Арете была богиней или олицетворенным духом (даймона) добродетели, превосходства, доброты и доблести. Она была изображена как прекрасная женщина в высоком положением, одетая в белое. Ее противоположностью был даймон Какия, порок.
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ
| АРЕТЕ | |
| Родители | Сотер и Праксидика |
| Богиня чего | Добродетель, доблесть |
| Дом | Земля |
| Римское имя | Виртус |
| Греческое имя | Транслитерация | Римское имя | Английский перевод | Перевод |
| Αρετη | Aretê | Virtus | Virtue, Valour (aretê) | Добродетель, Доблесть |
ГЕНЕАЛОГИЯ
РОДИТЕЛИ
Цитаты классической древнегреческой литературы
АРЕТЕ ОТОЖДЕСТВЛЯЕТСЯ С ДОБРОДЕТЕЛЬЮ
Симонид Кеосский. Разное. 579. (Источник: Эллинские поэты VIII – III вв. до н. э. / Перевод Л. Блуменау, В. Ярхо. – М.: Ладомир, 1999. – С. 376) (греческая лирика 6-5 вв. до н. э.):
«Некое слово гласит:
Доблесть высоко на скалах живет неприступных
И зорко блюдет свой предел заповедный,
Очам не всякого смертного зрима [Арете],
Но только тому, кто со многим потом
И муками взыдет туда,
Мужества высей достигнув».
Вакхилид. Отрывки. 13. (Источник: Пиндар, Вакхилид. Оды. Фрагменты / Издание подготовил М. Л. Гаспаров. – М: Наука, 1980. – С. 282) (5 в. до н. э.):
«А если кто из них ….
На высоком срубе [погребального костра]…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ибо и в беспредельной ночи
Зримую доблесть [Арете]
Не скрыть никаким покровом:
Окружась неутомимою славою,
Она странствует и посуху
И по много исплаванному морю,
Она чтит и славный остров Эака;
Она правит над ним
С увенчанной Евклеей, доброй молвой,
И с разумною Евномией, добрым уставом,
Дольщицею празднеств,
Блюстительницею мира
По всем городам благочестивых мужей».
Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. Книга 2. 1. 21. (Источник: Текст публикуется по электронному варианту, предоставленному И. И. Маханьковым и А. А. Столяровым, 2001 г. Перевод С. И. Соболевского под ред. И. И. Маханькова.) (Греческий писатель 430 г. до н.э.)
«Ученый Продик в своем сочинении о Геракле, которое он читает перед многочисленной публикой, высказывает такое же мнение о добродетели [Арете]; он выражается так, насколько я припоминаю.
Геракл, говорит он, в пору перехода из детского возраста в юношеский, когда молодые люди уже становятся самостоятельными и видно бывает, по какому пути пойдут они в жизни, — по пути ли добродетели или порока, — Геракл ушел в пустынное место и сидел в раздумье, по которому пути ему идти. Ему представилось, что к нему подходят две женщины высокого роста, — одна миловидная, с чертами врожденного благородства; украшением ей была чистота тела, стыдливость в очах, скромность наружности, белая одежда; другая была упитанная, тучная и мягкотелая; раскрашенное лицо ее казалось на вид белее и румянее, чем оно было в действительности; фигура казалась прямее, чем была от природы; глаза широко раскрыты; одежда такая, чтобы не скрыть красоты молодости; она часто оглядывала себя, наблюдала также, не смотрит ли кто другой на нее, часто обертывалась даже на свою собственную тень.
Когда они были уже близко от Геракла, то первая продолжала идти прежним шагом, а вторая, желая опередить ее, подбежала к Гераклу и сказала:
—Я вижу, Геракл, ты в раздумье, по какому пути тебе идти в жизни. Так если ты сделаешь своим другом меня, то я поведу тебя по пути самому приятному и легкому; радости жизни ты вкусишь все, а тягостей не испытаешь во весь век свой. Во-первых, ты не будешь заботиться ни о войнах, ни о делах, а всю жизнь будешь думать только о том, какое бы кушанье или напиток тебе найти по вкусу, чем бы усладить взор или слух, чем порадовать обоняние или осязание, с какими мальчиками побольше испытать удовольствия, как помягче спать, как поменьше трудиться, чтобы все это получить. А если когда явится опасение, что не хватит средств на это, не бойся, я не поведу тебя добывать эти средства путем труда и страданий, телесных и душевных: нет, что другие зарабатывают, этим будешь пользоваться ты, не останавливаясь ни перед чем, откуда можно чем-нибудь поживиться: своим друзьям я предоставляю свободу извлекать пользу изо всего.
Выслушав это, Геракл спросил:
—А как тебе имя, женщина?
—Друзья мои, — отвечала она, — зовут меня Счастьем, а ненавистники называют Порочностью.
В это время подошла другая женщина и сказала:
—И я пришла к тебе, Геракл: я знаю твоих родителей и твои природные свойства изучила во время воспитания твоего. Поэтому я надеюсь, что если бы ты пошел путем, ведущим ко мне, то из тебя вышел бы превосходный работник на поприще благородных, высоких подвигов, и я стала бы пользоваться еще большим почетом и славой за добрые деяния. Не буду обманывать тебя вступлениями насчет удовольствий, а расскажу по правде, как боги устроили все в мире. (28) Из того, что есть на свете полезного и славного, боги ничего не дают людям без труда и заботы: хочешь, чтобы боги были к тебе милостивы, надо чтить богов; хочешь быть любимым друзьями, надо делать добро друзьям; желаешь пользоваться почетом в каком-нибудь городе, надо приносить пользу городу; хочешь возбуждать восторг всей Эллады своими достоинствами, надо стараться делать добро Элладе; хочешь, чтобы земля приносила тебе плоды в изобилии, надо ухаживать за землей; думаешь богатеть от скотоводства, надо заботиться о скоте; стремишься возвыситься через войну и хочешь иметь возможность освобождать друзей и покорять врагов, надо учиться у знатоков военному искусству и в нем упражняться; хочешь обладать и телесной силой, надо приучать тело повиноваться рассудку и развивать его упражнениями, с трудами и потом.
Тут Порочность, перебив ее, как говорит Продик, сказала:
—Понимаешь ты, Геракл, о каком трудном и длинном пути к радостям жизни рассказывает тебе эта женщина? А я поведу тебя легким и коротким путем к счастью.
Тогда Добродетель сказала:
—Жалкая тварь! А у тебя что есть хорошего? Какое удовольствие знаешь ты, когда ты не хочешь ничего делать для этого? Ты даже не ждешь, чтобы появилось стремление к удовольствию, а еще до появления его ты уже насыщаешься всем: ешь, не успев проголодаться, пьешь, не успев почувствовать жажду; чтобы еда казалась вкусной, придумываешь разные поварские штуки; чтобы питье казалось вкусным, делаешь себе дорогие вина и летом бегаешь во все концы и разыскиваешь снега; чтобы сон был сладким, делаешь не только постели мягкие, но и подставки под кровати, потому что тебе хочется спать не от труда, а от нечего делать. Любовную страсть ты возбуждаешь насильственно, раньше появления потребности в ней, придумывая для этого всякие средства и употребляя мужчин как женщин; так ты воспитываешь своих друзей: ночью их бесчестишь, а днем, в самые лучшие часы, укладываешь их спать. Хотя ты и бессмертна, но из сонма богов ты выброшена, а у людей, у хороших, ты в презрении. Самых приятных звуков, — похвалы себе, — ты не слышишь; самого приятного зрелища не видишь, потому что никогда не видала ни одного своего славного деяния. А кто поверит каким-нибудь словам твоим? Кто поможет тебе в какой-нибудь нужде? Кто в здравом уме решится быть в свите твоих почитателей? В молодые годы они немощны телом, в пожилые слабоумны душой; всю молодость они живут без труда, на чужой счет упитанные, а чрез старость проходят трудно: изможденные, они стыдятся своих прежних дел и тяготятся настоящими, ведь чрез радости жизни они промчались в молодости, а тягости отложили на старость.
А я живу с богами, живу с людьми, с хорошими; ни одно благое дело, ни божеское, ни человеческое, не делается без меня; я больше всех пользуюсь почетом и у богов и у людей, у кого следует, потому что я — любимая сотрудница художников, верный страж дома хозяевам, благожелательная помощница слугам, хорошая пособница в трудах мира, надежная союзница в делах войны, самый лучший товарищ в дружбе. Друзья мои приятно и без хлопот вкушают пищу и питье, потому что они ждут, чтобы у них появилась потребность в этом. Сон у них слаще, чем у праздных; им не бывает тяжело оставлять его, и из-за него они не пренебрегают своими обязанностями. Молодые радуются похвалам старших, престарелые гордятся уважением молодых; они любят вспоминать свои старинные дела, рады хорошо исполнять настоящие, потому что благодаря мне любезны богам, дороги друзьям, чтимы отечеством. А когда придет назначенный роком конец, не забытые и бесславные лежат они, а воспоминаемые вечно цветут в песнях. Если ты совершишь такие труды, чадо добрых родителей, Геракл, то можно тебе иметь это блаженное счастье!
Таков приблизительно был рассказ Продика о воспитании Геракла Добродетелью; но он разукрасил эти мысли еще более пышными словами, чем я теперь».
Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. Книга 6. 10. (Источник: Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского / Изд. подг. Е. Г. Рабинович; Отв. М. Л. Гаспаров. – М.: «Наука», 1985. – С. 118-119) (греческая биография 1-2 вв. н. э.):
«Тебе случалось видеть в книжках с картинками Продикова Геракла 15. Этот Геракл юн и не успел еще избрать себе жизненный путь, а Подлость и Доблесть [Арете] вцепились в него и тащат каждая в свою сторону. Под лость разукрашена золотом и побрякушками, одета в пурпур, щеки у нее румяные, волосы кудрявые, глаза подмалеваны и даже сандалии на ней золоченые, ибо в такой вот обуви выступает она на рисунке; а Доблесть, напротив, кажется измученной и глядит горько, неприбрана, одета убого, а не блюди она женской стыдливости, была бы и вовсе нагой. Так вот, вообрази, Аполлоний, будто это ты сам стоишь между индийской мудростью и нашей и слушаешь, кто тебе что обещает. Индийская мудрость обещает устлать ложе твое цветами, напоить тебя молоком и накормить медом, а еще г— свидетель Зевс, ты только захоти! — будет тебе нектар и будут крылья, и на пиру будут тебе услужать ходячие треножники, и воссядешь ты на золотой престол, а уж делать-то тебе ничего не придется, ибо все само собой поплывет тебе в руки. Другая мудрость, напротив, велит тебе спать в грязи на голой земле и, подобно нам, удручаться наготой, и ничего милого или приятного не добудешь ты без тяжкого труда, да притом нельзя тебе будет ни лелеять свою спесь, ни гоняться за почестями, а еще придется избегать сонных видений, увлекающих от надежной земли. Ежели будет твой выбор подобен Гераклову и примешь ты твердое решение истиною не пренебрегать и природной простоты не отвергать, то по праву скажешь о себе, что множество львов полонил и множество гидр порубил 16, и многих одолел Герионов и Нес-сов, и все свершил Геракловы подвиги! »
Квинт Смирнский. После Гомера. Книга 5. 49. (Источник: Квинт Смирнский. После Гомера / Вступ. ст., пер. с др. греч. яз., прим. А. П. Большакова. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 320 c. – С. 50) (греческий эпос 4 в. н. э.):
«[Среди сцен, изображенных на щите Ахилла]
А надо всеми твореньями бога гора возвышалась,
где Добродетель [Арете] священная пальмы победное древо
гордо собою венчала, высокого неба касаясь.
К дальним высотам ведущие по косогору тропинки,
пересечённые множеством скал и препятствий различных,
легким для смертных не делали путь, и поэтому часто
те потрясённо по склону обратно стопы направляли,
и лишь немногие с потом дорогу осилили эту».
Квинт Смирнский. После Гомера. Книга 14. 195. (Источник: Квинт Смирнский. После Гомера / Вступ. ст., пер. с др. греч. яз., прим. А. П. Большакова. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 320 c. – С. 50) (греческий эпос 4 в. н. э.):
«Доблести [Арете] тот не достигнет высот, кто в себе не имеет
должного духа: непросто до этого древа добраться,
и далеко простираются в небо широкое ветви.
Только тому, кто к богами дарованной силе прибавит
труд неустанный, удастся сулящий великую радость
плод обрести, на великое доблести древо поднявшись».
РИМСКАЯ ВИРТУС ОТОЖДЕСТВЛЯЕТСЯ С ДОБРОДЕТЕЛЬЮ
Стаций. Фиваида. Книга 10. 632. (Источник: Публий Папиний Стаций. Фиваида / В переводе Ю. А. Шичалина. – М.: «Наука», 1991. – С. 26-27) (римский эпос 1 в. н. э.):
«[Арета сопровождает героя Менекея, когда он жертвует собой, чтобы спасти город Фивы во время осады Семи против Фив]
Рядом с Юпитером [Зевсом] трон занимающая и оттуда
редко сходящая в мир и с землею несвычная, Доблесть [Виртус, Арета] —
то ли отец всемогущий внушил, то ль внедриться решила
в души достойных мужей сама, — как тогда устремилась
в радости с горней она высоты! Пред летящей теснятся
звезды и ею самой вознесенные в небо светила.
[духи, которые за свою добродетель превратились в сияющие звезды]
Вот уж земля под стопой, но лик — недалёко от неба.
Вид свой однако она изменила: Манто [фиванской провидицей] прозорливой
стала, чтоб ей доверяли вполне, и лик заменила
прежний чужим. Из очей исчезает внушавшая ужас
мощь, частично убор и мирный наряд остаются
теми же, но, отложив оружье, она надевает
жрицы доспех: одежды ее ниспадают, повязка
в жесткие кудри вплелась, где лавр уже был; но богиню
крутость и шага размах выдают. У лидийской царицы
Амфитриониад так вызвал улыбку, сменивши
грозный убор на сидонский наряд: не ладили с платьем
плечи, он прялки смешал и десницею рушил тимпаны.
Но обретает тебя не позорящим жертвенной чести,
нет, но достойным ее, Менекей: пред башней Диркейской
ты у огромных ворот распахнутого порога
встав, данайцев сражал, а с тобою — маворсов Гемон.
Но — несмотря на общую кровь и братское сходство —
ты — впереди, вкруг тебя взгромождаются груды сраженных.
Каждый впивается дрот, за каждым ударом — убийство,
зорки десница и дух (а ведь Доблесть еще не вмешалась!),
даже непразден убор, и сама свирепствует, мнится,
Сфинга, хранящая шлем: от зрелища крови взъяряясь,
изображенье дрожит и медь обагренная блещет.
Воину сжала тогда рукоять и десницу богиня:
«Юноша смелой души, которого самым достойным
Маворс признал из всего оружного племени Кадма, —
битвы земные оставь, ты доблести высшей потребен:
звезды зовут, — направь к небесам отважную душу.
[Было предсказано, что город Фивы будет спасен только в том случае, если будет принесен в жертву потомка Спартанца Менекей]
Этим вблизи хмельных алтарей томится родитель,
этого ждет Аполлон: и огонь, и вещие жертвы
требуют сына земли взамен всей крови фиванской.
Знаменья эти Молва разнесла, — ободрились кадмейцы:
верят в тебя. Вмести же богов и удел благородный!
Шествуй, молю, и спеши, — а не то упредит тебя Гемон».
Так говорит и могучую грудь замершего гладит
молча десницею, в нем себя самоё оставляя.
И не быстрей кипарис, пораженный молнии вспышкой,
впитывает и стволом и вершиною лютое пламя,
нежели юноши дух, подчинившийся знаменьям многим,
грудь распрямляет ему и любовью к погибели полнит…
[чтобы умереть и таким образом спасти свой город].
Рек и блестящим мечом необыкновенную душу,
рано презревшую плоть и давно тосковавшую в теле,
вырвал, ее сокрушив, вожделенную, раной единой.
Башни кровью своей окропил и стены очистил,
сам же удал бойцов посреди и всё еще дланью
меч сжимал, а стремился упасть на свирепых ахейцев.
Но подхватили его Благочестье [Пиетас] и Доблесть [Арета] и плавно
труп донесли до земли, — а уж юноши дух той порою
перед Юпитером встал и венца среди звезд домогался».
Стаций. Фиваида. Книга 4. 661. (Источник: Публий Папиний Стаций. Фиваида / В переводе Ю. А. Шичалина. – М.: «Наука», 1991. – С. 26-27) (римский эпос 1 в. н. э.):
«Сопровождают его удалая Гневливость и Ярость,
тут же Угроза и Пыл [Виртус, Арета], и Горячность, Трезвости недруг, —
сбивчив сопутников шаг, совершенно подобных владыке».
ИСТОЧНИКИ
Греческие
- Эллинские поэты / Перевод М. Грабарь-Пассек, О. Смыки. (Источник: Эллинские поэты VIII – III вв. до н. э. – М.: Ладомир, 1999. – С. ???-???) (греческий эпос 8-7 вв. до н. э.):
- Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. (Источник: Текст публикуется по электронному варианту, предоставленному И. И. Маханьковым и А. А. Столяровым, 2001 г. Перевод С. И. Соболевского под ред. И. И. Маханькова.) (Греческий писатель 430 г. до н.э.)
- Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. (Источник: Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского / Изд. подг. Е. Г. Рабинович; Отв. М. Л. Гаспаров. – М.: «Наука», 1985. – С. ???-???) (греческая биография 1-2 вв. н. э.):
Римские
Список используемой литературы
