я­ние мира.
Сти­хи 367—371. Фазис — река Рион на Кав­ка­зе. Ликос — река в Малой Азии. Эни­пей — река в Гре­ции. Анио — при­ток Тиб­ра. Гипа­нис — ныне река Буг. Каик — река в Малой Азии. Эридан — мифи­че­ская река в стране гипер­бо­ре­ев на севе­ро-запа­де Евро­пы; в эпо­ху Вер­ги­лия отож­дествля­лась с Падом (По). Золотые рога. — Име­ет­ся в виду тра­ди­ция, иду­щая от древ­ней­ших вре­мен, изо­бра­жать реч­ное боже­ство в виде быка.
Стих 377. …поло­тен­ца с под­стри­жен­ной шер­стью. — Древ­ние поль­зо­ва­лись мох­на­ты­ми шер­стя­ны­ми поло­тен­ца­ми, под­ре­зая шерсть для мяг­ко­сти.
Стих 387. Кар­паф — ост­ров в Сре­ди­зем­ном море меж­ду Кри­том и Родо­сом.
Стих 388. Про­тей — мор­ское боже­ство, обла­даю­щее даром про­ри­ца­ния и спо­соб­но­стью при­ни­мать любой облик.
Стих 391. Пал­ле­на — гавань в Македо­нии (Эма­тии), пер­во­на­чаль­ное оби­та­ли­ще Про­тея.
Стих 392. Нерей — см. при­меч. к «Буко­ли­кам», VI, 35.
Сти­хи 394—414. Бла­го­во­лит к нему и Неп­тун… (и далее) — Реми­нис­цен­ция из «Одис­сеи». Подоб­но тому как Кире­на научи­ла Ари­стея захва­тить мор­ско­го стар­ца, так дочь Про­тея Эйдо­фея научи­ла Мене­лая захва­тить ее отца и заста­вить его открыть буду­щее.
Сти­хи 454—455. …тебе Орфей… беды наслал… — Ари­стей счи­тал­ся уче­ни­ком мифи­че­ско­го музы­кан­та Орфея. Вер­сию об Ари­стее, домо­гав­шем­ся люб­ви Эвриди­ки, жены Орфея, при­во­дит толь­ко Вер­ги­лий.
Стих 462. Пан­гей­ские высоты — горы во Фра­кии, на родине Орфея. Рес — фра­кий­ский царь, при­шед­ший под Трою на помощь При­аму.
Стих 463. Ори­фия — дочь афин­ско­го (актей­ско­го) царя, похи­щен­ная север­ным вет­ром Боре­ем и став­шая его супру­гой. Геты — фра­кий­ское пле­мя. Гебр — см. при­меч. к «Буко­ли­кам», X, 65.
Стих 467. Тенар — место в Лако­нии, счи­тав­ше­е­ся вхо­дом в под­зем­ное цар­ство. Дит (Плу­тон) — бог под­зем­но­го цар­ства, назы­вае­мо­го далее Эреб и Орк.
Стих 471. Эреб — боже­ство под­зем­но­го мира, супруг Ночи.
Стих 483. Цер­бер — трех­гла­вый пес, сте­ре­гу­щий вра­та ада.
Стих 502. Лодоч­ник Орка — Харон, лодоч­ник в под­зем­ном цар­стве, пере­во­зив­ший души умер­ших через реку Стикс.
Сти­хи 520—522. Кико­ния — Фра­кия. По одно­му вари­ан­ту мифа, вак­хан­ки разо­рва­ли Орфея на части за то, что он отка­зал­ся при­нять уча­стие в оргии, по дру­гой — за то, что после смер­ти Эвриди­ки он избе­гал жен­щин. Есть вер­сия, по кото­рой Орфей нака­зан Дио­ни­сом за слу­же­ние Апол­ло­ну и пре­не­бре­же­ние к его, Дио­ни­са, куль­ту.
Стих 524. Гебр Оэа­г­ров. — В одной из вер­сий мифов Оэагр — отец Орфея. В более рас­про­стра­нен­ных мифах Орфей назы­ва­ет­ся сыном Апол­ло­на. Бог реки Гебр из друж­бы к Оэа­г­ру несет на поверх­но­сти голо­ву его сына, не давая ей уто­нуть.

Оглавление

• Вергилий. Георгики. Книга I.
• Вергилий. Георгики. Книга II.
• Вергилий. Георгики. Книга III
• Вергилий. Георгики. Книга IV