Аура была богиней Титаном бриза и свежего прохладного воздуха раннего утра. Она была девственницей-охотницей, чрезмерно гордилась своей девственностью. В своем высокомерии она осмелилась сравнить свое тело с телом богини Артемиды, утверждая, что богиня была слишком женственной по форме, чтобы быть настоящей девственницей. Артемида разыскала Немезиду (Возмездие), чтобы отомстить за нее, и в качестве наказания Авру обесчестил бог Дионис. Преступление свело ее с ума, и в ярости она стала безжалостной убийцей мужчин. Когда родились ее сыновья-близнецы, Авра проглотила одного целиком, но второго благополучно похитила Артемида. Затем Зевс превратил Ауру в ручей — или, возможно, в «ауру» ветерка.
Аура связана с аурами, нимфами ветров.
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ
| ТИТАНИДА АУРА | |
| Родители | Лелант и Перибойя |
| Богиня чего | Бриза |
| Дом | Гора Диндим во Фригии |
| Греческое имя | Транслитерация | Латиница | Английский перевод | Перевод |
| Αυρα Αυρη | Aura, Aurê | Aura | Breeze, Morning-Air | Бриз, Утренний Воздух |
ГЕНЕАЛОГИЯ
Родители
[1] Лелант & Перибойя (Nonnus Dionysiaca 48.264)
[2] Кибела (Nonnus Dionysiaca 1.28)
Дети
[1] Иакх, двое сыновей (от Диониса) (Nonnus Dionysiaca 48.887)
ЦИТАТЫ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. Песнь 1. 28. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. – СПб: Алетейя, 1997. – С. 406) (греческий эпос 5 в. н. э.):
Сына Тионы
«Я воспою, как пылал он к Авре-вепреубийце
В землях Кибелы, третьей матери позднего Вакха [то есть Иакха]!
[Иакх был элевсинским бахусом, который возглавил процессию к мистериям]»
Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. Песнь 43. 420. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. – СПб: Алетейя, 1997. – С. 406) (греческий эпос 5 в. н. э.):
«[После того, как Дионис проиграл битву за руку Берои Посейдону]
Эрос-кровник явился и молвил такое ревнивцу:…
Должен ты горы и долы Ливана, Адониса струи
Ныне покинуть Фригии ради, отчизны красавиц,
Ждет тебя Титанида Авра»
Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. Песнь 48. 240. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. – СПб: Алетейя, 1997. – С. 406) (греческий эпос 5 в. н. э.):
«Там [во Фригии], охотясь средь горных Ди́ндима скал и утесов
Авра, цвела Риндакида, горнолюбивая дева,
Страсти эротов не знала, Лучницы [Артемиды] дикой подруга,
Знать не хотела занятий девушек незамужних,
Новая Артемида… Отцом неистовой девы
Был Лелант из рода Титанов, супруг Перибойи,
Дочери Океана, и быстроногая Авра
Мужеством отличалась, не ведала о Киприде [Афродите. то есть она была девственницей]
Выше она и сильнее своих подруг и ровесниц,
Белолокотная другиня вечная кряжей —
Часто охотилась дева на свирепых медведиц,
Часто, могучая, дроты метала во львиц ненасытных,
Ланей не убивала, не гоняла и зайцев,
Но колчан воздымала, залитый кровью добычи
С плеч, чтоб у метить племя неукротимое горных
Львов стрелой смертоносной… Согласно имени, дева
Ветра мчалась быстрее вдоль ущелий чащобных!
В час полуденный однажды, лишь зной начался несносный,
От ловитвы она отдыхала в сладостной дреме,
Телом простерлась на ложе Кибелы, чело приклонила
У изножья у самого древа, чистого лавра,
Там она в полдень заснула и о брачных грядущих
Празднествах было знаменье сладостное в сей дреме:
Явится бог огнепылкий [Эрот] и жгучее жало на жилу
Лука наложит, и станет зайцев стрелять по чащобам,
Уязвляя стрелою легкою множество зверя;
Будто придет и Киприда [Афродита] вместе с отпрыском Мирры [Адонисом]
Сразу за ловчим малюткой, окажется, будто бы дева
Рядом и Авра, не лук Артемиды неся за плечами,
А охотника Эроса тул, пернатыми полный!
Вот он зверя уметил, но, утомившись охотой,
Мстительно-злобной на разных медведиц и леопардов,
Поясом страсти любовной львицу вдруг заарканил,
И по земле волоча, показал ее матери милой;
После увидела дева во тьме, как ее подхватил он,
Злобный, как, умоляя, к Адонису и Афродите
Длани она простирала, а бешеный Эрос глумился,
Отроковицу представив добычею, львицею в путах,
Как кричал, похваляясь: «Благовенчанная матерь!
Вот привожу со склоненной главою к тебе я девицу!
Вы же, девы-плясуньи изнеженного Орхомена,
Пояс сей возложите на чресла Авры для брака,
Дабы возмог он упорство львицы непобедимой!»
Вот предсказанье какое дикая Авра узнала.
Были сны неразумны — разве не эти эроты
Ловят и жен, и мужей, загоняя их в ловчие сети?
Пробудилася дева, гневалась против лавра,
Эроса и Киприду [Афродиту] бранила, но Гипноса [Сон] — больше,
Глупому сновиденью угрозы она обращала…
Тут владычица леса поблизости оказалась,
От палящего солнца истомилась богиня
Артемида, повозку остановила, чтоб в струях
Вод с наядами вместе освежиться от зноя
Прямо в зените неба палящее солнце стояло,
Жарким бичом беспощадно хлестал в полуденное время
Гелий, горя нестерпимым блеском над Льва хребтовиной;
Вот подводит под иго ланей своих упряжных
Горная Артемида, сама же быстрой повозки
Передала и вожжи, и бич своей девственной Авре,
Та же рогатых ланей, быстрых как ветер, погнала…
Ехала в те долины, где, журча, изливались
Токи Сангария, горней напоённые влагой.
Авра же погоняла, бич воздымая высоко,
Ланей, златою уздою быстрый бег направляя
Ярко блестящей повозки владычицы к брегу речному.
Вот на землю спустилась богиня…
И в самый полдень, юниц продолжая
Защищать, она в воды осторожно вступает,
Мало-помалу от бедер подвертывает одежды,
Медленно через гла́ву снимает хитон тонкотканый,
Ступни, лодыжки и лядвеи не разомкнуть стараясь,
Погружается в струи почти целиком Артемида.
Авра смотрит украдкой сквозь прозрачную влагу,
Зорким взором пучину проницая бесстрашно,
На очертания тела, коего видеть не должно,
Наслаждаясь красою божественною хозяйки.
Вот, оттолкнувшись от брега, руками себе помогая,
Рядом с богинею Авра в токах воды заскользила.
Вынырнув из потока, гла́ву подъяв, подплывает
В бурно струящейся влаге, с распущенными волосами,
Артемида лесная, и неукротимая Авра
К персям ее прикоснулась, бесстыдные речи сказала:
«Ты лишь единая имя целомудренной носишь,
Перси твои по-женски полны, округлы и мягки,
Как у самой Пафийки, не как у девы Афины,
Нежно-алым румянцем пылают девичьи ланиты!
Ах, если ты сияешь божественной красотою,
Что ж не богиня ты брака с пышнов ласой Кипридой [Афродитой],
Что ж не ведешь мужчины в светлицу — с тобой, коль захочешь,
Может Гермес иль Арей почивать, оставь же Афину!
Если б хотела, взяла бы луки и стрелы эротов,
Коли привязана к луку и стрелам, и к полным колчанам!
Милосердья молю — но много тебя я прекрасней!
Тело мое могучей! Взгляни на стать и обличье
Мужественности моей! Я Зе́фира [Западный Ветер] в беге быстрее!
Посмотри, как сильна я! Нет ничего от женщин
Слабых в моей груди! Сказать по правде, скорее
Из твоей изольется обильное сладкое млеко!
Мягки твои ладони зачем? Отчего же и гру́ди
Не округлы и тверды, не налиты силою Авры,
Говорящие явно о целомудрии чистом?»
Молвила так, надсмехаясь… Внимала богиня безмолвно,
Наливаяся гневом, ходившим волнами в сердце,
А в очах разгоралось смертоносное пламя…
Прянула быстро на берег, в одежды вновь облачилась,
Препоясала чресла девственные повязкой,
Стала искать Немесиду…
Слово псолюбивая Лучница и молвит во гневе великом:
«Всеукрощающая! Водительница поколений!…
Дочерь мужа Леланта, дева-бесстыдница, Авра!
Как же поведать об этом? Позор для меня и бесчестье —
Над красотою тела богини она надсмехалась;
Как моя матерь и я поруганы! Ведь во фригийских
Землях хвалилась Ниоба перед Лето́ детородством,
И во фригийских пределах хвалится Авра красою!
Но заплатила Ниоба, в камень за то обратившись,
Танталида, и слезы льют и поныне обильно
Окаменелые очи… Меня же, ах, оскорбили
Безнаказанно! Авра, девичество возлюбивши,
Не омывает камня слезами, и не являет
Ключ говорливый кары за бесстыдные речи!
Ныне к тебе взываю, о Титанида по крови,
Милости дай мне, как матери милой, дабы узрела
Каменную громаду вместо Авры бесстыдной!
Не оставь без отмщенья твою сородницу ныне,
Да не увижу вовеки лика смешливого Авры,
Или ввергни в безумье ее серпом медножальным!»
Так восклицала, и слово ответное молвит богиня:
«Чистая Летоида, Охотница, сродница Феба [Аполлона],
Крови Титанов медным серпом язвить я не вправе,
Девы фригийской в камень превращать я не стану,
Племя Титанов почтенно, близка им сама я по крови,
Отче Лелант Немесиды не укорит и вовеки!
Но окажу я услугу Лучнице: дикая Авра
Девственность потеряет и боле чистой не будет!
Ты же ее увидишь у лона горных потоков
Плачущей по утрате невинности безутешно!»
Так рекла Немесида, и Артемида, оставив
Мести богиню, в повозку взошла с четверною упряжкой
Ланей и оказалась во Фригии. Адрастейя
Стала преследовать сразу ненавистную Авру,
Сразу своих пустила грифов огромных по следу,
И взлетела за ними в небо на быстрой повозке,
Путь завершивши, встала на вершине Сипила,
Каменных зраков напротив плачущей Танталиды,
Птицам с четверными когтями сесть приказала,
К высокомерной Авре приблизилась, гордую выю
Девы она хлестнула плетию змееносной
И колесо закрутила, гордость свергая девичью,
Волю ее опутав неразрешимою вязью,
После чресла змеиным поясом завязала,
Адрастейя аргивская… Лучницы волю исполнив,
Гневному Дионису-сороднику угождая,
Богу внушила иную страсть [к Авре], хоть страсти не знала…
А Немесида вернулась к Тавра снежным вершинам,
К токам Кидна знакомым. Эрос тем временем жалом
Сладостного желанья уязвил Диониса,
После взмыв на огромных крылах под своды Олимпа!
Вот уж бродящего в долах Вакха страсть поражает,
Места себе не находит бог, уже не надеясь
На благосклонность девичью — но нет от любви исцеленья!
Эрос его сжигает пламенем, жалящим разум,
Бромия подвигая на насилье над Аврой!
Страсть уж скрывать не в силах, в чащу бросается леса,
Но не любовною лестью склоняет дикую Авру —
Страхом охвачен, что дева бегством спасется! Бесстыдней
Нет ничего, когда дева страшится, а муж изнывает!
Но все глубже и глубже вонзается жало эротов…
Он за юницей крадется, за стаей псов ее гончих,
Поджидая, что ветер Киприды [Афродиты] одежды поднимет,
Бромию позволяя бедром и ступнёй любоваться…
Вот, наконец, истомленный любовью страстною к Авре,
Выкликнул Вакх в безумье неистовства полные речи:
«Я словно Пан злосчастный, нет мне в страсти удачи,
Дева быстрее ветра бежит сквозь дикие чащи,
Нимфы Эхо неверней, вечно невидимой девы!…
Бромия Пан счастливей гораздо, ибо он знает
Исцеленье от страсти в сладостнодивном звучанье:
Эхо ему отвечает откликом запоздалым,
Возвращая его же речи как будто! Когда бы
Хоть единое слово из уст послала мне Авра!
Эта любовь не такая! Норов сей молодицы
Столь отличен от прочих норова милых любимых!
Зелье какое муку мою исцелит? И какое
Средство я испытаю? Разве прельстится Авра
Взглядами нежными, разве взором безумным и пылким,
Клятвою льстиволюбовной склонить мне медведицы сердце
К Эросу и Пафийке? Кто ж львице о страсти лепечет?
Кто беседует с древом? Кто ель в любви убеждает?
Разве камень прельстишь? Со скалою ли объясняться?
Кто из мужей очарует неприступную Авру?
Кто из мужей очарует, кто с девою даже повязок
Не носящей, о браке залепетать посмеет?
Или об Эроса жале? Или о Кипрогенейе?
Выслушает Афинайя такое иль Артемида
Лучница — только не дева неприступная Авра!
Если б слово «любовь» из уст возлюбленных слышать!
Только надежда напрасна, о Вакх, забудь же об Авре!»
Так говорил он, блуждая по травам долов цветущих,
Жалуясь ветрам весенним… У благоуханного мирта
Остановился он в полдень, дав плоти сладостный отдых,
Притулившись у древа, лепеты Зе́фира слушал,
Сломленный страстною мукой. Томящемуся под листвою
Вдруг из ветвей родимых пышнорастущего древа
Дева нагая, нимфа- гамадриада явилась,
Верная и Киприде, и влюбленному Вакху:
«Раз уж Бромий не может с Аврою сочетаться
Браком, то надо опутать охотницу нежною вязью
И на стопы наложить и на длани оковы Киприды,
Дабы в сладостной дреме иго любви претерпела
И без брачного вена девичество потеряла!»
Так промолвила, после скрылася в доме ветвистом,…
Только стал он [Дионис] искусных лукавств искать для любовных
Обольщений, о прежних вспомнив — как отроковицей
Астакидской обманом завладел, погрузивши
В сон ее и добившись любви вином опьяненной…
Вот, пока Вакх замышляет обманы любовные снова
Дочерь Леланта бродила, ища лесного потока,
Ибо мучила жажда охотницу жгучая Авру…
От Диониса не скрылись поиски страждущей девы,
Прянул тотчас он к изножью близлежащего склона,
Тирсом ударил о землю и раскололась громада
Скальная, тут же извергнув из лона струи хмельные
Влаги ало-пурпурной… В благодарность Лиэю
Хоры богини, служанки Гелия, разубрали
Луговыми цветами ложе и стенки истока,
Пряным благоуханьем повеяло с нового луга…
Возросли там и стебли с цветами, что имя Нарцисса
Славного красотою, носили, на плодном Латме…
Рос там и благоуханный гиацинт амиклейский,
Над распустившимися лепестками, словно весною
Соловьиные стаи песни свои распевали…
Вот туда-то, томима жаждой мучительной, Авра
Прибежала, желая влаги Зевеса ль, истока ль
В долах найти, или речки горной журчащие струи!
Тьмою плотною Эрос одел ее очи и разум,
Только она увидала ложный Вакхов источник,
Облик туманный Пейто развеяла перед Аврой,
Молвив ей слово, предвестье страсти любовной для девы:
«Припади же к истоку, сулящему страсти свершенья,
Струи прими в уста, возлюбленного — на лоно!»
Радостно смотрит Авра на ключ и к зыби журчливой
Припадает устами, впивая Вакхову влагу…
Влаги испив, восклицает изумленная Авра:
«Что за диво, наяды? Благовонную влагу
Чье же небесное чрево породило в сем доле?
Этой влаги отведав, я к бегу уже не способна!
Тяжестью ноги налиты, сладостный сон навалился,
Только истомные стоны уста издавать и способны!»
Молвила — и колена неверные подкосились.
Вот она попыталась продолжить путь хоть немного,
Но в висках зашумело, все поплыло пред глазами,
И голова, налившись сном, на плечи склонилась…
Рухнула у подножья высокоствольного древа
Авра, оставив защиту девичества матери Гее.
Тут огнепылкий Эрос сломленную увидел
Деву, с небес спустился с ликом улыбчиво-ясным,
Молвив такие речи радостному Дионису:
«Как, Дионис, охота? Авра тебя поджидает?»
Так он сказал и к Олимпу взлетел, крылом помавая,
Только на листьях весенних цветов начертал он сначала:
«Ложе твое готово, пока забылась невеста
Сном, о жених, смотри же, не пробуди столь желанной!»
Вот Иовакх узрел на земле заснувшую деву,
Под крылами летейского Гипноса спящую Авру,
И подкрался бесшумно, босыми ступая ногами
По траве к беззащитной, безгласной и бездыханной
Осторожною дланью колчан узорчатый с девы
Он снимает и прячет лук и стрелы в пещере,
Дабы Гипноса крыл ненароком не потревожить
Он повязками крепко ноги юницы опутал,
Нежные пясти девы обвил бечевою он прочной,
Дабы не ускользнула, запрокинул на землю
Нежное бремя, во сне готовое для Афродиты,
Снял он брачную жатву с Авры, спящей глубо́ко,
Стал супругом, но выкуп не заплатил! И дева
На земле, хмельная, отдана в жены Лиэю [Дионису]!
Лик охватил крылами тонкотенными Авры
Гипнос, пособник в страсти Диониса, и сам он
Ведал услады Киприды, вспомощник верный Селены,
В сладостных сновиденьях с ласковой знаясь любовью.
Брак с ней во сне свершился, и в радостно-резвую пляску
Сами собою пустились окрестные весело горы,
Гамадриада лесная на дереве веселилась —
Только чистая Эхо не приняла в пляске участья,
А стыдливо забилась в пещеру укромную, дабы
Женолюбивого Вакха [Диониса] радостей брачных не видеть.
Вот, сочетавшись любовью на ложе этом безмолвном,
Гроздолюбивый соложник ушел, он лишь на прощанье
В милые губы деву целует и разрешает
Пясти от пут и лодыжки, колчан достает из пещеры,
Снова в ладони влагает лук и охотничьи стрелы,
И возвращается снова к сатирам, брачное ложе
Авры, дремлющей сладко велению ветров оставив.
Вот просыпается Авра после услады любовной,
Стряхивает дремоту, свидетельницу сей свадьбы!
Видит она в изумленье лежащие рядом повязки,
Обнаженные перси ощущает, нагие
Лядвеи, видит и кровь на подоле мятом хитона,
Знак девичества, взятого и без брачного вена!
Озирается Авра растерянно… Снова в повязки
Облачается, гру́ди девичьи скрывает под тканью,
Облекается в пояс — да все уже понапрасну!
Стонет она от скорби, мучается в безумье,
Гонится за пастухами, их убивает на склонах
Горных, казнить желая похитителя девства,
Боле всего стремится беспощадным железом
Убивать быкопасов…
Боле всего убивать стремилась она козопасов,
Целые коз стада вырезала за то, что обличьем
Пана ей напоминали, косматого похотливца;
Убедила себя, что Пан изнасиловал Эхо
Чистую тоже во сне, сей пастырь коз неисчетных!
К земледельцам пылала ненавистью, ведь служили
Все они тоже Киприде [Афродите]…
Убивала Авра охотников, верила ибо
Древним сказаньям: охотник Кефал из града Афины
Безматерней был мужем румянолокотной Эос [Рассвет]!
Виноградарей Вакха смерти она предавала,
Ибо они выжимали влагу хмельную из ягод,
Злополучные спутники пьяные бога Лиэя [Диониса],
Ибо не ведала дева о хитростях Диониса,
Об Афродитином зелье, добавленном в струи истока,
Разоряя лачуги пастухов или горцев,
Кровью их орошая скалы и склоны крутые.
В разуме повредилась дева, метаясь в безумье;
В храм Киприды попала: пояс ей ненавистен
Страсти, сорвала одежды новые с изваянья
И бичевала тело неумолимой богини…
Статую вдруг схватила брачной она Киферейи [Афродиты]
И в Сангария воды, в бурные водовороты,
Прямо в наяд объятья богиню нагую швырнула!
После лика Киприды, наказанного бичеваньем,
Ясноликого Эроса статую в прах низвергла,
Опустошила храм Кибелиды Пеннорожденной;
Вот верну лася в чащу, стремительная, родную,
Ловчих сетей коснулась, вспомнила об охоте,
Стала рыдать над девичьей утраченной долею горько,
Плакала и стенала, и плача, так возглашала:
«Кто же, кто из божеств развязал девичьи повязки?
Что если мною на ложе овладел одиноком,
Мнимый образ приявши, Зевс — всемогущий владыка,
Не устыдившись и Рейи, что по соседству простерлась,
Стану бояться зверья и стрелять в многозвездное небо!
Если поял меня в дреме Феб Аполлон Дальновержец,
Разнесу я по камню оракул Пифо́ именитый!
Если Гермес из Киллены осквернил мое ложе,
Расстреляю из лука аркадийские нивы,
В рабство Пейто́ [жену Гермеса] обращу я, деву с повязкой златою!
Если со злобным коварством взошел на сонное ложе
Дионис, незаметно похитив девичество Авры,
Я до жилища Кибелы дойду и гнать не устану
От высокого Тмола безумного в похоти Вакха [Диониса]!
С плеч сорву смертоносный лук, направив все стрелы
Против Фригии с Пафосом, и на божеств обоих
Ополчуся свирепо, на Афродиту и Вакха!
Но на тебя я гневлюся, Лучница, больше: ведь дева
Ты и сама, а защиты не было мне, уснувшей,
Не согнала ты мужчину стрелами чистыми с ложа!»
Так говорила… Вдруг голос задрожал и слезами
Разразилась юница побежденная… В чреве
Понесла от Лиэя [Диониса] дева, сраженная горем,
Бремя двойное, и ярость неистовая овладела
Аврою злополучной на собственную утробу!
Мыслила дева: сам ли плод зародился, бог ли,
Поучаствовал, муж ли… Вспомнила Дия невесту,
Берекинтийку Плуто́, ведь в лоне ее зародился
Тантал, отпрыск Зевеса! В безумии диком желала
Авра вспороть себе чрево и плоть растерзать, чтоб в утробе
Нерожденных младенцев убить до срока рожденья!
Вот уж и меч подъяла над грудью своей обнаженной,
Беспощадной рукою жало приставила к плоти…
Часто она входила ко львице щенной в пещеру,
Словно желая предаться Мойры нити непрочной,
Только вот зверь свирепый бегством спасался от девы,
Жизнь отнимать не желая у ней, и прятался в долах,
Беззащитного львенка в логове бросив укромном.
Часто готовилась Авра пронзить железом утробу
Собственную, желая добровольно расстаться
С жизнью, только б позора навеки избегнуть такого
Заодно с поношеньем Лучницы, девы злорадной;
Мужа узнать желала имя, дабы дитятю
На глазах у родителя с поношеньем прикончить,
Детоубийцам подобно женам, чтобы сказали:
«Авра, злосчастная в браке, как Прокна дитя погубила!»
Только ее увидала в тяжести ненавистной
Артемида, явилась пред ней и злобно глумилась,
Над несчастной служанкой безжалостно надсмехаясь:
«Гипноса знаю, служку Пафийки [Артемиды], в лукавстве любовном
Бьющие влагой златистой мнимые струи истока
Там, где грезила дева, питьем прельщенная лживым,
Что развязали пояс девичий, столь долго хранимый!
Видела, видела склоны скалистого брачного ложа,
Где застигну ли деву во сне хитроумно-обманном!
Видела гору Киприды любовную, где похищает
Девственность жен любовник, а после спасается бегством!
Что ж ты так ходишь неловко, ответь мне, чистая дева!
Ветра быстрее мчалась — ныне тащищься еле!
Ах, тобой овладели — а ты и не знаешь супруга?
Ах, ты ведь тайной любови не можешь таить, ведь распухли
Груди твои, возвещая теченье обильное млека!
Молви, вепреубийца, сонная дева — а ныне супруга,
Щечки зачем побледнели, столь румяные прежде?
Кто же запачкал ложе? Девичество кто же похитил?
Златоволосые нимфы, не прячьте любовника Авры!
Ах, чреватая, знаю, кто же твой беглый соложник,
Он не сокрылся от взоров моих, ведь я разглядела,
Как с бездыханной невестой Лиэй [Дионис] занимался любовью!
Ах, оставь свой лук и колчан, ведь самое время
Спрятаться в толпах вакханок женолюбивого Вакха!
Бить в тимпаны, в авлосы дудеть его роговые!
Молви, во имя страсти, на голой земле запылавшей,
Вено выдал какое Дионис, твой соложник!
Разве не дал он небриды, вещающей о союзе?
Медных роптров, для деток будущих милых игрушек?
Ах, он тирс свой, наверно, дал храброй звероубийце!
Может быть, и кимвалы — средство утешить младенцев
Неразумных кормилице, коли они расшумятся!»
Так богиня глумилась, а после тотчас удалилась
Ланей повозки бичуя, оставив гнева причину
И самолюбья заботы ветрам отныне небесным!
Авра в горах сокрылась, никто ее там и не видел,
Чуявшую уж муки на себе родовые,
Там она страшно кричала в родах как ярая львица,
Скалы в ответ звенели, и гласу истерзанной девы
Вторила гласом таким же злополучная Эхо!
Прикрывала руками дева причинное место,
Выйти она мешала в надлежащие сроки
Плоду, родов мученье затягивая, не хотела
Артемиду-врагиню призывать к вспоможенью!
Дщерей она не желала Геры, ведь от Илифи́и
Дева родит быстрее сыновей Дионису!
Так в обиде и горе страшно Авра кричала,
Мучаясь первыми родами, речи держала такие:
«Если б мне видеть Афину могучую и Артемиду,
Видеть их в родах ужасных — о как бы я наслаждалась!
Ах, покажите мне Лучницу в схватках, милые Хоры,
В муках простых роженицы, молвите Тритогенейе:
«О, светлоглазая дева! О, безматерняя матерь
Новая!» Если б мне видеть чистую Эхо, что с Паном
Сочеталась бы в страсти и злоковарным Лиэем!
Если бы ты, Артемида, матерью стала и млеко
Из груди мускулистой извергла, меня 6 ты простила!»
Авра, страдая от мук родовых, кричала такое!
Лучница же замедляла от бремени разрешенье,
Делала муку сильнее затянувшихся родов!
Ни́кайя, таинств Лиэя блюстительница благая,
Наблюдая мученья ужасные Авры безумной,
С тайной жалостью в сердце молвила речи такие:
«Авра, и ты страдаешь, и ты чистоту потеряла!
Бремя во чреве носила и ты, и терзаешься мукой
Родовой, ты терпела во сне насилье на ложе,
И непривычную грудь отдашь терпеливо младенцам
Что ж пригубила ты хмеля, похитителя девства?
Что ж пригубила ты хмеля, ставши женою чреватой?
Вот, как и я, страдаешь, безвинная… Плачь же, о дева,
Над обманною дремой эротов, кляни любострастных!
Хитрость одна нас обеих сразила: питье сотворило
Матерью Авру и Ни́кайю, дев безвинных и чистых!
Зверя уже из лука не застрелю как бывало,
Не натяну тетивы, не подъемлю и дрота… Я стала
Прясть да ткать словно жены, немощная амазонка…»
Молвила так, жалея в муках рожавшую Авру,
Ибо сама претерпела такие же прежде мученья.
Но Летоида-богиня, Авры стонущей слыша
Вопли, снова явилась, глумливая, перед девой,
Авру язвила насмешкой, наслаждаясь страданьем:
«Кто же привел тебя, дева, на материнское ложе?
Что же млеком сочится грудь, не знавшая страсти?
Я такого не знаю, чтоб девственница рожала!
Не изменился ль отец мой? Не научились ли жены
Зачинать без мужчины? Ты же, чистая дева,
Все равно разродишься, хоть ненавидишь Киприду!
Да не зовут ли жены, когда подступают сроки,
Артемиду на ложе? Разве и ты, умоляя,
Не позовешь богиню-охотницу ко вспоможенью?
Ах, и сама Илифи́я видела Диониса,
Вышедшего из лона матери без усилий,
Повитухой была недоношенного — зарница!
Что ж ты бранишься, что дети твои в пещере родятся?
Даже державная Рейя Зевса в горах породила!
Так что все справедливо — и ты в горах разродишься,
Ты, соложница горная горного Диониса!»
Молвила так богиня — Авра же корчилась в муках
И в страданьях великих стыдилася Артемиды,
Бедная, и на сносях хотела казаться невинной…
Вот появился младенец первый на свет, ибо речи
Артемиды родящим в схватках всегда помогают,
Вот уж двоим подарила жизнь упорная Авра,
И по этим младенцам двойная вершина Рейи
Названа «Ди́ндимон» древле, известна под именем этим…
Видя, какие младенцы прекрасные народились,
Лучница в сердце смягчилась, молвив слово такое:
«Что же, кормилица дева, двойню родившая, дай же
Непривычные к млеку перси новорожденным,
«Папа!» — кричат твои дети, родителя имя желая
Знать, и ты им скажи, кто тайный твой совратитель!
Артемида не знает брака, младенцев не кормит,
Будешь жить средь отрогов, будешь баюкать не в люльке
Деток обычной, а в шкуре пятнистой лани добытой!»
Молвила — и исчезла в чаще леса тенистой.
Никайю вызывает, кибелидскую нимфу,
Указуя на ложе горько плачущей Авры,
Дионис, улыбаясь, над одинокою девой
Гордый своею победой брачной, так восклицает:
«Ни́кайя, вот утешенье для твоего несчастья,
Ведь Дионис к другой на ложе тайно подкрался
И сочетался любовью с другой, что в скалах и долах
Прежде имени даже пылких эротов пугалась,
Ныне она, как когда-то и ты, изведала страсти!
Ты не одна познала сладкой дремы эротов,
Ты не одна и хмеля отведав, девства лишилась!
Снова ключи забили бурливые брачного тока,
Вновь вино извергая — и влаги отведала Авра!
Ты, претерпевшая муки когда-то деторожденья,
Ради молю Телеты, водительницы хороводов,
Поспеши побыстрее и отпрыска бога у Авры
Забери, как бы дева его убить не решилась!
Знаю: хочет младенца единого из рожденной
Двойни безумная Авра сгубить! Ты Иакху, младенцу,
Помоги! И того, кто сильнее, спаси, ведь Те лета
Будет ему служанкой, как и родителю Вакху!»
Молвил Лиэй — и исчез, и радуясь, и веселяся
Двум фригийским любимым, обеими девами гордый,
Старшей, бывшей подругой, и младшей, матерью ставшей!
Скорбью тяжкой объята, подле скалы, где родились
Дети, взяла их обоих на руки матерь, вскричавши:
«С неба любовь свалилась — в небо я вас и заброшу,
Ветры мной овладели, не знала я ложа земного!
Ветры во грех вовлекли меня, соименники Авры,
Ветрам отдам на волю плод утробы и чрева!
Прочь от меня, лукавца проклятье, младенцы двойные,
Вы мне не дети родные! Что делать мне с вами, с бесчестьем!
Львы, приходите, не бойтесь, уже не недруг вам дева,
Авра за вами во скалах охотиться боле не станет!
Зайцы со взором раскосым — вы лучше, чем гончая свора!
Горные волки, сбегайтесь! У ложа нашего в скалах
Видеть пантеры желаю прыжки и веселые игры!
Приводите медведей без страха, пантеры, ведь стала
Матерью Авра, и жала медные нежатся в туле!
Стыдно мне матерью зваться, некогда деве невинной,
Нет, не подам я младенцам гру́дей своих мускулистых,
Ненавистного млека из сосцов я не стану
Сцеживать, матерью нежной, охотница, зваться не стану!..
Вот положила младенца Авра пред львицей свирепой,
Но Дионисовой крови младенца, отпрыска бога,
Львица не захотела, тварь разумная, даже
Челюстями ужасными мальчика приласкала!
Окружили подстилку изумленные змеи,
Пасти раскрыв ядовитые, стражу неся у младенцев,
Ибо смягчил их норов Бромий, Авры соложник!
Вспрыгнула дочерь Леланта на резвые ноги мгновенно,
Гневом ярым пылая, словно косматая львица
Неумолимая, в воздух подбросила, ветрам добычу
Вырвав из пастей звериных, единого из младенцев!
Грянулся новорожденный оземь, упав головою
На основанье скалистое, прах вкруг себя воздымая.
После схватила тельце, и, разорвавши, сожрала
Плоть, которую должно любить материнской любовью!
Устрашившись деянья матери бессердечной,
Лучница Артемида схватила другого ребенка
И устремилася в чащу с бременем непривычным!
Так, после Бромия ложа, после безумия родов,
Смыла бесчестье насилья дева-охотница, Авра!
Стала такою как прежде, девственною и скромной,
Вышла к Сангария струям, лук свой выгнуто-крепкий
С пре́зренным вместе колчаном бросила в быструю воду,
После в глубины речные бросилась вниз головою,
Видеть стыдясь отныне сиянье стыдливое Эос,
Скрылась в водах потока… Ее всемогущий Кронион
Превращает в источник — груди стали зыбями
Пенных водоворотов, тело — теченьем, цветами —
Кудри, а лук рогово́й — рогами бога речного
В образе тура, жилы — в тростник обратились прибрежный,
Стрелы же рогозом стали, шепчущим что-то под ветром,
В илистое основанье глубокого русла речного
Чревоокруглый колчан превратился, влагой наполнен…
Лучница гнев свой смирила, кинулася по дебрям
В поисках следа Лиэя, любившего горные чащи,
Новорожденное чадо Авры к груди прижимая,
Странное бремя во дланях неся… И вот уж стыдливо
Передает младенца сородичу Дионису…
Бога сего почитая вслед отпрыску Персефонейи [Загрей]
И Семелы [Диониса] потомку. Таинства учредили
Древнему пра- Дионису и позднему богу Лиэю,
Гимнами почитая третьего Иовакха!
Празднество это тройное все справляют Афины,
В позднем шествии с пляской граждане радостно славят
Бромия и Загрея, и Иовакха совместно!»
ИСТОЧНИКИ
Греческие
Список используемой литературы
