- Гомер. Одиссея. Песнь первая
- Гомер. Одиссея. Песнь вторая.
- Гомер. Одиссея. Песнь третья.
- Гомер. Одиссея. Песнь четвертая.
- Гомер. Одиссея. Песнь пятая.
- Гомер. Одиссея. Песнь шестая.
- Гомер. Одиссея. Песнь седьмая.
- Гомер. Одиссея. Песнь восьмая.
- Гомер. Одиссея. Песнь девятая.
- Гомер. Одиссея. Песнь десятая.
- Гомер. Одиссея. Песнь одиннадцатая.
- Гомер. Одиссея. Песнь двенадцатая.
- Гомер. Одиссея. Песнь тринадцатая.
- Гомер. Одиссея. Песнь четырнадцатая.
- Гомер. Одиссея. Песнь пятнадцатая.
- Гомер. Одиссея. Песнь шестнадцатая.
- Гомер. Одиссея. Песнь семнадцатая.
- Гомер. Одиссея. Песнь восемнадцатая.
- Гомер. Одиссея. Песнь девятнадцатая.
- Гомер. Одиссея. Песнь двадцатая.
- Гомер. Одиссея. Песнь двадцать первая.
- Гомер. Одиссея. Песнь двадцать вторая.
- Гомер. Одиссея. Песнь двадцать третья.
- Гомер. Одиссея. Песнь двадцать четвертая.
Скоро на остров Эолию прибыли мы; обитает.
Гиппотов сын там, Эол благородный, богами любимый.
Остров плавучий его неприступною медной стеною.
Весь обнесен; берега ж подымаются гладким утесом.
5 Там от супруги двенадцать детей родилося Эолу,
Шесть дочерей светлоликих и шесть сыновей многосильных.
Вырастив их, сыновьям дочерей он в супружество отдал.
Днем с благородным отцом и заботливой матерью вместе.
Все за трапезой, уставленной яствами, сладко пируют.
10 В зале они, благовонной от запаха пищи и пеньем.
Флейт оглашаемой; ночью же, каждый с своею супругой,
Спят на резных, дорогими коврами покрытых кроватях.
В град их прибывши, мы в дом их богатый вступили; там целый.
Месяц Эол угощал нас радушно и с жадностью слушал.
15 Повесть о Трое, о битвах аргивян, о их возвращенье;
Все любопытный заставил меня рассказать по порядку.
Но напоследок, когда обратился я, в путь изготовясь,
С просьбой к нему отпустить нас, на то согласясь благосклонно,
Дал он мне сшитый из кожи быка девятигодового.
20 Мех с заключенными в нем буреносными ветрами; был он.
Их господином, по воле Крониона Дия, и всех их.
Мог возбуждать иль обуздывать, как приходило желанье.
Мех на просторном моем корабле он серебряной нитью.
Туго стянул, чтоб ни малого быть не могло дуновенья.
25 Ветров; Зефиру лишь дал повеленье дыханьем попутным.
Нас в кораблях по водам провожать; но домой возвратиться.
Дий не судил нам: своей безрассудностью все мы погибли.
Девять мы суток и денно и нощно свой путь совершали;
Вдруг на десятые сутки явился нам берег отчизны.
30 Был он уж близко; на нем все огни уж могли различить мы.
В это мгновенье в глубокий я сон погрузился, понеже.
Правил до тех пор кормилом один, никому не желая.
Вверить его, чтоб успешней достигнуть отчизны любезной.
Спутники тою порой завели разговор; полагали.
35 Все, что с собою имел серебра я и золота много,
Мне на прощание данных царем благородным Эолом.
Глядя друг на друга, так рассуждали они меж собою:
«Боги! Как всюду его одного уважают и любят.
Люди, какую бы землю и чье бы жилище ни вздумал.
40 Он посетить. Уж и в Трое он много сокровищ от разных.
Собрал добыч; мы одно претерпели, один совершили.
Путь с ним — а в дом свой должны возвратиться с пустыми руками.
Так и Эол; лишь ему одному он богатый подарок.
Сделал; посмотрим же, что им так плотно завязано в этом.
45 Мехе: уж верно найдем серебра там и золота много».
Так говорили одни; их одобрили все остальные.
Мех был развязан, и шумно исторглися ветры на волю;
Бурю воздвигнув, они с кораблями их, громко рыдавших,
Снова от брега отчизны умчали в открытое море.
50 Я пробудился и долго умом колебался, не зная,
Что мне избрать, самого ли себя уничтожить, в пучину.
Бросясь, иль, молча судьбе покорясь, меж живыми остаться.
Я покорился судьбе и на дне корабля, завернувшись.
В мантию, тихо лежал. К Эолийскому острову снова.
55 Бурею наши суда принесло. Все товарищи с плачем.
Вышли на твердую землю; запасшись водой ключевою,
Наскоро легкий обед мы у быстрых судов совершили.
Свой удовольствовав голод едой и питьем, я с собою.
Взял одного из товарищей наших с глашатаем; прямо.
60 К дому Эола царя мы пошли и его там застали.
Вместе с женой и со всеми детьми за семейным обедом.
В двери палаты вступив, я с своими людьми на пороге.
Сел; изумилась царева семья; все воскликнули вместе:
«Ты ль, Одиссей? Не зловредный ли демон к тебе прикоснулся?
65 Здесь мы не всё ль учредили, чтоб ты беспрепятственно прибыл.
В землю отцов иль в иную какую желанную землю?».
Так говорили они; с сокрушеньем души отвечал я:
«Сон роковой и безумие спутников мне приключили.
Бедствие злое; друзья, помогите; вам это возможно».
70 Так я сказал, умоляющим словом смягчить их надеясь.
Все замолчали они; но отец мне ответствовал с гневом:
«Прочь, недостойный! Немедля мой остров покинь; неприлично.
Нам под защиту свою принимать человека, который.
Так очевидно бессмертным, блаженным богам ненавистен.
75 Прочь! Ненавистный блаженным богам и для нас ненавистен».
Кончив, меня он, рыдавшего жалобно, из дому выслал.
Далее поплыли мы в сокрушении сердца великом.
Люди мои, утомяся от гребли, утратили бодрость,
Помощи всякой лишенные собственным жалким безумством.
80 Денно и нощно шесть суток носясь по водам, на седьмые.
Прибыли мы к многовратному граду в стране лестригонов,
Ламосу. Там, возвращаяся с поля, пастух вызывает.
На поле выйти другого; легко б несонливый работник.
Плату двойную там мог получать, выгоняя пастися.
85 Днем белорунных баранов, а ночью быков криворогих:
Ибо там паства дневная с ночною сближается паствой.
В славную пристань вошли мы: ее образуют утесы,
Круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле.
Устья великими, друг против друга из темныя бездны.
90 Моря торчащими камнями, вход и исход заграждая.
Люди мои, с кораблями в просторную пристань проникнув,
Их утвердили в ее глубине и связали, у берега тесным.
Рядом поставив: там волн никогда ни великих, ни малых.
Нет, там равниною гладкою лоно морское сияет.
95 Я же свой черный корабль поместил в отдаленье от прочих,
Около устья, канатом его привязав под утесом.
После взошел на утес и стоял там, кругом озираясь:
Не было видно нигде ни быков, ни работников в поле;
Изредка только, взвиваяся, дым от земли подымался.
100 Двух расторопнейших самых товарищей наших я выбрал.
(Третий был с ними глашатай) и сведать послал их, к каким мы.
Людям, вкушающим хлеб на земле плодоносной, достигли?
Гладкая скоро дорога представилась им, по которой.
В город дрова на возах с окружающих гор доставлялись.
105 Сильная дева им встретилась там; за водою с кувшином.
За город вышла она; лестригон Антифат был отец ей;
Встретились с нею они при ключе Артакийском, в котором.
Черпали светлую воду все, жившие в городе близком.
К ней подошедши, они ей сказали: «Желаем узнать мы,
110 Дева, кто властвует здешним народом и здешней страною?».
Дом Антифата, отца своего, им она указала.
В дом тот высокий вступивши, они там супругу владыки.
Встретили, ростом с великую гору, — они ужаснулись.
Та же велела скорей из собранья царя Антифата.
115 Вызвать; и он, прибежав, на погибель товарищей наших,
Жадно схватил одного и сожрал; то увидя, другие.
Бросились в бегство и быстро к судам возвратилися; он же.
Начал ужасно кричать и встревожил весь город; на громкий.
Крик отовсюду сбежалась толпа лестригонов могучих;
120 Много сбежалося их, великанам, не людям подобных.
С крути утесов они через силу подъемные камни.
Стали бросать; на судах поднялася тревога — ужасный.
Крик убиваемых, треск от крушенья снастей; тут злосчастных.
Спутников наших, как рыб, нанизали на колья и в город.
125 Всех унесли на съеденье. В то время как бедственно гибли.
В пристани спутники, острый я меч обнажил и, отсекши.
Крепкий канат, на котором стоял мой корабль темноносый,
Людям, собравшимся в ужасе, молча кивнул головою,
Их побуждая всей силой на весла налечь, чтоб избегнуть.
130 Близкой беды: устрашенные дружно ударили в весла.
Мимо стремнистых утесов в открытое море успешно.
Выплыл корабль мой; другие же все невозвратно погибли.
Далее поплыли мы, в сокрушенье великом о милых.
Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.
135 Мы напоследок достигли до острова Эй. Издавна.
Сладкоречивая, светлокудрявая там обитает.
Дева Цирцея, богиня, сестра кознодея Ээта.
Был их родителем Гелиос, бог, озаряющий смертных;
Мать же была их прекрасная дочь Океанова, Перса.
140 К брегу крутому пристав с кораблем, потаенно вошли мы.
В тихую пристань: дорогу нам бог указал благосклонный.
На берег вышед, на нем мы остались два дня и две ночи,
В силах своих изнуренные, с тяжкой печалию сердца.
Третий нам день привела светозарнокудрявая Эос.
145 Взявши копье и двуострый свой меч опоясав, пошел я.
С места, где был наш корабль, на утесистый берег, чтоб сведать,
Где мы? Не встречу ль людей? Не послышится ль чей-нибудь голос?
Став на вершине утеса, я взором окинул окрестность.
Дым, от земли путеносной вдали восходящий, увидел.
150 Я за широко разросшимся лесом в жилище Цирцеи.
Долго рассудком и сердцем колеблясь, не знал я, идти ли.
К месту тому мне, где дым от земли подымался багровый?
Дело обдумав, уверился я наконец, что удобней.
Было сначала на брег, где стоял наш корабль, возвратиться,
155 Там отобедать с людьми и, надежнейших выбрав, отправить.
Их за вестями. Когда ж к кораблю своему подходил я,
Сжалился благостный бог надо мной, одиноким: навстречу.
Мне он оленя богаторогатого, тучного выслал;
Пажить лесную покинув, к студеной реке с несказанной.
160 Жаждой бежал он, измученный зноем полдневного солнца.
Меткое бросив копье, поразил я бегущего зверя.
В спину:, ее проколовши насквозь, острием на другой бок.
Вышло копье; застонав, он упал, и душа отлетела.
Ногу уперши в убитого, вынул копье я из раны,
165 Подле него на земле положил и немедля болотных.
Гибких тростинок нарвал, чтоб веревку в три локтя длиною.
Свить, переплетши тростинки и плотно скрутив их. Веревку.
Свивши, связал я оленю тяжелому длинные ноги;
Между ногами просунувши голову, взял я на плечи.
170 Ношу и с нею пошел к кораблю, на копье опираясь;
Просто ж ее на плечах я не мог бы одною рукою.
Снесть: был чрезмерно огромен олень. Перед судном на землю.
Бросил его я, людей разбудил и, приветствовав всех их,
Так им сказал: «Ободритесь, товарищи, в область Аида.
175 Прежде, пока не наступит наш день роковой, не сойдем мы;
Станем же ныне (едой наш корабль запасен изобильно).
Пищей себя веселить, прогоняя мучительный голод».
Было немедля мое повеленье исполнено; снявши.
Верхние платья, они собрались у бесплодного моря;
180 Всех их олень изумил, несказанно великий и тучный;
Очи свои удовольствовав сладостным зреньем, умыли.
Руки они и поспешно обед приготовили вкусный.
Целый мы день до вечернего сумрака, сидя на бреге,
Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались;
185 Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная;
Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег.
Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.
Спутников верных своих на совет пригласив, я сказал им:
«Спутники верные, слушайте то, что скажу вам, печальный:
190 Нам неизвестно, где запад лежит, где является Эос;
Где светоносный под землю спускается Гелиос, где он.
На небо всходит; должны мы теперь совокупно размыслить,
Можно ли чем от беды нам спастися; я думаю, нечем.
С этой крутой высоты я окрестность окинул глазами:
195 Остров, безбрежною бездной морской, как венцом, окруженный,
Плоско на влаге лежащий, увидел я; дым подымался.
Густо вдали из широкорастущего, темного леса».
Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце:
В память пришли им и злой лестригон Антифат, и надменный.
200 Силой своею циклоп Полифем, людоед святотатный;
Громко они застонали, обильным потоком проливши.
Слезы, — напрасно: от слез и от стонов их не было пользы.
Тут разделить я решился товарищей меднообутых.
На две дружины; одною дружиной начальствовал сам я;
205 Избран вождем был дружины другой Еврилох благородный.
Жеребьи в медноокованном шлеме потом потрясли мы —
Вынулся жеребий твердому сердцем вождю Еврилоху.
В путь собрался он, и с ним двадцать два из товарищей наших.
С плачем они удалились, оставя нас, горем объятых.
210 Скоро они за горами увидели крепкий Цирцеин.
Дом, сгроможденный из тесаных камней на месте открытом.
Около дома толпилися горные львы и лесные.
Волки: питьем очарованным их укротила Цирцея.
Вместо того чтоб напасть на пришельцев, они подбежали.
215 К ним миролюбно и, их окруживши, махали хвостами.
Как к своему господину, хвостами махая, собаки.
Ластятся — им же всегда он приносит остатки обеда, —
Так остролапые львы и шершавые волки к пришельцам.
Ластились. Их появленьем они, приведенные в ужас,
220 К дому прекраснокудрявой богини Цирцеи поспешно.
Все устремились. Там голосом звонко-приятным богиня.
Пела, сидя за широкой, прекрасной, божественно тонкой.
Тканью, какая из рук лишь богини бессмертной выходит.
К спутникам тут обратяся, Политос, мужей предводитель,
225 Мне меж другими вернейший, любезнейший друг мой, сказал им:
«Слышите ль голос приятный, товарищи? Кто-то, за тканью.
Сидя, поет там, гармонией всю наполняя окрестность.
Кто же? Богиня иль смертная? Голос скорей подадим ей».
Так он сказал им; они закричали, чтоб вызвать певицу.
230 Вышла немедля она и, блестящую дверь растворивши,
В дом пригласила вступить их; забыв осторожность, вступили.
Все; Еврилох лишь один назади, усомнившись, остался.
Чином гостей посадивши на кресла и стулья, Цирцея.
Смеси из сыра и меду с ячменной мукой и с прамнейским.
235 Светлым вином подала им, подсыпав волшебного зелья.
В чашу, чтоб память у них об отчизне пропала; когда же.
Ею был подан, а ими отведан напиток, ударом.
Быстрым жезла загнала чародейка в свиную закуту.
Всех; очутился там каждый с щетинистой кожей, с свиною.
240 Мордой и с хрюком свиным, не утратив, однако, рассудка.
Плачущих всех заперла их в закуте волшебница, бросив.
Им желудей, и свидины, и буковых диких орехов.
В пищу, к которой так лакомы свиньи, любящие рылом.
Землю копать. К кораблю Еврилох прибежал той порою.
245 С вестью плачевной о бедствии, спутников наших постигшем.
Долго не мог, сколь ни силился, слова сказать он, могучим.
Горем проникнутый в сердце; слезами наполнены были.
Очи его, и душа в нем терзалась от скорби; когда же.
Все мы его в изумленье великом расспрашивать стали,
250 Так рассказал он мне повесть о бедствии посланных наших:
«Лес перешедши, как ты повелел, Одиссей многославный,
Скоро мы там за горами увидели крепкий Цирцеин.
Дом, сгроможденный из тесаных камней на месте открытом.
В нем, мы услышали, пела прекрасно певица, за тканью.
255 Сидя, не знаю, богиня иль смертная. Тотчас мы голос.
Подали; вышла она и, блестящую дверь растворивши,
В дом нас вступить пригласила; забыв осторожность, вступили.
Все; я остался один назади, предузнавши погибель;
Все там исчезли они, и обратно никто уж не вышел.
260 Долго я ждал; напоследок ушел, ничего не узнавши».
Так он сказал; и немедля, надев на плечо среброгвоздный,
Медный, двуострый мой меч и схвативши свой туго согбенный.
Лук, я велел Еврилоху меня проводить, возвратившись.
Той же дорогой со мною; но он, на колена в великом.
265 Страхе упав, мне с рыданием бросил крылатое слово:
«Нет, повелитель, позволь за тобой не ходить мне; уверен.
Я, что ни сам ты назад не придешь, ни других не воротишь.
Спутников наших; советую лучше, как можно скорее,
Бегством спасаться, иль все мы ужасного дня не минуем».
270 Так говорил Еврилох, и, ему отвечая, сказал я:
«Друг Еврилох, принуждать я тебя не хочу; оставайся.
Здесь, при моем корабле, утешаться питьем и едою;
Я же пойду; непреклонной нужде покориться мне должно».
С сими словами пошел я от моря, корабль там оставив.
275 Той же порой, как, в святую долину спустяся, уж был я.
Близко высокого дома волшебницы хитрой Цирцеи,
Эрмий с жезлом золотым пред глазами моими, нежданный,
Стал, заступив мне дорогу; пленительный образ имел он.
Юноши с девственным пухом на свежих ланитах, в прекрасном.
280 Младости цвете. Мне ласково руку подавши, сказал он:
«Стой, злополучный, куда по горам ты бредешь одиноко,
Здешнего края не ведая? Люди твои у Цирцеи;
Всех обратила в свиней чародейка и в хлев заперла свой.
Их ты избавить спешишь; но и сам, опасаюсь, оттуда.
285 Цел не уйдешь; и с тобою случится, что с ними случилось.
Слушай, однако: тебя от беды я великой избавить.
Средство имею; дам зелье тебе; ты в жилище Цирцеи.
Смело поди с ним; оно охранит от ужасного часа.
Я же тебе расскажу о волшебствах коварной богини:
290 Пойло она приготовит и зелья в то пойло подсыплет.
Но над тобой не подействуют чары; чудесное средство,
Данное мною, их силу разрушит. Послушай; как скоро.
Мощным жезлом чародейным Цирцея к тебе прикоснется,
Острый свой меч обнажив, на нее устремись ты немедля,
295 Быстро, как будто ее умертвить вознамерясь; в испуге.
Станет на ложе с собою тебя призывать чародейка —
Ты не подумай отречься от ложа богини: избавишь.
Спутников, будешь и сам гостелюбно богинею принят.
Только потребуй, чтоб прежде она поклялася великой.
300 Клятвой, что вредного замысла против тебя не имеет:
Иначе мужество, ею расслабленный, все ты утратишь».
С сими словами растенье мне подал божественный Эрмий,
Вырвав его из земли и природу его объяснив мне:
Корень был черный, подобен был цвет молоку белизною;
305 Моли его называют бессмертные; людям опасно.
С корнем его вырывать из земли, но богам все возможно.
Эрмий, подав мне растенье, на светлый Олимп удалился.
Я же пошел вдоль лесистого острова к дому Цирцеи,
Многими, сердце мое волновавшими, мыслями полный.
310 Став перед дверью прекраснокудрявой богини, я громко.
Начал ее вызывать; и, услышав мой голос, немедля.
Вышла она, отворила блестящие двери и в дом дружелюбно.
Мне предложила вступить; с сокрушением сердца вступил я.
Введши в покои меня и на стул посадив среброгвоздный.
315 Редкой работы (для ног же была там скамейка), богиня.
В чашу златую влила для меня свой напиток; но прежде,
Злое замыслив, подсыпала зелье в него; и когда он.
Ею был подан, а мною безвредно отведан, свершила.
Чару она, дав удар мне жезлом и сказав мне такое.
320 Слово: «Иди и свиньею валяйся в закуте с другими».
Я же свой меч изощренный извлек и его, подбежав к ней,
Поднял, как будто ее умертвить вознамерившись; громко.
Вскрикнув, она от меча увернулась и, с плачем великим.
Сжавши колена мои, мне крылатое бросила слово:
325 «Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?
Я в изумленье; питья моего ты отведал и не был.
Им превращен; а доселе никто не избег чародейства,
Даже и тот, кто, не пив, лишь губами к питью прикасался.
Сердце железное бьется в груди у тебя; и, конечно,
330 Ты Одиссей, многохитростный муж, о котором давно мне.
Эрмий, носитель жезла золотого, сказал, что сюда он.
Будет, на черном плывя корабле от разрушенной Трои.
Вдвинь же в ножны медноострый свой меч и со мною.
Ложе мое раздели: сочетавшись любовью на сладком.
335 Ложе, друг другу доверчиво сердце свое мы откроем».
Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:
«Как же могу, о Цирцея, твоим быть доверчивым другом,
Если в свиней обратила моих ты сопутников? Мне же,
Гибельный, верно, замысля обман, ты теперь предлагаешь.
340 Ложе с тобой разделить, затворившись в твоей почивальне, —
Там у меня, безоружного, мужество все ты похитишь.
Нет, не надейся, чтоб ложе твое разделил я с тобою.
Прежде, покуда сама ты, богиня, не дашь мне великой.
Клятвы, что вредного замысла против меня не имеешь».
345 Так я сказал, и Цирцея богами великими стала.
Клясться; когда ж поклялася и клятву свою совершила,
С нею в ее почивальне я лег на прекрасное ложе.
Тою порою заботились в светлых покоях четыре.
Девы, служанки проворные, всё учреждавшие в доме;
350 Все они дочери были потоков, и рощ, и священных.
Рек, в необъятное лоно глубокого моря бегущих.
Дева одна, положивши на кресла подушки, постлала.
Пышные сверху ковры, на ковры ж полотняные ткани.
К каждым креслам другая серебряный чудной работы.
355 Стол пододвинула с хлебом в златых драгоценных корзинах.
Третья смешала в кратере серебряной воду с медвяным,
Сладким вином; на столы же поставила кубки златые.
Светлой воды принесла напоследок четвертая дева:
Яркий огонь разложив под треножным котлом, вскипятила.
360 Воду она; вскипятивши же воду в котле, осторожно.
Стала сама, из котла подливая воды вскипяченной.
В свежую воду, плеча орошать мне и голову теплой.
Влагой: и тем прекратилось томившее дух расслабленье.
Тела. Когда ж и омыт я, и чистым натерт был елеем,
365 Легкий надевши хитон и косматую мантию, с девой.
В светлый покой я вступил, и она к среброгвоздным, богатым.
Креслам меня проводила, — была там для ног и скамейка.
Тут принесла на лохани серебряной руки умыть мне.
Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня,
370 Гладкий потом пододвинула стол; на него положила.
Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса,
Выданным ею охотно, и стала меня дружелюбно.
Потчевать вкусною пищей; но пища была мне противна.
Думой объятый, сидел я с недобрым предчувствием в сердце.
375 Видя, что думой объятый сижу и что к лакомой пище.
Рук не хочу протянуть я, печалью объятый, Цирцея,
Близко ко мне подошедши, крылатое бросила слово:
«Что у тебя на душе, Одиссей? Отчего так уныло.
Здесь ты сидишь, как немой, ни еды, ни питья не вкушая?
380 Или еще ты страшишься какого коварства? Напрасен.
Страх твой; ты слышал, тебе поклялась я великою клятвой».
Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:
«О Цирцея, какой же, пристойность и правду любящий,
Муж согласится себя утешать и питьем и едою.
385 Прежде, пока не увидит своими глазами спасенья.
Спутников? Если желаешь, чтоб пищи твоей я коснулся,
Спутников дай мне спасенье своими глазами увидеть».
Так я сказал, и немедля с жезлом из покоев Цирцея.
Вышла, к закуте свиной подошла и, ее отворивши,
390 Их, превращенных в свиней девятигодовалых, оттуда.
Вывела; стали они перед нею; она ж, обошед их.
Всех, почередно помазала каждого мазью, и разом.
Спала с их тела щетина, его покрывавшая густо.
С самых тех пор, как Цирцея дала им волшебного зелья;
395 Прежний свой вид возвратив, во мгновенье все стали моложе,
Силами крепче, красивей лицом и возвышенней станом;
Все во мгновенье узнали меня и ко мне протянули.
Радостно руки; потом зарыдали от скорби; их воплем.
Дом огласился; проникнула жалость и в душу Цирцеи.
400 Близко ко мне подошедши, богиня богинь мне сказала:
«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
Медлить не должно; поди на песчаное взморье и верным.
Спутникам всем совокупно втащить повели на зыбучий.
Берег корабль твой; потом, все богатства и снасти в пещере.
405 Скрыв и товарищей взявши с собою, сюда возвратися».
Так мне сказала, и я покорился ей мужеским сердцем.
Шагом поспешным пришед к кораблю на песчаное взморье,
Близ корабля я на бреге нашел всех товарищей верных,
Стонущих громко, из глаз изобильные слезы лиющих.
410 Как запертые в закутах телята, увидя идущих.
С паствы коров, напитавшихся сочной травой луговою,
Все им навстречу бегут, из заград вырывался тесных,
Все окружают, мыча, возвратившихся с пажити маток:
Так побежали толпою, увидя меня издалека,
415 Спутники все мне навстречу; и сильно проникла их сердце.
Радость, как будто б в родную они возвратились Итаку,
В наше отечество милое, где родились и цвели мы.
Горько заплакав, они мне крылатое бросили слово:
«Радостно нам возвращенье твое, повелитель, как будто б.
420 В наше отечество, в нашу Итаку мы вдруг возвратились.
Но не скрывайся, скажи, где товарищи? Что их постигло?».
Так говорили они, вопрошая; им так отвечал я:
«Прежде, друзья, совокупною силой корабль на зыбучий.
Берег втащите; в пещере потом все богатства и снасти.
425 Скройте; потом соберитесь и следуйте смело за мною.
К спутникам вас поведу я в святую обитель Цирцеи.
Всех их, питьем и едой веселящихся, там вы найдете».
Было немедля мое повеленье исполнено ими.
Но Еврилох, вопреки мне, хотел удержать их; он смело,
430 Голос возвысив, товарищам бросил крылатое слово:
«Стойте; куда вы, безумцы? За ним по следам вы хотите.
В дом чародейки опасной идти? Но она превратит вас.
Всех иль в свиней, иль в шершавых волков, иль в лесных густогривых.
Львов, чтоб ее стерегли вы жилище; там с вами случится.
435 То ж, что случилось в пещере циклопа, куда безрассудно.
Наши товарищи следом за дерзким вошли Одиссеем.
Он, необузданный, был их погибели жалкой виною».
Так говорил Еврилох, и меня побуждало уж сердце.
Меч длинноострый схватить и его обнаженною медью.
440 Голову с плеч непокорного сбросить на землю, хотя он.
Был мне и родственник близкий; но спутники все, удержавши.
Руку мою, обратили ко мне миротворное слово:
«Если желаешь, божественный, пусть Еврилох остается.
У моря здесь с кораблем и его сторожит неусыпно;
445 Мы же пойдем за тобою в святую обитель Цирцеи».
Всех их от моря повел я, корабль наш покинув на бреге;
Но Еврилох не остался один с кораблем и за нами.
Следом пошел, приведенный моими угрозами в трепет.
Тою порой остальные товарищи в доме Цирцеи.
450 Баней себя освежили; душистым натершись елеем,
В легкий хитон и косматую мантию каждый облекся.
Я, возвратись, их нашел за роскошной трапезой сидящих.
Свидясь с друзьями и все рассказав о случившемся с ними,
Громко они зарыдали, их воплем весь дом огласился.
455 Близко ко мне подошедши, богиня Цирцея сказала:
«Царь Одиссей, многохитростный муж, Лаэртид благородный,
Все вы свою укротите печаль и от слез воздержитесь;
Знаю довольно я, что на водах многорыбного моря,
Что на земле от свирепых людей претерпели вы, — горе.
460 Бросив теперь, наслаждайтесь питьем и едою, покуда.
В вашей груди не родится то мужество снова, с которым.
Некогда в путь вы пустились, расставшись с отчизною милой,
С вашей суровой Итакою. Ныне в бессилии робком,
Все помышляя о странствии бедственном, сердце веселью.
465 Вы затворяете, — были велики страдания ваши».
Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.
С тех пор вседневно, в теченье мы целого года.
Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.
Но когда наконец обращеньем времен совершен был.
470 Круг годовой, миновалися месяцы, дни пролетели,
Спутники все приступили ко мне с убедительной речью:
«Время, несчастный, тебе о возврате в Итаку подумать,
Если угодно богам, чтоб спаслись мы, чтоб мог ты увидеть.
Светло-богатый свой дом, и отчизну, и милых домашних».
475 Так мне сказали, и я покорился им мужеским сердцем.
Весело весь мы тот день до вечернего позднего мрака.
Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.
Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная.
Спутники все предались в потемневших палатах покою.
480 Я ж, возвратяся к Цирцее, с ней рядом на ложе роскошном.
Лег, и колена ее обхватил, и богине, склонившей.
Слух свой ко мне со вниманием, бросил крылатое слово:
«О Цирцея, исполни свое обещанье в отчизну.
Нас возвратить; сокрушается сердце по ней; в сокрушенье.
485 Спутники все приступают ко мне и мою раздирают.
Душу (когда ты бываешь отсутственна) жалобным плачем».
Так говорил я, и так, отвечая, сказала богиня:
«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
В доме своем я тебя поневоле держать не желаю.
490 Прежде, однако, ты должен, с пути уклоняся, проникнуть.
В область Аида, где властвует страшная с ним Персефона.
Душу пророка, слепца, обладавшего разумом зорким,
Душу Тиресия фивского должно тебе вопросить там.
Разум ему сохранен Персефоной и мертвому; в аде.
495 Он лишь с умом; все другие безумными тенями веют».
Так говорила богиня; во мне растерзалося сердце;
Горько заплакал я, сидя на ложе, мне стала противна.
Жизнь, и на солнечный свет поглядеть не хотел я, и долго.
Рвался, и долго, простершись на ложе, рыдал безутешно.
500 Но напоследок, богине ответствуя, так я сказал ей:
«Кто ж, о Цирцея, на этом пути провожатым мне будет?
В аде еще не бывал с кораблем ни один земнородный».
Так вопросил я богиню, и так мне она отвечала:
«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
505 Верь, кораблю твоему провожатый найдется; об этом.
Ты не заботься; но, мачту поставив и парус поднявши,
Смело плыви; твой корабль передам я Борею; когда же.
Ты, Океан в корабле поперек переплывши, достигнешь.
Низкого брега, где дико растет Персефонин широкий.
510 Лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных,
Вздвинув на брег, под которым шумит Океан водовратный,
Черный корабль свой, вступи ты в Аидову мглистую область.
Быстро бежит там Пирифлегетон в Ахероново лоно.
Вместе с Коцитом, великою ветвию Стикса; утес там.
515 Виден, и обе под ним многошумно сливаются реки.
Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь: под утесом.
Выкопав яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,
Три соверши возлияния мертвым, всех вместе призвав их:
Первое смесью медвяной, другое вином благовонным,
520 Третье водою и, все пересыпав мукою ячменной,
Дай обещанье безжизненно веющим теням усопших:
В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву.
Им принести и в зажженный костер драгоценностей много.
Бросить, Тиресия ж более прочих уважить, особо.
525 Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.
После (когда обещание дашь многославным умершим).
Черную овцу и черного с нею барана, — к Эребу.
Их обратив головою, а сам обратясь к Океану, —
В жертву теням принеси; и к тебе тут немедля великой.
530 Придут толпою отшедшие души умерших; тогда ты.
Спутникам дай повеленье, содравши с овцы и с барана,
Острой зарезанных медью, лежащих в крови перед вами,
Кожу, их бросить немедля в огонь и призвать громогласно.
Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону;
535 Сам же ты, острый свой меч обнаживши и с ним перед ямой.
Сев, запрещай приближаться безжизненным теням усопших.
К крови, покуда ответа не даст вопрошенный Тиресий.
Скоро и сам он, представ пред тобой, повелитель народов,
Скажет тебе, где дорога, и долог ли путь, и успешно ль.
540 Рыбообильного моря путем ты домой возвратишься».
Так говорила она; той порой златотронная Эос.
Встала; богиня, в хитон и хламиду меня облачивши,
Светлосеребряной ризой из тонковоздушныя ткани.
Нежные плечи одела свои, золотым драгоценным.
545 Поясом стан обвила и покров с головы опустила.
Я же, чертоги ее перешедши, товарищей верных.
Всех разбудил и, приветствие каждому сделав, сказал им:
«Время, друзья, вам от сладкого сна пробудиться; покиньте.
Ложе; пойдем; нас богиня сама побуждает к отъезду».
550 Так я сказал, и они покорились мне мужеским сердцем.
Но и оттуда не мог я отплыть без утраты печальной:
Младший из всех на моем корабле, Ельпенор, неотличный.
Смелостью в битвах, нещедро умом от богов одоренный,
Спать для прохлады ушел на площадку возвышенной кровли.
555 Дома Цирцеи священного, крепким вином охмеленный.
Шумные сборы товарищей, в путь уж готовых, услышав,
Вдруг он вскочил и, от хмеля забыв, что назад обратиться.
Должен был прежде, чтоб с кровли высокой сойти по ступеням,
Прянул спросонья вперед, сорвался и, ударясь затылком.
560 Оземь, сломил позвонковую кость, и душа отлетела.
В область Аида. Тем временем спутникам так говорил я:
«Мыслите, верно, друзья, вы, что в милую землю отчизны.
Мы возвращаемся? Путь нам иной указала Цирцея:
В царстве Аида, где властвует страшная с ним Персефона,
565 Душу Тиресия фивского должен сперва вопросить я».
Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце;
Пали на землю они, в исступлении волосы рвали,
Всё понапрасну — от слез и от воплей нам не было пользы.
Все к своему кораблю, на песчаном стоявшему бреге,
570 Вместе пошли мы, печальные, льющие слезы обильно.
Тою порою на брег привела чернорунную овцу.
С черным бараном Цирцея и, там их оставя, меж нами.
Тихо прошла, невидимая… Смертным увидеть не можно.
Бога, когда, приходя к ним, он хочет остаться невидим.
Примечания
Стих 7. …сыновьям дочерей он в супружество отдал. — Отпечаток глубочайшей древности лежит на всем быте семьи Эола. Брак его сыновей и дочерей — отголосок древнейшего группового брака.
Стихи 81–82. …к многовратному граду… Ламосу — неверный перевод: у Гомера столица лестригонов называется Телепила (что значит «широковратная»; это слово Жуковский и перевел «многовратный»); Ламос же — царь лестригонов, основатель Телепилы.
Стих 86. Ибо там паства дневная с ночною сближается паствой. — В стране лестригонов день значительно длиннее ночи; очевидно, уже в гомеровскую эпоху греки слышали о коротких летних ночах на севере.
Стих 305. Моли — сказочная волшебная трава, вроде разрыв-травы или цветка папоротника в русских сказках. Моли — слово не греческое, поэтому автор и ссылается на «язык богов».
Стих 350. Все они дочери были потопов, и рощ… — Цирцее служат нимфы.
Стих 441. Был мне и родственник близкий… — По словам античных толкователей, Еврилох был мужем сестры Одиссея.
Стихи 494–495. …в аде он лишь с умом… — По гомеровскому представлению, души в загробном мире теряют мышление и память.