Исмена была нимфой наядой реки Исмен близ Фив в Беотии (центральная Греция). Она была любима богом Паном и родила ему сына по имени Креней «Источников» — воина войны Семерых против Фив.
Исмена слабо отождествляли со своей бабушкой Мелией, нимфой исменского источника.
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ
| НАЯДА ИСМЕНА | |
| Родители | Исмен |
| Любима | Паном |
| Дом | Река Исмен в Беотии |
| Греческое имя | Транслитерация | Латиница | Английский перевод | Перевод |
| Ισμενις | Ismenis | Ismenis | Of the Ismenus (river) | Из Исмена (река) |
ГЕНЕАЛОГИЯ
Родители
Исмен (Statius Thebaid 9.318)
Дети
Креней (от Пана) (Statius Thebaid 9.318)
ЦИТАТЫ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Стаций. Фиваида. Книга 9. 318. (Источник: Публий Папиний Стаций. Фиваида / В переводе Ю. А. Шичалина. – М.: «Наука», 1991. – С. 26-27) (римский эпос 1 в. н. э.):
«[Во время войны Семерых против Фив]
Одушевления полн, сын Фавна [Пана] и нимфы исменской
нежный Креней сражения вел в волнах материнских [реке Исмен].
Оный Креней, для кого день первый — в пучине родимой,
место рожденья — поток, колыбель — зеленеющий берег,
предполагая, что здесь элисийские Сестры [Мойры] не властны,
радостный, ласкового то с того, то с этого края
деда [реку Исмен]: переходил: идущему вниз по теченью
шаг облегчала вода, и даже идущего против
не замедляли струи, но с ним возвращались к истокам.
Не дружелюбней скрывал чешую анфедонского гостя
понт, и над знойной Тритон воздымается гладью не больше,
иль Палемон, когда, мчась к матери милой в объятья,
он — на возвратном пути неспешного — гонит дельфина.
Красит доспех рамена, и щит замечательный блещет
златом, а выбит на нем исток аонийского рода.
Здесь на влюбленном быке восседает сидонская дева:
моря уже не страшась, рога не сжимает перстами
нежными и по воде ударяет стопами, играя.
Мнится, что бык — плывет по щиту и гладь рассекает, —
сходство в воде возросло, в волнах, на морские похожих.
Тут устремляется он с копьем и дерзкою речью
к Гиппомедонту: «Сей ток — не преизобильная ядом
Лерна, и этой воды геркулесовы не пили змеи.
Ты попираешь поток священный (и в том убедишься!), —
бога и воды, меня воскормившие». — Молча навстречу
двинулся тот. Поток — супротивной волной накатился,
руку его удержал, но она, хотя и слабейший,
все же удар нанесла и в глубины души угодила.
Вздыбился в ужасе ток [Исмен], леса с двух сторон зарыдали,
и отдались берега пространные ропотом грозным.
Из умирающих уст последний послышался шёпот:
«Матерь…» — и струи реки захлестнули несчастного голос.
Тотчас родительница [Исмена] в окруженье сестер [Наяд] синеоких,
ранена оной бедой, со стеклянного ринулась дола
и, распустив волоса, в исступлении щеки, и перси,
и зеленевший наряд раздирала жестоко перстами.
И поднялась над водой, и кликала снова и снова
гласом дрожащим: «Креней!» — Нигде его нет, но приметой,
слишком знакомой, увы, обездоленной матери, сверху
плавает щит, а сам он — простерт в отдаленье близ устья,
там, где Исмена струи сливаются с водами моря…
Сирая вновь погружается вглубь и, скрывшись в пучине,
мчится прозрачной стезей, куда бы, светясь перед нею,
та ни вела, но нигде останков несчастного сына
не обретая, скорбит всё пуще, а страшные воды
взор ей, противостоя, застилают встречною кровью.
Всё же она, на мечи натыкаясь и дроты, перстами
щупает шлемы, а тех, кто уткнулся в песок, подымает.
К морю приблизясь, она еще не успела в Дориду
горькую выплыть, — и тут глубокой пучины добычу,
сжалившись, сонм Нереид к груди подтолкнул материнской.
Мать же тело влекла, заключив, как живого, в объятья;
на берегу положив, власами мягчайшими влагу
с мокрых стирала ланит и так причитала над телом:
«Жизнь для того ли тебе полубоги-родители дали?
Вот как, бессмертный отец [Исмен], ты нашею правишь пучиной?
Мягче к несчастному твердь земли, враждебной и чуждой,
мягче морская волна, которая тело вернула
в устье реки и, казалось, ждала несчастную матерь.
Это ль ланиты мои, и родителя дикого очи,
дедовы волны волос? Ты был еще давеча гордой
славою струй и лесов, при жизни твоей величалась
старшей меж нимфами я и над равными гордо царила.
Где вожделенных толпа искательниц пред материнским
взором и сонмы напей, тебе угождать вожделевших?
Ныне почто (мне лучше бы в злой глубине оставаться!)
в горе, Креней, тебя, обхватив, несу я к могиле,
а не к себе? — И тебе не стыдно ль, увы, и не больно,
дед бессердечный? Какой недоступной подземной рекою
в недрах сокрыт ты настоль, что туда ни жестокая гибель
внука, ни вопли мои до сих пор не способны пробиться?
Здесь, в пучине твоей, надмеваясь, бесчинствует мощный
Гиппомедонт, и трепещут пред ним и воды, и берег,
и от набега его кровь нашу влага впивает.
Ты же — ленив и готов пеласгам потворствовать лютым.
Но выходи, наконец, и последнюю почесть, жестокий,
близким воздай: костер не для внука лишь должно готовить!»
Плача, терзает себя, раздирает безвинные перси
в кровь, и воплям ее отвечают лазурные сестры [наяды]…
Дочери стоны одна из нимф, прибежав, объяснила,
внука кончину отцу [Исмену] описав, и виновника крови,
взяв за десную, ему указала. Исмен из пучины
вышел и водоросли с ланит и рогов оплетенных
дланью отряс
[Река пытается утопить Гиппомедона, убийцу сына его дочери]»
ИСТОЧНИКИ
Римские
Список используемой литературы
