Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. Песнь XXXVIII

Песня тридцать восьмая поведает нам о судьбине
Огненной Фаэтона несчастного в колеснице!

Кончились игры, народы вернулись в укрытие дебрей,

По шатрам разошлися. И дикие жители, паны,

Спрятались по ущельям, по логовищам глубоким.

Там, где в пещерах природных находят убежище ночью

Дикие львицы. К лежкам сатиры устремились

Ярых медведиц и ложа вырыв копытами, ибо

Острий железных они не имели, чтоб камень разрезать,

Спрятались до сиянья утра, пока для обоих

Войск не поднимется в небо мирная Эос повозка,

Свет разливая над ними, а круговратное время
10 [11]
Мигдонийскую битву и ярость индов свирепых

Отодвигает как будто… Нет ни резни, ни убийства,

Ни ратоборства, и Вакхов щит шесть лет от сражений

Отдыхал, пауки лишь ткали на нем паутину

Но явилися Хоры и год седьмой возвестили

Битв и дали знаменье винолюбивому Вакху

С иеба, великое чудо: при полном дне́вном сиянье

Мрак опустился на землю и, черноплащный, окутал

Лучезарное Солнце темным и плотным покровом,

Скрыл лучи Фаэтонта — и тьма над холмами сгустилась.
20 [21]
Всюду огни задрожали, то тут, то там пролетали;

Искры небесной повозки сквозь облачные разрывы

Над землею сверкали и над склоном скалистым

Ветерки заструились, пока ие явилась повозка

Гиперйона сверху, сияя Огненным блеском.

Нетерпеливому Вакху летящий орел показался

В небе высоком, держащий змея рогатого в лапах

Острокогтистых, тот быстро изогнулся всем телом

И ускользнул, головою бросившись в воды Гидаспа.

Трепетом благоговейным все проннклося войско.
30 [31]
Идмон же благоразумный (ведь ведал он таинства Музы

Урании, и знал он ход круговратный созвездий!)

Только один оставался спокойным. Когда-то он видел

Темную тень Селены, Солнце собою затмившей,

И пурпурное пламя, пробившееся из-под круга,

Скрывшего ход Фаэтонта, что и видеть не должно,

И грохотание слышал туч, столкнувшихся в высях,

Рев небесный, ужасный и пламенную комету

Видел, и камень сверкнувший и взблескиванье зарницы!

Все Урании науки божественный Идмон изведал,
40 [41]
Дерзкий умом и сердцем бесстрашный, от этого полон

Он спокойствия; ликом смеющимся мудрый провидец

Весь народ ободряет, сказав, что победа уж близко,

Близок конец похода, длившегося столь долго!

Тут Эрехтей провидца фригийского вопрошает,

Только увидев знаки вышнего Дия, на пользу ль

Знаменья Индоубийце Вакху — иль недругам только…

Жаждал не столько проведать про битвы исход, сколь услышать

Явленной в тайнах знамений речи с высей Олимпа,

О движеньях созвездий, о беге Мены по небу,
50 [51]
И о том, как Солнце при свете дня исчезает

Вдруг… Ибо вечно о всяких виденьях божественных жаждут

Знать обитатели Аттики, знатные мудролюбцы!

Не пренебрег предсказатель ничем, и встал, потрясая

Тирсом Вакха, не лавра панопеидского ветвью,

И такое измолвил слово, пророчества полный:

«Знать, Эрехтей, желаешь слово, что сердце покоит?

То лишь единые боги, Олимпа насельники, знают!

Молвлю, как научил Аполлон с лаврового ветвью!

Нет, не страшись зарницы, огней не бойся струистых,
60 [61]
Не трепещи, что Гелий темным сделался, птицы

Не пугайся Олимпа, пророчащей Вакху победу!

Словно змей рогоносный, раздавленный лапой когтистой,

Схваченный хищною птицей, пронзенный ею до смерти,

Сгинувший в водах текучих, в речных исчезнувший струях,

Словно гад умерщвленный, влагой Гидаспа сокрытый,

Дериадей погибнет в родимых валах отцовских,

Обликом быкорогим схожий с родителем милым!»

Так прорицатель старец изрек, и слову пророка

Радовалось все войско, но более всех изумлялся
70 [71]
И ликовал безупречный града насельник Афины,

Сладостным упованьем полон, как будто он в битве

При Марафоне низвергнул врага вслед Дериадею!

После и Дионису, любящему отроги,

Кровник Гермес явился вестником Дия небесным,

Молвить слово такое, в победе его уверяя:

«Не страшися знамений, хоть день и сделался ночью:

Это, о Вакх бесстрашный, отец Кронион пророчит

Индоубийце победу, ибо с явившимся Солнцем

Облик сравню я Вакха лучащегося, что над индом
80 [81]
Смуглокожим и ярым все же восторжествует!

Это природе подобно: тьма выходит на небо,

Гасит день лучезарный, день закрывая собою,

Но поднимается в выси небесная колесница

Гелия бога, пылая, и тьму опять разгоняет!

Так вот и ты отгонишь от глаз своих морок туманный,

Тартарийский рассеешь Эринии яростной сумрак,

Вновь над Ареем заблещет лучистый бог Гиперйон!

Столь великого чуда Айо́н вовеки не деял

С той поры, как низвергнут Фаэтон, опаленный
90 [91]
Пламенем, с колесницы огненной Гелия в небе —

Полусгоревший, нашел он погибель в кельтском потоке!

Отрока дерзкого стали на берегах Эридана

Гелиады оплакивать, горько стеная листвою!»

Молвил — и Дионис преисполнился упований,

Из любопытства он просит бога Гермеса поведать

Быль Олимпа, что знают и кельты на западе дальном,

Как Фаэтон низвергся с высей небесных на землю,

Как Гелиады у токов скорбного Эридана

Преобразились в стволы, как с веток и листьев деревьев
100 [101]
Медленно слезы катились, сияя, в бурные струи!

И ему отвечая, Гермес сладкоустый поведал

Сказ вдохновенный и чудный любопытному Вакху:

«О Дионис, о пастырь, милосердный ко смертным,

Коль любопытством томишься сладким по древнему сказу

Молвлю о Фаэтоне все по порядку, что знаю!

Шумный поток, Океан, окруживший собой мирозданье,

Влажным круговоротом бегущий по кругу земному,

В оное время Фетиду выбрал на ложе в супруги,

С нею влагообильный пращур зачал Климену,
110 [111]
Деву прекраснейшую Фетида грудью вскормила.

К деве благораменной за красоту и приятство

Гелий, чей бег за двенадцать месяцев год составляет,

Чья дорога проходит в семи поясах поднебесных,

Гелий, пламени ключник, вспылал пламенами иными.

И сиянья лучей сильнее сияние страсти!

Только над алым потоком шумящего Океана,

Омывая свой облик эойский, от ложа восстал он,

Подле себя он деву увидел, она же, нагая,

В волнах родительских милых беззаботно плескалась,
120 [121]
Белым телом сияя, как будто бы блеск набирала

В небе всплывая двурогим диском округлая Мена,

Что в вечернем просторе над влагою ярко блистает;

Дева скользила во влаге, смутно виднеясь, босая,

Гелия поражая румянцем ланит как стрелою!

Словно призрак скользила, но ни единой повязки

Персей ее не скрывало и полукружья изгибов

Тела во влаге сребристой мерцали чуть розовея!

Отдал отец свою дочерь вознице небесному в жены,

Свадьбу Климены тотчас восславили быстрые Хоры
130 [131]
С Гелием светоносным, и нимфы, и девы-наяды

Веселились вокруг, и на луговине струистой

Благосоложная дева пламенным сочеталась

Браком, в прохладные длани жаркого приняв супруга!

Блеск над брачным покоем разлился созвездий небесных,

Песню в честь Гименея слагали светило Киприды

И Эосфо́рос, вестник сей свадьбы. Точно как светоч

Брачный сияла Селена над единеньем влюбленных!

Хор Гесперид ликовал, и вместе с супругой Фетидой

Пел Океан мириадом уст величальные гимны!
140 [141]
Скоро дева Климена чреватою стала во браке.

Только лишь сроки настали для бремени, разрешилась

Сыном она светоносным, чудесным, и подле младенца

Явленного зазвенела отчего песнь поднебесья!

Дочери Океана тотчас омыли малютку

В волнах струистых деда, а лишь очистив, в пеленки

Сразу же уложили… Звезды, сияя, скользнули

В круговорот Океана, столь хорошо им знакомый,

Окружив колыбельку, и Илифи́я Селена

Разлила над малюткой сиянье, Гелий же имя
150 [151]
Собственное младенцу дал, в знак того, что признал он

Сына. Тотчас замерцало сиянье в лике малютки —

Им же родитель Гелий его наделил от рожденья!

Часто на плавной зыби вздымал осторожно и нежно

Океан Фаэтона посередине пучины

Пенной — то он подбросит до самого неба младенца,

По-над самым гребнем неся его быстро как ветер,

То подхватывает налету его дланью безмерной,

Снова подбрасывая… Но часто падал младенец

Мимо протянутой длани пращура Океана,
160 [161]
В бурных водоворотах влаги черной скрываясь,

Словно пророча погибель — и старец, видя такое,

Тяжко и горько стенал, сии прозревая знаменья,

Но молчал, дабы сердца любящего Климены

Не тревожить, открыв ей Мойры замысел страшный.

Мальчик же быстро вырос, то в доме родном пребывая

Матери милой, Климены, то путешествуя часто

К пастбищам Тринаки́и, где оставался подолгу

У Лампети́и, бычьи и козьи стада выпасая…

Но колесницей отца священной он жаждал все жарче
170 [171]
Править и даже из древа выстроил собственноручно

Колесницу с парой колес и подвижною осью!

Упряжь придумал также, из гибких ветвей и стеблей

Разных растений садовых и трехконечную плетку,

А четырех барашков согнал под мнимое иго!

После, изображая звезду Эосфо́рос, из белых

Венчиков разных цветов венок круговидный сплетает

И его водружает над благозданной повозкой,

Утреннему светилу подобно, а после над первым

Густорунным бараном факелы укрепляет,
180 [181]
Изображая сиянье лучей родителя в небе,

Едущего над брегом острова в море прибойном.

Юности благоцветущей возраста быстро достигнув,

Часто пламень отцовский трогал рукою, и упряжь

Огненную повозки перебирал и стремился

Звездный бич удержать, и попоны конские дергал

Белоснежною пястью — так отрок живой забавлялся,

Возложивши десницу на огненнопылкую сбрую…

Охватило желанье страстное отрока править!

Сев на отцовы колени, просит бразды со слезами,
190 [191]
Ездить хочет в повозке с упряжкою огненных коней!

Нет! — отвечает родитель, он же речью кратчайшей

Умоляет и просит, и молвит отец с колесницы

Сыну юному слово, любя его и жалея:

«Гелия милый отпрыск, внук дорогой Океана!

Требуй иную почесть, что тебе неба повозка?

Пусть свой бег совершает, не можешь мою колесницу

Ты удержать, я сам-то еле с нею справляюсь!

Ярый Арей зарницей пламенной не ополчался,

Нет, он песнь боевую из трубы извлекает!
200 [201]
Также Гефест не гоняет туч по небу отцовых,

И, как Зевесов сын, не зовется «Тучегонитель»,

Нет, но по наковальне молотом бьет железным,

В мехи кузни вдувая ветер, содеянный дланью!

Лебедь крылатый птица Аполлона, не лошадь,

Он не пытается даже отцовых перунов касаться!

Жезлом Гермес владеет, но не отцовой эгидой!

Скажешь: Загрей, однако, метал Зевеса зарницы!

Да, метал, и погибель его при этом постигла!

Сын мой, остерегись — великие беды познаешь!»
210 [211]
Так он сказал, но сына не убедил, и слезами

Орошая одежды, юноша просит и молит,

Пястью ласкает подбрадье в знак умоленья отцово,

Падает на колена, выю пред богом склоняет,

Умоляя — и к сына мольбе склоняется Гелий.

Молит и просит Климена также, и скорбный родитель,

Ведая в сердце плетенье неумолимое Мойры,

Соглашается, плача, и утирая потоки

Слез с ланит Фаэтона полою пеплоса, после

Сына в губы целует и молвит слово такое:
220 [221]
«Только двенадцать до́мов в пламенном есть эфире,

Круг они зодиака один за другим составляют,

Следуя в строгом порядке, и только один лишь единый

Путь сквозь них пролегает, извилистый, ненадежный

Средь летящих созвездий… Кронос единый проходит

Домы, тяжко ступая, каждый — поочередно,

А Селена в то время двадцать и десять по кругу

Оборотов свершает, шесть поясов минуя,

Зевс же отца быстрее вершит свой круг супротивный,

За год свой дом седьмой проходя… Выступает третьим
230 [231]
Пылкий Арей, за шесть он дней свой дом пробегает

Подле отца твоего; четвертым и я появляюсь,

Следуя кругообразно на повозке сквозь небо

По извилистой тропке, по склонам отвесным зфира;

Хорам, четверке дев, несу я времени меру,

Дом пока не пройду, свершая свой путь как обычно

За один только месяц, я никогда не оставлю

Путь свой не довершенным, назад иль вперед обращаясь,

Или топчась на месте, пока остальные светила

Двигаются по вселенной заведенным порядком,
240 [241]
Против или согласно, вперед, назад иль на месте;

И с половины дороги опять к себе возвращаюсь,

Дабы с одной стороны затмить свое излученье;

И средь звезд роголобая ярко сияет Селена,

Месяцы отмечая убылью и наращеньем

Диска, то полного, то половинного, то лишь в полоску!

Мене против дороги иду я кругообразно,

Мощно лучей испуская снопы во все стороны света,

Сквозь зодиака домы вечно я путь совершаю,

Времени меру рождая, и только от дома до дома
250 [251]
Целый круг совершу — то и год земной завершится!

Ты берегись пересечься с кем-либо, не приближайся,

Вечной тьмы не касайся, подальше правь колесницу,

Как бы твое сиянье тьма собой не затмила!

Ты на пути привычном не отклоняйся с дороги,

Между двумя кругами держися и не любопытствуй

Прочие все познать, идущие сверху и снизу,

Нет, колесницей отцовой правь по торной дороге,

Дабы не понесла упряжка по далям эфира!

Нет, не гляди на двенадцать до́мов, сквозь них проезжая
260 [261]
Все, один за другим — приближаясь к созвездию Овна,

Постарайся повозкой созвездье Тельца не затронуть,

Не стремися проведать о вестнике урожая,

Коли, ввиду Скорпиона, едешь ты под Весами,

Поезжай постепенно, блюдя очередность дороги!

Речи моей ты внемли: всему тебя научу я!

Только созвездие Овна миную, сердце Олимпа,

Сразу же нарастает тепло весеннее в мире;

Только достигну края, где Зефир уже задувает,

Там, где становятся ра́вны день и ночь протяженьем,
270 [271]
Я на росистые тропки ласточек насылаю;

В дом же иной вступая, дом, супротивный Овну,

Свет я равновеликий лью на парные клешни,

День становится равным ночи в это мгновенье…

К осени листопадной путь склоняется Хоры —

Правлю я, светом слабея, к месяцу листопадов

Ниже, и к земнородным смертным идет уже время

Зим, обильные ливни спина рыбохвостого зверя

Козерога несет, дабы после плодом обильным

Земледельца дарила пашня под ливнем с росою

Лето веду я, вестника щедрого урожая,
280 [282]
Теплым лучом огнистым бичуя плодную землю,

Как только я появляюсь в высшей точке созвездья

Рака, противоположного хладному Козерогу,

Нила разлив пробуждаю и созревание грозди!

Только путь начинаешь — держися Керны поближе,

Проводником тебе станет Фосфо́рос в небесной дороге,

Так ты с пути не собьешься, а направленье покажут

Девы Хоры, двенадцать их на пути твоем встанет!»

Так он рек Фаэтону, чело венчая убором

Золотым, возжигая собственный огнь над главою
290 [292]
Сына; Семилучевым сияньем кудри зажглися!

Бедра его препоясал поясом белоснежным

И накинул на плечи пеплос свой огнецветный,

Бережно обувая в плесницы пурпурные ноги

После ведет к повозке, и от утренних ясель

Хоры огненных коней Гелия отрешают,

А Эосфорос бесстрашный встает у самого ига,

Надевая на шеи конские упряжь и сбрую.

Фазтон на повозку восходит и получает

Вожжи лучистые вместе с бичом огнепылким, блестящим
300 [302]
От родителя Гелия, затрепетавшего в страхе

Молчаливом (ведь знает отпрыска участь!)… У брега

Видится смутно Климена, радостно зрящая сына,

Восходящего ныне на огненную колесницу!

Вот уже заискрился влажноросистый Фосфорос,

И Фазтон поднялся по утреннему небосклону,

Водами Океана дедовскими омытый.

Вот возница бесстрашный коней огненнопылких

На небеса восходит, созвездьями окруженный,

Семь поясов пред ним, и движутся звезды навстречу,
310 [312]
Видит он также землю посередине вселенной,

С высей небесных взирает на долины земные,

Где беснуются ветры вдоль склонов башнеобразных,

Зрит и быстрые реки и брег Океана песчаный,

Льющего струи влаги своей в свои же теченья.

Взгляд на эфир направляет и на движенье созвездий,

На созданья земли, на хребет беспокойного моря,

Непрестанно глядит в безграничное мирозданье,

Кони ж огнистые мчатся, ярясь и беснуясь под игом

По привычной дороге вдоль зодиакального круга.
320 [322]
Вот неопытный отрок бичом пылающим хлещет

Шеи коней ретивых, и взбесилися кони,

Вздыбившись под бодцом безжалостного возницы,

Более не желая скакать по старой дороге;

Понесли мимо знаков привычного зодиака,

Ибо стегал им хребты и непривычный наездник!

И поднялся средь южных и северных неба пределов

Шум великий, в небесных вратах на ход необычный

Дня столь странного все быстроногие Хоры дивились,

Эригенейя дрожала от страха, воскликнул Фосфорос:

«Что ж ты, отрок, наделал? Не безумствуй, возница!
330 [333]
Огненный бич в покое оставь! Берегись по дороге

Звезд, на месте стоящих, и комет беззаконных!

Дерзкого Ориона меч тебя б не прикончил!

Как бы посохом старец Боот не поверг огнепылким!

Бешеных скачек не надо — как бы во чреве огромном

Не схоронил парящий в эфире Кит Олимпиец!

Лев не сожрал бы небесный! Телец многозвездный, склоня

Выю, тебя не пронзил бы рогом пламенно-светлым!

Ах, Стрельца ты побойся — как бы, лук натянувши,
340 [342]
Огнелезвийным жалом тебя он не поразил бы,

Хаоса не сотвори второго — или же звезды

Явятся в небе дне́вном, и на бурной повозке

Эригенейя безумная встретит богиню Селену!»

Молвил так. Фаэтон же гонит сильней колесницу,

Мчатся на север кони, на юг, восток или запад,

Сотрясается небо, основы миропорядка

Все нарушены сразу, и ось срединная неба,

Коловращенье замедлив, в сторону отклонилась!

И с трудом превеликим катящийся свод небесный
350 [352]
Словно бы сам собою Атла́с согбенный Либиец

Удержал посредине. И вот уж вдали от Аркта

Чрево гибкое тащит Дракон к экватору прямо

И на созвездье Тельца шипит недовольно при встрече.

Лев угрожает пастью знойной звезде Собаки,

Выси все опаляя огнем, накинуться хочет

На восьминогого Рака, гривою потрясая,

Хвост пылающий хлещет небесного хищного зверя,

Заднею задевает лапою ближнюю Деву —

Отроковица крылатая мчится мимо Боота,
360 [362]
Около полюса встала, встретившись с горней Повозкой!

К западным дальним пределам яркий свет посылает

Весперу прямо навстречу светоч небес, Эосфорос;

Эригенейя блуждает; вместо привычного Зайца

Сириус жгучий хватает созвездье Медведицы алчной,

И, наконец, разделилось горнее Рыб созвездье,

К северу льнет одна, и к югу другая; к Олимпу

Сдвинулся Водолей, сильнее закувыркался

Верткий дельфин и пляшет у са́мого Козерога;

С южной стези отходит, пятясь кругообразно,
370 [372]
Скорпион, почти к рукояти меча прикоснувшись

Ориона, мгновенно затрепетавшего в небе —

Как бы тот не ужалил ловчего в пятку повторно!

Вот при полуденном свете с ликом уже почерневшим

Мена готова явиться, сиянье лия вполовину,

Ибо не в силах скрыться от солнечного пожара.

Собственным отражая телом солнца блистанье;

Отзвук семиголосый созвездья Плеяд раздается

Над семью поясами неба кругообразно,

К ним несутся планеты в безумье ревя неустанно
380 [382]
Всеми глотками сразу, покинув привычные тропы.

Следом за Зевсом Киприда, за Кроном Арей, и к весенним

Сестрам Плеядам несется вослед и моя планета,

Родственное сиянье с сестрами соединила,

Встала, еле видна, при Майе, матери милой,

От колесницы жаркой отвернулась (а раньше

Рядом с ней пребывала, предшествуя раннему утру,

Вечером же вослед закатному солнцу мерцала

Так как она соразмерно с Солнцем передвигалась,

«Сердцем Гелия» звали книгочеи планету!)
390 [392]
Тянет выю, склонившись под бременем влажного снега,

Зверь Олимпиец, Европы жених, Телец — и стенает,

На ноги встав прямые, и рога направляет

Острые на Фаэтона; сотрясаются неба

Своды, когда он копытом ударяет во гневе;

Из висящих у бедер ножен выхватил быстро

Меч Орион бесстрашный, Боот потрясает дубиной,

Встал на дыбы и бьет копытами в выси эфира

Конь Пегас, и ржет, показавшись лишь наполовину,

И к созвездию Лебедя мчится в яростной скачке,
400 [402]
Бешенно бьет он крылами, словно наездника хочет

Сбросить другого с неба, как некогда сбросил на землю

С высоты поднебесной героя Беллерофонта.

Боле уже не мнутся Медведицы друг подле друга,

В северных склонах неба, но обе к югу сместились

И в гесперийских пределах стопы, не знавшие влаги,

Омывают в потоке незнаемого Океана!

Зевс же, владыка великий, сбрасывает Фазтона

Пламенною зарницей в водоворот Эридана.

Восстановил он могучей дланию колебанье
410 [412]
Мира и Гелия коней вернул на привычные тропы,

Колесницу же Солнца к востоку снова отправил

И быстроногие Хоры двинулись старой стезею!

Возвеселилася снова земля, с высот поднебесных

Жизнеподателя Зевса дождь оросил ее долы,

Влажные ливня потоки пляшущий огнь усмирили,

Над землей вознеслися, пламя и дым выдыхая,

Огнепылкие кони, ржанием высь оглашая,

Гелий снова восходит, правит опять колесницей,

Ввысь ростки потянулись, зазеленели посевы,
420 [422]
Наслаждаясь дающим жизнь лучом теплотворным.

Отчий Зевес Фаэтона сделал небесным созвездьем,

Дав ему имя и лик: «Возничий». Сияющей дланью

Он стоит пред небесной светоносной повозкой,

Словно в путь собираясь по склонам небесным неблизкий,

К звездам как будто желая править отца колесницей,

И огнеструйные токи также на своде эфирном

Зевс поместил владыка, и среди звездного круга

Катит извивную влагу Эридан млечно-белый.

Сестры злосчастного в горе приняли раннюю участь,
430 [432]
Стали они деревами — и от ветвей скорбящих

Льются прозрачные слезы обильной росой золотою.

Оглавление:

Оцените статью
Античная мифология