Овидий. Метаморфозы. Книга IV

Все ж Мини­эе­ва дочь, Алки­тоя, счи­та­ет, что оргий
Бога не след при­ни­мать и, дерз­кая, все еще Вак­ха
Не при­зна­ет за дитя Юпи­те­ра, небла­го­че­стью
В сест­рах сообщ­ниц най­дя. Жрец празд­но­вать дал при­ка­за­нье
5 И гос­по­жам пове­лел и слу­жан­кам, работы поки­нув,
Грудь свою шку­рой покрыв, раз­вя­зать голов­ные повяз­ки,
И обрядить­ся в вен­ки, и лист­вою обви­тые тир­сы
Взять, пред­ре­кая, что гнев боже­ства оскорб­лен­но­го будет
Стра­шен. Покор­ны ему и мате­ри и моло­ди­цы;
10 Вот отло­жи­ли тка­нье, кор­зин­ки, нача­тую пря­жу,
Ладан несут и зовут Лиэя, Бро­мия, Вак­ха,
Отпрыск огня, что два­жды рож­ден и дву­мя мате­ря­ми,
И добав­ля­ют: Нисей, Тио­ней нестри­же­ный, имя
Так­же дают и Леней, весе­ля­щих сея­тель гроз­дьев,
15 Так­же Иакх, и Эван, и отец Эле­лей, и Ник­те­лий,
Мно­го имен и еще, кото­рые неко­гда гре­ки
Дали, о Либер, тебе! Ибо юность твоя неис­тлен­на,
Отрок ты веки веков! Ты всех пре­крас­нее зришь­ся
В небе высо­ком! Когда пред­ста­ешь, не укра­шен рога­ми, —
20 Деви­чий лик у тебя. Ты Восток победил до пре­де­лов
Тех, где, телом смуг­ла, омы­ва­ет­ся Индия Ган­гом.
Чти­мый, Пен­фея разишь, с дву­острой секи­рой Ликур­га —
Двух свя­тотат­цев; и ты — ввер­га­ешь в пучи­ну тиррен­цев;
Рысей, впря­жен­ных четой, сжи­ма­ешь ты гор­дые выи
25 Силой узор­ных вожжей; вак­хан­ки вослед и сати­ры,
С ними и пья­ный ста­рик, под­пер­ший дро­жа­щее тело
Пал­кой. Не креп­ко сидит на осле с про­вис­шей спи­ною.
В край ты какой ни при­дешь, везде клик юно­шей вме­сте
С голо­сом жен­щин зву­чит, ладо­ней уда­ры о буб­ны,
30 Выпук­ло-гну­тая медь и с отвер­стья­ми мно­ги­ми дуд­ки.
«Мирен и кроток явись!» — исме­ян­ки молят, справ­ляя
Таин­ства, как пове­лел им жрец. Мини­эиды толь­ко
Дома, Минер­вы трудом нару­ша­ют не вовре­мя празд­ник,
Шерсть прядут или паль­цем боль­шим вере­тен­це вра­ща­ют,
35 Или кор­пят за тка­ньем и рабынь понуж­да­ют к рабо­те.
Паль­цем про­вор­ным одна выво­дя свою нит­ку, ска­за­ла:
«Пусть побро­са­ют свой труд и к таин­ствам лож­ным стре­мят­ся,
Мы же, задер­жа­ны здесь Пал­ла­дою, луч­шей боги­ней,
Дело полез­ное рук облег­чим, раз­вле­ка­ясь бесе­дой.
40 Пооче­ред­но, чтоб нам не каза­лось дли­тель­ным вре­мя,
Будем неза­ня­тый слух каким-нибудь тешить рас­ска­зом».
Все одоб­ря­ют и ей пред­ла­га­ют рас­ска­зы­вать пер­вой.
Та, с чего бы начать, — затем, что мно­гое зна­ла, —
Дума­ет. То ль о тебе, Дер­ке­тия, дочь Вави­ло­на,
45 Им рас­ска­зать, как тебя, чешу­ей заме­нив тебе кожу,
В вид пре­вра­ти­ли дру­гой пале­стин­ские — буд­то бы — воды.
Или, пожа­луй, о том, как дочь ее, став окры­лен­ной,
Позд­ние годы свои про­ве­ла в бело­ка­мен­ных баш­нях?
Иль как Наяда волш­бой и трав необор­ною силой
50 Юно­шей пре­об­ра­зив, обра­тив их в рыб бес­сло­вес­ных,
Пре­об­ра­зи­лась сама? Иль о дере­ве, чьи были белы
Яго­ды, ста­ли же чер­ны, лишь толь­ко кровь их кос­ну­лась?
Выбрав этот рас­сказ — немно­гим извест­ную бас­ню —
Повесть она нача­ла, а шерсть сучить про­дол­жа­ла:
55 «Жили Пирам и Фис­ба; он всех был юно­шей кра­ше,
Пред­по­чте­на и она всем девам была на Восто­ке.
Смеж­ны их были дома, где город, соглас­но пре­да­нью,
Семи­ра­мида сте­ной окру­жи­ла кир­пич­ной когда-то.
Так зна­ком­ство меж них и сбли­же­нье пошли от сосед­ства.
60 С года­ми креп­ла любовь; и наста­ла б закон­ная свадь­ба,
Если б не мать и отец; одно­го запре­тить не уме­ли, —
Чтобы в пле­ну у люб­ви их души пылать пере­ста­ли.
Нет сообщ­ни­ков им; бесе­ду­ют зна­ком, покло­ном;
Чем они боль­ше таят, тем глуб­же таи­мое пла­мя.
65 Обра­зо­ва­лась в стене меж дома­ми, обо­им семей­ствам
Общей, тон­кая щель со вре­ме­ни самой построй­ки.
Этот порок, нико­му за мно­го веков не замет­ный, —
Что не при­ме­тит любовь? — влюб­лен­ные, вы увида­ли.
Голо­су дали вы путь, и неж­ные ваши при­зна­нья
70 Шепотом, слыш­ным едва, без­опас­но до вас дохо­ди­ли.
Часто сто­я­ли: Пирам — по ту сто­ро­ну, Фис­ба — по эту.
Пооче­ред­но ловя дыха­ние уст, гово­ри­ли:
“Как же завист­ли­ва ты, о сте­на, что меша­ешь влюб­лен­ным!
Что бы тебе разой­тись и дать нам слить­ся всем телом, —
75 Если ж о мно­гом про­шу, поз­воль хоть дарить поце­луи!
Мы бла­го­дар­ны, за то у тебя мы в дол­гу, при­зна­ем­ся,
Что поз­во­ля­ешь сло­вам дохо­дить до мило­го слу­ха!”
Тщет­но, на раз­ных местах, такие сло­ва повто­рив­ши,
К ночи ска­за­ли “про­сти!” и стене, раз­об­щен­ные ею,
80 Дали они поце­луй, насквозь не могу­щий про­ник­нуть.
Вот насту­пи­ла заря и огни отстра­ни­ла ноч­ные,
Солн­це росу на тра­ве луча­ми уже осу­ши­ло,
В месте обыч­ном сошлись. И на мно­гое шепотом тихим
В горе сво­ем попе­няв, реши­ли, что ночью без­молв­ной,
85 Стра­жей дозор обма­нув, из две­рей попы­та­ют­ся вый­ти
И что, из дома бежав, город­ские поки­нут пре­де­лы;
А чтобы им не блуж­дать по рав­нине обшир­ной, сой­дут­ся
Там, где Нин погре­бен, и спря­чут­ся воз­ле, под тенью
Дере­ва. Дере­во то — шел­ко­ви­цей высо­кою было:
90 Все в бело­снеж­ных пло­дах, а рядом ручей был студе­ный.
Нра­вит­ся им уго­вор, и кажет­ся мед­лен­ным вечер.
В воды уж свет погру­жен, из них ночь новая вышла.
Лов­кая Фис­ба меж тем ото­мкну­ла двер­ную задвиж­ку,
Вышла, сво­их обма­нув, с лицом заку­тан­ным; вско­ре
95 И до моги­лы дошла и под ска­зан­ным дере­вом села.
Сме­лой была от люб­ви. Но вот появ­ля­ет­ся с мор­дой
В пене кро­ва­вой, быков тер­зав­шая толь­ко что, льви­ца —
Жаж­ду свою уто­лить из источ­ни­ков ближ­не­го хочет.
Изда­ли в све­те луны ее вави­ло­нян­ка Фис­ба
100 Видит, и к тем­ной бежит пеще­ре дро­жа­щей сто­пою,
И на бегу со спи­ны соскольз­нув­ший покров остав­ля­ет.
Льви­ца, жаж­ду меж тем уто­лив изобиль­ной водою,
В лес воз­вра­ща­ясь, нашла не Фис­бу, а наземь упав­ший
Тон­кий покров и его рас­тер­за­ла кро­ва­вою пастью.
105 Вышед­ши поз­же, следы на поверх­но­сти пыли увидел
Льви­ные юный Пирам и лицом стал бледен смер­тель­но;
А как одеж­ду нашел, обаг­рен­ную пят­на­ми кро­ви, —
“Вме­сте сего­дня дво­их, — гово­рит, — ночь губит влюб­лен­ных,
Но из обо­их она достой­ней была дол­го­ле­тья!
110 Мне же во зло моя жизнь. И тебя погу­бил я, бед­няж­ка,
В пол­ные стра­ха места при­ка­зав тебе ночью явить­ся.
Пер­вым же сам не при­шел. Мое разо­рви­те же тело,
Эту про­кля­тую плоть уни­чтожь­те сви­ре­пым уку­сом,
Львы, кото­рые здесь, под ска­лою, в укры­тье живе­те!
115 Но ведь один толь­ко трус быть хочет уби­тым!” И Фисбы
Взяв покры­ва­ло, его под тень шел­ко­ви­цы уно­сит.
Там на зна­ко­мую ткань поце­луи рас­сы­пав и сле­зы, —
“Ныне при­ми, — он ска­зал, — и моей ты кро­ви пото­ки!”
Тут же в себя он желе­зо вон­зил, что у поя­са было,
120 И, уми­рая, извлек тот­час из раны паля­щей.
Навз­ничь лег он, и кровь стру­ей высо­кой заби­ла, —
Так про­ис­хо­дит, когда про­худит­ся сви­нец и вне­зап­но
Где-нибудь лопнет тру­ба, и вода из нее, заки­пая,
Тон­кой взле­та­ет стру­ей и воздух собой про­ры­ва­ет.
125 Тут шел­ко­ви­цы пло­ды, окроп­лен­ные вла­гой убий­ства,
Пере­ме­ни­ли свой вид, а корень, про­пи­тан­ный кро­вью,
Ярко-баг­ря­ным налил вися­щие яго­ды соком.
Вот, — хоть в испу­ге еще, — чтоб не был люби­мый обма­нут,
Фис­ба вер­ну­лась; душой и оча­ми юно­шу ищет,
130 Хочет поведать, какой избе­жа­ла опас­но­сти страш­ной.
Мест­ность тот­час узнав, и ручей, и дере­во рядом,
Цве­том пло­дов сму­ще­на, не зна­ет: уж дере­во то ли?
Вдруг увида­ла: биясь о кро­ва­вую зем­лю, тре­пе­щет
Тело, назад отсту­пи­ла она, и бук­са блед­нее
135 Ста­ла лицом, и, стра­ха пол­на, взвол­но­ва­лась, как море,
Если поверх­ность его заше­ве­лит дыха­ние вет­ра.
Но лишь, помед­лив, она люби­мо­го дру­га при­зна­ла, —
Грудь, недо­стой­ную мук, потряс­ла гро­мо­глас­ным рыда­ньем,
Воло­сы рвать нача­ла, и, обняв­ши люби­мое тело,
140 К ранам при­ба­ви­ла плач, и кровь со сле­за­ми сме­ша­ла,
И, ледя­ное лицо ему бес­пре­рыв­но целуя, —
“О! — вос­кли­ца­ла, — Пирам, каким уне­сен ты несча­стьем?
Фис­бе отклик­нись, Пирам: тебя твоя милая Фис­ба
Кли­чет! Меня ты услышь! Под­ни­ми свою голо­ву, милый!”
145 Имя ее услы­хав, уже отяг­чен­ные смер­тью
Очи под­нял Пирам, но тот­час закры­лись зени­цы.
А как при­зна­ла она покры­ва­ло, когда увида­ла
Нож­ны пусты­ми, — “Сво­ей, — гово­рит, — ты рукой и любо­вью,
Бед­ный, погуб­лен. Но знай, тво­им мои не усту­пят
150 В силе рука и любовь: нане­сти они рану суме­ют.
Вслед за погиб­шим пой­ду, несчаст­ли­ви­ца, я, и при­чи­на
Смер­ти тво­ей и спут­ни­ца. Ах, лишь смер­тью похи­щен
Мог бы ты быть у меня, но не будешь похи­щен и смер­тью!
Все же послед­нюю к вам, — о слиш­ком несчаст­ные ныне
155 Мать и отец, и его и мои, — обра­щаю я прось­бу:
Тех, кто любо­вью пря­мой и часом свя­зан послед­ним,
Не отка­жи­те, молю, поло­жить в моги­ле еди­ной!
Ты же, о дере­во, ты, покрыв­шее ныне вет­вя­ми
Горест­ный прах одно­го, как вско­ре дво­их ты покро­ешь,
160 Зна­ки убий­ства хра­ни, твои пусть скорб­ны и тем­ны
Яго­ды будут вовек — дву­еди­ной поги­бе­ли память!”
Мол­ви­ла и, ост­рие себе в самое серд­це наце­лив,
Гру­дью упа­ла на меч, еще от убий­ства горя­чий.
Все ж ее прось­ба дошла до богов, до роди­те­лей тоже.
165 У шел­ко­ви­цы с тех пор пло­ды, созре­вая, чер­не­ют;
Их же остан­ков зола в одной успо­ко­и­лась урне».
Смолк­ла. Крат­кий затем насту­пил пере­рыв. Лев­ко­ноя
Ста­ла потом гово­рить; и, без­молв­ст­вуя, слу­ша­ли сест­ры.
«Даже и Солн­це, чей свет луче­зар­ный все­лен­ною пра­вит,
170 Было в пле­ну у люб­ви: про любовь вам поведаю Солн­ца.
Пер­вым, — пре­да­нье гла­сит, — любо­дей­ство Вене­ры и Мар­са
Сол­неч­ный бог увидал. Из богов все видит он пер­вым!
Виден­ным был удру­чен и Юно­ной рож­ден­но­му мужу
Брач­ные плут­ни четы пока­зал и место их плу­тен.
175 Дух у Вул­ка­на упал, из пра­вой руки и работа
Выпа­ла. Тот­час же он неза­мет­ные мед­ные цепи,
Сети и пет­ли, — чтоб их обма­ну­тый взор не увидел, —
Выко­вал. С делом его не срав­нят­ся тон­чай­шие нити,
Даже и ткань пау­ка, что с балок под кров­лей сви­са­ет.
180 Дела­ет так, чтоб они при ничтож­ней­шем при­кос­но­ве­нье
Пасть мог­ли, и вокруг раз­ме­ща­ет их лов­ко над ложем.
Толь­ко в еди­ный аль­ков про­ник­ли жена и любов­ник,
Тот­час искус­ст­вом его и невидан­ным петель устрой­ст­вом
Пой­ма­ны в сет­ку они, средь самых объ­я­тий попа­лись!
185 Лем­ний вмиг рас­пах­нул костя­ные точе­ные ство­ры
И созы­ва­ет богов. А любов­ни­ки в сети лежа­ли
Срам­но. Один из богов, не печа­лясь нима­ло, жела­ет
Сра­ма тако­го же сам! Олим­пий­цы сме­я­лись, и дол­го
Был этот слу­чай потом люби­мым на небе рас­ска­зом.
190 За ука­за­нье четы Кифе­рея отве­ти­ла местью
И уяз­ви­ла того, кто их тай­ную страсть обна­ру­жил,
Стра­стью такой же. К чему, о рож­ден­ный от Гипе­ри­о­на,
Ныне тебе кра­сота, и румя­нец, и свет луче­зар­ный?
Ты, опа­ля­ю­щий всю огнем пла­ме­не­ю­щим зем­лю,
195 Новым огнем запы­лал; ты, все дол­жен­ст­ву­ю­щий видеть,
На Лев­котою глядишь: не на мир, а на девуш­ку толь­ко
Взор направ­ля­ешь теперь; и то по восточ­но­му небу
Рань­ше вос­хо­дишь, а то и поздне́й погру­жа­ешь­ся в воды, —
Залю­бо­вав­шись кра­сой, удли­ня­ешь ты зим­ние ночи.
200 Часто тебя не видать, — пере­хо­дит душев­ная мука
В очи твои; затем­нен, серд­ца устра­ша­ешь ты смерт­ных.
И хоть не застит твой лик луна, кото­рая бли­же
К зем­лям, — ты поблед­нел: у тебя от люб­ви эта блед­ность.
Любишь ее лишь одну. Тебя ни Кли­ме­на, ни Рода
205 Уж не пле­нят, ни кра­са­ви­ца мать Цир­цеи Ээй­ской,
Ни тво­е­го, — хоть ее ты отверг, — так желав­шая ложа
Кли­тия, в серд­це как раз в то вре­мя носив­шая рану
Тяж­кую. Мно­гих одна Лев­котоя затми­ла сопер­ниц,
Дочь Эври­но­мы, кра­сы того даль­не­го края, откуда
210 Бла­го­уха­нья везут. Когда ж дочь взрос­лою ста­ла, —
Как ее мать — осталь­ных, так она свою мать победи­ла.
Ахе­ме­не­е­вых царь горо­дов был отец ее, Орхам,
Про­ис­хо­дил в поко­ле­нье седь­мом он от древ­не­го Бела.
Сол­неч­ных коней луга под небом лежат гес­пе­рий­ским.
215 Пищей — амбро­зия им, не тра­ва; их уста­лые чле­ны
После работы днев­ной для трудов она вновь под­креп­ля­ет.
Вот, меж­ду тем как они луго­ви­ны небес­ные щип­лют
И испол­ня­ет­ся ночь, бог вхо­дит в желан­ную спаль­ню,
Мате­ри образ при­няв, Эври­но­мы, и там Лев­котою
220 Видит, как та при огне — а с нею две­на­дцать слу­жа­нок —
Тон­кую пря­жу ведет, точе­ным кру­тя вере­тен­цем.
По-мате­рин­ски, вой­дя, целу­ет он милую доч­ку, —
“Тай­ное дело у нас, — гово­рит, — уйди­те, слу­жан­ки,
Пра­во у мате­ри есть с гла­зу на глаз бесе­до­вать с доч­кой”.
Пови­но­ва­лись. А бог, без свиде­те­лей в спальне остав­шись, —
225 “Я — тот самый, — ска­зал, — кто для­щий­ся год изме­ря­ет,
Зря­щий все и кото­рым зем­ля ста­но­вит­ся зря­ча, —
Око мира. Поверь, тебя я люб­лю!” Испу­га­лась
Девуш­ка; вере­те­но и гре­бень из рук осла­бев­ших
230 Выпа­ли; страх — ее укра­шал, и бог не помед­лил,
Истин­ный при­нял он вид и блеск воз­вра­тил свой обыч­ный.
Дева же, хоть и была неждан­ным испу­га­на видом,
Блес­ку его поко­рясь, без жалоб стер­пе­ла наси­лье.
В Кли­тии ж — зависть кипит: дав­но необуздан­ной стра­стью
235 К Солн­цу пыла­ла она, на любов­ни­цу гне­ва­ясь бога,
Всем рас­ска­за­ла про грех и, рас­сла­вив, отцу объ­яви­ла.
Неми­ло­сер­ден отец и гро­зен: моля­щую слез­но,
Руки про­стер­шую вверх к сия­нию Солн­ца, — “Он силой
Взял про­тив воли любовь!” — гово­рив­шую в горе, жесто­кий
240 В зем­лю глу­бо­ко зарыл и холм насы­пал пес­ча­ный.
Гелиос быст­ро тот холм рас­се­ял луча­ми и выход
Сде­лал тебе, чтоб мог­ла ты выста­вить лик погре­бен­ный.
Но не мог­ла уже ты, задав­лен­ной гру­зом пес­ча­ным,
Ним­фа, под­нять голо­вы и тру­пом лежа­ла бес­кров­ным.
245 И ниче­го, гово­рят, кры­ла­тых коней упра­ви­тель
В мире печаль­ней не зрел, — один лишь пожар Фаэ­то­на.
Силой лучей меж­ду тем ожи­вить охла­де­лое тело
Все же пыта­ет­ся бог — вер­нуть теп­лоту, коль воз­мож­но!
Но увидав, что судь­ба про­ти­вит­ся этим попыт­кам,
250 Нек­та­ром он окро­пил бла­го­вон­ным и тело и место
И, неуте­шен, ска­зал: “Ты все же достиг­нешь эфи­ра”.
Вско­ре же тело ее, напи­та­но нек­та­ром неба,
Все рас­тек­лось, и его бла­го­во­ние в зем­лю про­ник­ло;
Бла­го­ухан­ный росток, прой­дя поне­мно­гу кор­ня­ми
255 В поч­ве, под­нял­ся и вот сквозь холм вер­ши­ной про­бил­ся.
К Кли­тии, — пусть оправ­дать тос­ку он и мог бы любо­вью,
А доне­се­нье тос­кой, — с тех пор уже све­та дая­тель
Не под­хо­дил, пере­став пре­да­вать­ся с ней играм Вене­ры.
Чах­нуть ста­ла она, люб­ви до безумья пре­дав­шись,
260 Нимф пере­ста­ла тер­петь, дни и ночи под небом откры­тым
Сидя на голой зем­ле; непри­бра­на, про­сто­во­ло­са,
Девять Кли­тия дней ни воды, ни еды не каса­лась,
Голод лишь чистой росой да пото­ка­ми слез уто­ля­ла.
Не при­вста­ва­ла с зем­ли, на лик про­ез­жав­ше­го бога
265 Толь­ко смот­ре­ла, за ним голо­вой неиз­мен­но вра­щая.
И, гово­рят, к зем­ле при­рос­ла, из окрас­ки дво­я­кой
Смерт­ная блед­ность ее пре­тво­ри­лась в бес­кров­ные листья,
Все же и алость при ней. В цве­ток, фиал­ке подоб­ный,
Вдруг пре­вра­ти­лось лицо. И так, хоть дер­жит­ся кор­нем,
270 Вер­тит­ся Солн­цу вослед и любовь, изме­нясь, сохра­ня­ет».
Кон­чи­ла, и овла­дел уди­ви­тель­ный слу­чай вни­ма­ньем.
Кто отри­ца­ет его, а кто утвер­жда­ет, что в силах
Все насто­я­щих богов, — но что Вак­ха меж них не быва­ло!
Все к Алки­тое тогда обра­ти­лись, лишь сест­ры замолк­ли.
275 Та, чел­но­ком про­во­дя по нитям пред нею сто­я­щей
Пря­жи, — «Смол­чу, — гово­рит, — о люб­ви пас­ту­ха, всем извест­ной,
Даф­ни­са с Иды, кого, рас­сер­дясь на сопер­ни­цу, ним­фа
Сде­ла­ла кам­нем: вот как сжи­га­ет влюб­лен­ных стра­да­нье!
Не рас­ска­жу и о том, как при­ро­ды закон был нару­шен,
280 И дву­еди­ный бывал то муж­чи­ной, то жен­щи­ной Ситон.
Так­же тебя, о алмаз, мла­ден­цу Юпи­те­ру вер­ный,
Быв­ший Цель­мий, и вас, порож­ден­ные лив­нем куре­ты,
Ты, о Кротон со Сми­ла­кой, в цве­ты пре­вра­щен­ные древ­ле, —
Всех обой­ду, — и серд­ца забав­ной поте­шу новин­кой.
285 Сла­вой извест­на дур­ной, поче­му, отче­го рас­слаб­ля­ет
Нас Сал­ма­киды струя и томит нам негою тело, —
Знай­те. При­чи­на тем­на: но источ­ни­ка мощь зна­ме­ни­та.
Тот, что Мер­ку­рию был боги­ней рож­ден Кифе­ре­ей,
Маль­чик наяда­ми был в идей­ских вскорм­лен пеще­рах.
290 Было лицо у него, в кото­ром лег­ко узна­ва­лись
Сра­зу и мать и отец; и носил он роди­те­лей имя.
Вот, как толь­ко ему пят­на­дцать испол­ни­лось, горы
Бро­сил роди­мые он и, оста­вив кор­ми­ли­цу Иду,
По неиз­вест­ным местам близ рек блуж­дать неиз­вест­ных
295 Стал, на уте­ху себе уме­ряя труды любо­зна­ньем.
В гра­ды ликий­ские раз он зашел и к соседям ликий­цев,
Карам. Он озе­ро там увидал, чьи воды про­зрач­ны
Были до само­го дна. А рядом — ни тро­сти болот­ной,
Ни камы­ша с заост­рен­ным кон­цом, ни бес­плод­ной осо­ки.
300 В озе­ре вид­но насквозь. Края же озер­ные све­жим
Дер­ном оде­ты кру­гом и зеле­ною веч­но тра­вою.
Ним­фа в том месте жила, но совсем не охот­ни­ца; лука
Не напря­га­ла, ни с кем состя­зать­ся она не хоте­ла
В беге, одна меж наяд неиз­вест­ная рез­вой Диане.
305 Часто — ходи­ла мол­ва — гово­ри­ли ей буд­то бы сест­ры:
“Дрот, Сал­ма­кида, возь­ми иль кол­чан, рас­пи­сан­ный ярко,
Пере­ме­жи свой досуг труда­ми суро­вой охоты!”
Дрот она все ж не берет, ни кол­чан, рас­пи­сан­ный ярко,
Пере­ме­жить свой досуг труда­ми не хочет охоты.
310 То род­ни­ко­вой водой обли­ва­ет пре­крас­ные чле­ны,
Или же греб­нем сво­им китор­ским воло­сы чешет;
Что ей под­хо­дит к лицу, глядясь, у воды вопро­ша­ет;
То, свой деви­че­ский стан оку­тав про­зрач­ным покро­вом,
Или на неж­ной лист­ве, иль на неж­ных поко­ит­ся тра­вах,
315 То соби­ра­ет цве­ты. Одна­жды цве­ты соби­ра­ла
И увида­ла его и огнем заго­ре­лась жела­нья.
Быст­ро к нему подо­шла Сал­ма­кида, — одна­ко не преж­де,
Чем при­оса­ни­лась, свой осмот­ре­ла убор, выра­же­ньем
Новым смяг­чи­ла чер­ты и дей­ст­ви­тель­но ста­ла кра­си­вой.
320 И нача­ла гово­рить: “О маль­чик пре­крас­ней­ший, верю,
Ты из богов; а еже­ли бог, Купидон ты навер­но!
Если же смерт­ный, тогда и мать и отец твой бла­жен­ны,
Счаст­лив и брат, коль он есть, и так­же сест­ра, несо­мнен­но —
Бла­го и ей, и кор­ми­ли­це, грудь давав­шей мла­ден­цу,
325 Все же бла­жен­нее всех — и бла­жен­нее мно­го — неве­ста.
Если ее ты избрал и почтишь ее све­то­чем брач­ным.
Если неве­ста уж есть, пусть тай­ной страсть моя будет!
Нет — я неве­ста тебе, вой­дем в нашу общую спаль­ню!”
Мол­вив, замолк­ла она, а маль­чик лицом заалел­ся.
330 Он и не знал про любовь. Но стыд­ли­вость его укра­ша­ла.
Цвет у яблок такой на дере­ве, солн­цу откры­том,
Так сло­но­вая кость, про­пи­та­на крас­кой, але­ет,
Так розо­ве­ет луна при тщет­ных меди при­зы­вах.
Ним­фе, его без кон­ца умо­ляв­шей ей дать поце­луи,
335 Брат­ские толь­ко, рукой уж касав­шей­ся шеи точе­ной, —
“Брось, или я убе­гу, — он ска­зал, — и все здесь поки­ну!”
Та испу­га­лась. “Тебе это место вполне усту­паю,
Гость!” — ска­за­ла, и вот как буд­то отхо­дит обрат­но.
Но ози­ра­лась назад и, в чащу кустар­ни­ка скрыв­шись,
340 Спря­та­лась там и, при­сев, подо­гну­ла коле­но. А маль­чик,
Не наблюда­ем никем, в мура­вах луго­ви­ны при­воль­ной
Ходит туда и сюда и в игри­во теку­щую воду
Кон­чик ноги или всю до лодыж­ки сто­пу погру­жа­ет.
Вот, не замед­ля, пле­нен лас­каю­щих вод теп­ло­тою,
345 С неж­но­го тела свою он мяг­кую сбро­сил одеж­ду.
Остол­бе­не­ла тогда Сал­ма­кида; стра­стью пыла­ет
К юной его наго­те; раз­го­ре­лись очи у ним­фы
Солн­цу подоб­но, когда, окруж­но­стью чистой сияя,
Лик отра­жа­ет оно в поверх­но­сти зер­ка­ла глад­кой.
350 Доль­ше не в силах тер­петь, через силу мед­лит с бла­жен­ст­вом,
Жаж­дет объ­я­тий его; обе­зу­мев, сдер­жать­ся не может.
Он же, по телу себя уда­рив ладо­ня­ми, быст­ро
В лоно бро­са­ет­ся вод и рука­ми гре­бет оче­ред­но,
Виден в про­зрач­ных стру­ях, — изва­я­ньем из кости как буд­то
355 Скры­тое глад­ким стек­лом или белая лилия зрит­ся.
“Я победи­ла, он мой!” — закри­ча­ла наяда и, сбро­сив
С плеч оде­я­нья свои, в середи­ну кида­ет­ся вла­ги,
Силою дер­жит его и сры­ва­ет в борь­бе поце­луи,
Под руки сни­зу берет, само­воль­но каса­ет­ся груди,
360 Плот­но и этак и так при­жи­ма­ясь к плов­цу моло­до­му.
Сопро­тив­ля­ет­ся он и вырвать­ся хочет, но ним­фой
Он уж обвит, как зме­ей, кото­рую цар­ст­вен­ной пти­цы
К высям уно­сит кры­ло. Сви­сая, змея опле­та­ет
Шею и лапы, хво­стом обвив рас­про­стер­тые кры­лья;
365 Так плю­щи по дре­вес­ным ство­лам обви­ва­ют­ся строй­ным,
Так в мор­ской глу­бине ось­ми­ног, вра­га захва­тив­ший,
Дер­жит его, протя­нув ото­всюду щупа­лец путы.
Пра­внук Атлан­тов меж тем упи­ра­ет­ся, ним­фе не хочет
Радо­стей чае­мых дать. Та льнет, всем телом при­жа­лась,
370 Слов­но впи­лась, гово­ря: “Бес­со­вест­ный, как ни борись ты,
Не убе­жишь от меня! При­ка­жи­те же, выш­ние боги,
Не рас­ста­вать­ся весь век мне с ним, ему же со мною!”
Боги ее услы­ха­ли моль­бу: сме­шав­шись, обо­их
Соеди­ни­лись тела, и лицо у них ста­ло еди­но.
375 Если две вет­ки возь­мем и покро­ем корою, мы видим,
Что, в еди­не­нье рас­тя, они рав­но­мер­но мужа­ют, —
Так, лишь чле­ны сли­лись в объ­я­тии тес­ном, как тот­час
Ста­ли не двое они по отдель­но­сти, — двое в един­стве:
То ли жена, то ли муж, не ска­жешь, — но то и дру­гое.
380 Толь­ко лишь в свет­лой воде, куда он спу­стил­ся муж­чи­ной,
Сде­лал­ся он полу­муж, почув­ст­во­вав, как разо­мле­ли
Чле­ны, он руки про­стер и голо­сом, прав­да, не мужа, —
Гер­ма­фро­дит про­из­нес: “Вы прось­бу испол­ни­те сыну, —
О мой роди­тель и мать, чье имя ношу обо­юд­но:
385 Пусть, кто в этот род­ник вой­дет муж­чи­ной, отсюда
Вый­дет — уже полу­муж, и сомле­ет, к воде при­кос­нув­шись”.
Тро­ну­ты мать и отец; сво­е­му двое­вид­но­му сыну
Вня­ли и вли­ли в поток с подо­баю­щим дей­ст­ви­ем зелье».
Кон­чил­ся девы рас­сказ. И опять Мини­эя потом­ство
390 Дело торо­пит, не чтит боже­ства и празд­ник позо­рит.
Но неожи­дан­но вдруг зашу­ме­ли незри­мые буб­ны,
Рез­ко гре­мя, разда­ет­ся тру­ба из гну­то­го рога
И звон­ко­звуч­ная медь. Пах­ну­ло шафра­ном и миррой.
И, хоть пове­рить нет сил, — зеле­неть вдруг нача­ли тка­ни,
395 И, пови­сая, как плющ, лист­вою покры­лась одеж­да.
Часть пере­шла в вино­град; что нитя­ми было недав­но,
Ста­ло уса­ми лозы. Из осно­вы повы­рос­ли листья.
Пур­пур блеск при­да­ет раз­но­цвет­ным кистям вино­град­ным.
День был меж тем завер­шен, и час при­бли­жал­ся, кото­рый
400 Не назо­вешь тем­нотой, да и све­том назвать невоз­мож­но, —
Луч­ше гра­ни­цей назвать меж днем и неяв­ст­вен­ной ночью.
Кров­ля вдруг сотряс­лась; заго­ре­лись, огнем изобиль­ны,
Све­то­чи; пла­ме­нем дом осве­тил­ся баг­ря­ным, и слов­но
Диких зве­рей разда­лось сви­ре­пое вдруг завы­ва­нье.
405 Ста­ли тут сест­ры в дому скры­вать­ся по дым­ным поко­ям,
Все по раз­лич­ным углам избе­га­ют огня и сия­нья,
Все в зако­ул­ки спе­шат, — натя­ну­лись меж тем пере­пон­ки
Меж­ду суста­вов у них, и кры­лья свя­за­ли им руки.
Как поте­ря­ли они свое былое обли­чье,
410 Мрак не дает уга­дать. От кры­льев лег­че не ста­ли.
Все же дер­жа­лись они на сво­их пере­пон­ках про­зрач­ных.
А попы­тав­шись ска­зать, ничтож­ный, срав­ни­тель­но с телом,
Звук изда­ют, выво­дя свои лег­кие жало­бы сви­стом.
Милы им кров­ли, не лес. Боят­ся све­та, лета­ют
415 Ночью и носят они в честь позд­не­го вече­ра имя.
Ста­ла тогда уже всем дей­ст­ви­тель­но ведо­ма Фивам
Вак­ха боже­ст­вен­ность. Всем о могу­ще­стве ново­го бога
Ино упор­но твер­дит, что меж сест­ра­ми все­ми одна лишь
Чуж­дой оста­лась беды, — кро­ме той, что ей сде­ла­ли сест­ры.
420 И увидав, как гор­ди­лась она и царем Ата­ман­том,
Мужем сво­им, и детьми, и богом-питом­цем, Юно­на
Гор­до­сти той не снес­ла и поду­ма­ла: «Мог же блуд­ни­цы
Сын изме­нить мео­ний­ских плов­цов и сбро­сить в пучи­ну,
Мате­ри дать рас­тер­зать мог мясо ее же мла­ден­ца,
425 Новы­ми мог он снаб­дить доче­рей Мини­эя кры­ла­ми!
Что же, Юно­на ужель лишь опла­ки­вать может несча­стье?
Это ль меня удо­воль­ст­ву­ет? Власть моя в этом, и толь­ко?
Сам ты меня научил: у вра­га над­ле­жит поучить­ся.
Сколь же безу­мия мощь вели­ка, он Пен­фея убий­ст­вом
430 Сам спол­на дока­зал. Нель­зя ли ее под­стрек­нуть мне,
Чтоб по при­ме­ру род­ных пре­да­лась неистов­ству Ино?»
Есть по накло­ну тро­па, зате­нен­ная тисом зло­ве­щим,
К адским жили­щам она по немо­му уво­дит без­лю­дью.
Мед­лен­ный Стикс испа­ря­ет туман; и новые тени
435 Там спус­ка­ют­ся вниз и при­зра­ки непо­гре­бен­ных.
Дикую мест­ность зима охва­ти­ла и блед­ность; при­быв­шим
Душам неве­до­мо, как про­ни­ка­ют к сти­гий­ско­му гра­ду,
Где и сви­ре­пый чер­тог обре­та­ет­ся тем­но­го Дита.
Тыся­чу вхо­дов и врат ото­всюду откры­тых име­ет
440 Этот вме­сти­тель­ный град. Как море — зем­ные все реки,
Так при­ни­ма­ет и он все души; не может он тес­ным
Для насе­ле­ния стать, — при­бав­ле­ние толп не замет­но.
Бро­дят бес­плот­ные там и бес­кост­ные блед­ные тени,
Пло­щадь избра­ли одни, те — сени царя пре­ис­под­них,
445 Те заня­лись ремеслом, бытию под­ра­жая было­му;
Неба поки­нув дво­рец, туда опу­стить­ся реши­лась, —
Столь была гне­ва пол­на, — Сатур­но­во семя, Юно­на.
Толь­ко вошла, и порог засто­нал, при­дав­лен свя­щен­ным
Гру­зом, три пасти свои к ней вытя­нул Цер­бер и три­жды
450 Кряду брех­нул. А она при­зы­ва­ет сестер, порож­ден­ных
Ночью, суро­вых богинь, мило­сер­дия чуж­дых от века.
Те у тюрем­ных две­рей, запер­тых ада­ман­том, сиде­ли,
Греб­нем чер­ных гадюк все три из волос выби­ра­ли.
Толь­ко узна­ли ее меж теней в тем­но­те пре­ис­под­ней,
455 Вста­ли боги­ни тот­час. То место зло­ве­щим зовет­ся.
Титий свое под­вер­гал нут­ро рас­тер­за­нью, на девять
Пашен рас­тя­нут он был. А ты не захва­ты­вал, Тан­тал,
Кап­ли воды; к тебе накло­нясь, отстра­ня­ли­ся вет­ви.
На гору камень, Сизиф, тол­ка­ешь — он катит­ся кни­зу.
460 Вер­тит­ся там Икси­он за собой, от себя убе­гая;
И замыш­ляв­шие смерть двою­род­ных бра­тьев Белиды
Воз­об­нов­ля­ют весь век — чтоб сно­ва утра­тить их — струи.
После того как на них взгля­ну­ла Сатур­ния злоб­ным
Взо­ром, рань­ше дру­гих увидав Икси­о­на и кинув
465 Взгляд на Сизи­фа опять, — «Поче­му лишь один он из бра­тьев
Тер­пит бес­сроч­ную казнь, Ата­мант же над­мен­ный, — ска­за­ла, —
Знат­ным двор­цом осе­нен? — а не он ли с женой пре­зи­ра­ли
Веч­но меня?» Объ­яс­ня­ет свой гнев и при­ход, откры­ва­ет
И поже­ла­нье свое. А жела­ла, чтоб рушил­ся Кад­ма
470 Цар­ст­вен­ный дом, чтобы в грех Ата­ман­та впу­та­ли сест­ры.
Власть, обе­ща­нья, моль­бы — все сли­ва­ет она воеди­но
И убеж­да­ет богинь. Едва лишь ска­за­ла Юно­на
Так, — Тиси­фо­на вла­сы, непри­бра­на, тот­час встрях­ну­ла
Белые и ото рта навис­ших отки­ну­ла гадин
475 И отве­ча­ла: «Тут нет нуж­ды в око­лич­но­стях дол­гих:
Все, что при­ка­жешь, счи­тай совер­шен­ным. Неми­лое цар­ство
Брось же ско­рей и вер­нись в небес­ный пре­крас­ней­ший воздух».
Радост­но та в небе­са воз­вра­ти­лась. Ее перед вхо­дом
Чистой росой Тау­ман­то­ва дочь, Ирида, умы­ла;
480 А Тиси­фо­на, тот­час — жесто­кая — смо­чен­ный кро­вью
Факел рукою зажав, и еще не про­сох­ший, кро­ва­вый
Плащ наде­ла и вот, зме­ей изви­той под­вя­зав­шись,
Из дому вышла. При ней Рыда­ние спут­ни­ком было,
Смерт­ный Ужас, и Страх, и Безумье с испу­ган­ным ликом.
485 Вот у поро­га она: кося­ки эолий­ские — мол­вят —
Затре­пе­та­ли, блед­ны вдруг ста­ли кле­но­вые ство­ры,
Солн­це бежа­ло тех мест. Чуде­са­ми испу­га­на Ино,
В ужа­се и Ата­мант. Гото­ви­лись из дому вый­ти, —
Выход Эри­ния им засту­пи­ла зло­ве­щей пре­гра­дой:
490 Руки она раз­ве­ла, узла­ми гадюк обви­тые,
Вски­ну­ла воло­сы, змей потре­во­жи­ла, те заши­пе­ли.
Часть их лежит на пле­чах, дру­гие, спу­стив­шись по груди,
Свист изда­ют, извер­га­ют свой яд, язы­ка­ми мель­ка­ют.
Из середи­ны волос двух змей она вырва­ла тот­час
495 И, в смер­то­нос­ной руке их зажав, мет­ну­ла. У Ино
И Ата­ман­та они по груди запол­за­ли обе,
Мрач­ные помыс­лы в них воз­буж­дая. Но тела не ранят
Вовсе: одна лишь душа уко­лы жесто­кие чует.
Так­же с собой при­нес­ла и ужас­но­го жид­ко­го яду,
500 Пены из Цер­бе­ра уст и отра­вы из пасти Ехид­ны,
И заблуж­де­нье ума, и сле­по­го забыв­чи­вость духа,
И пре­ступ­ле­нье, и плач, и сви­ре­пость, и тягу к убий­ству.
Все это пере­те­рев и све­жею кро­вью раз­ба­вив,
В мед­ном сва­ри­ла кот­ле, зеле­ной мешая цику­той.
505 Пере­пу­га­лись они, а боги­ня неисто­вый яд свой
В грудь им обо­им вли­ла и глу­бо­ко серд­ца воз­му­ти­ла.
Ров­ным дви­же­ньем потом рас­ка­чи­вать ста­ла свой факел,
Дви­гая быст­ро его и огня­ми огни дого­няя.
Так, испол­нив при­каз, с победой в пустын­ное цар­ство
510 Дита она ото­шла и змею на себе раз­вя­за­ла.
Миг, — и уже Эолид, в середин­ном бес­ну­ясь покое,
Кли­чет: «Эй, дру­ги, ско­рей рас­тя­ни­те-ка по лесу сети!
Толь­ко что видел я тут при двух дете­ны­шах льви­цу!»
И, как за зве­рем, бежит по следам супру­ги, безу­мец,
515 И с мате­рин­ской груди мла­ден­ца Леар­ха, кото­рый
Руч­ки, сме­ясь, протя­нул, хва­та­ет; и два­жды и три­жды.
Слов­но пра­щу закру­тив, раз­би­ва­ет, жесто­кий, о камень
Личи­ко дет­ское. Тут, нако­нец, и мать заме­та­лась, —
Мука ль при­чи­ной была иль раз­ли­тие яда, но толь­ко
520 Взвы­ла она, вне себя, и, вла­сы рас­пу­стив, побе­жа­ла.
И, уно­ся, Мели­керт, тебя на руках обна­жен­ных, —
«Вакх, эвоэ!» — голо­сит. При име­ни Вак­ха Юно­на
Захо­хота­ла: «Тебе пусть помо­жет, — ска­за­ла, — пито­мец!»
В море сви­са­ет ска­ла; из-под низу ее раз­мы­ва­ют
525 Вол­ны; она от дождей защи­ща­ет при­кры­тую заводь;
Вверх выда­ет­ся, челом протя­нув­шись в откры­тое море.
Ино вбе­жа­ла туда, — ей безу­мие при­да­ло силу, —
И со ска­лы в глу­би­ну, забыв о каком-либо стра­хе,
Бро­си­лась с ношей сво­ей. Сотря­сен­ные вспе­ни­лись воды.
530 Тро­ну­та внуч­ки меж тем неза­слу­жен­ным горем, Вене­ра
К дяде лас­ка­ет­ся так: «Неп­тун, о вод пове­ли­тель,
Пер­вое после небес име­ю­щий в мире дер­жав­ство, —
Прось­ба моя вели­ка, но близ­ких моих пожа­лей ты,
Что у тебя на гла­зах в ионий­скую кину­лись без­дну!
535 К моря богам их при­чти, — если толь­ко любез­на я морю,
Если в боже­ст­вен­ной я глу­бине в дни оные сгуст­ком
Пены была и от ней сохра­няю по-гре­че­ски имя!»
Внял моля­щей Неп­тун и все, что в них смерт­но­го было,
Отнял, вза­мен даро­вав могу­ще­ство им и вели­чье.
540 Он одно­вре­мен­но им обно­вил и наруж­ность и имя:
Богом он стал Пале­мо­ном, а мать Лев­ко­те­ей боги­ней.
Сколь­ко доста­ло их сил, за ней из Сидо­на подру­ги
Шли и у края ска­лы след ног увида­ли недав­ний,
В смер­ти ж ее убедясь, о доме Кад­ме­ида пла­кать
545 Ста­ли, в ладо­ни бия, себе воло­сы рва­ли и пла­тья.
Неспра­вед­ли­вость хуля и чрез­мер­ную зло­бу Юно­ны
К преж­ней сопер­ни­це, в гнев боги­ню вве­ли. Не Юноне
Брань выно­сить, — «Из самих вас памят­ник сде­лаю, — мол­вит, —
Яро­сти лютой моей!» И за сло­вом не мед­ли­ло дело.
550 Та, что пре­дан­ней всех их была, — «Отправ­ля­юсь, — ска­за­ла, —
В вол­ны, цари­це вослед!» — и прыг­нуть хоте­ла, да толь­ко
С места сой­ти не смог­ла и к ска­ле при­креп­лен­ной оста­лась.
Вот, как поло­же­но, в грудь уда­рять соби­ра­лась дру­гая
С воп­лем, но чув­ст­ву­ет вдруг: коче­не­ют недвиж­ные руки.
555 Эта лишь руки свои про­стер­ла к широ­ко­му морю, —
Так, вдруг камен­ной став, рука­ми и тянет­ся к морю.
А у дру­гой, что, вце­пив­шись, рва­ла себе воло­сы в горе,
Ты увидал бы, — пер­сты в воло­сах отвер­де­ли вне­зап­но.
Кто в поло­же­нье каком застиг­нут, сто­ит и поныне.
560 Часть пре­вра­ти­лась в птиц. Над той пучи­ной поныне
Режут поверх­ность воды око­неч­но­стью крыл Исме­ниды.
Аге­но­рид и не знал, что дочь их и внук мало­лет­ний
Ста­ли бога­ми морей. Побеж­ден­ный несча­стьем и рядом
Бед­ст­вий и мно­гих чудес, пред­став­ших ему, остав­ля­ет
565 Город созда­тель его, как буд­то он гра­да судь­бою,
А не сво­ею гоним. И вот, после дол­гих блуж­да­ний,
Вме­сте с бег­лян­кой-женой илли­рий­ских достиг он пре­де­лов.
Там, под гру­зом и бед и годов, они вспо­ми­на­ют
Дом их постиг­ший удар и труды исчис­ля­ют в беседе:
570 «Оный уж не был ли свят, моим копьем пора­жен­ный,
Змей? — так Кадм гово­рит, — когда, из Сидо­на при­шед­ши,
В зем­лю — новый посев — побро­сал я те зубы гадю­чьи?
Если так явст­вен­но мстит за него попе­че­нье бес­смерт­ных,
Сам став зме­ем, — молю, — пусть дол­гим вытя­нусь чре­вом!»
575 Мол­вит, и вот уже — змей — про­сти­ра­ет­ся дол­гим он чре­вом,
Чув­ст­ву­ет: кожа его, затвер­дев, чешу­ей обрас­та­ет,
А почер­нев­шая плоть голу­бым рас­цве­ча­ет­ся кра­пом.
Он при­па­да­ет на грудь; меж­ду тем, воеди­но сли­ва­ясь,
В круг­лый и ост­рый хвост поне­мно­гу сужа­ют­ся ноги.
580 Руки оста­лись одни; и посколь­ку лишь руки оста­лись,
Их протя­нул он в сле­зах, по лицу чело­ве­чье­му тек­ших, —
«Ты подой­ди, о жена, подой­ди, о несчаст­ная! — мол­вил, —
Тронь мою руку, пока от меня хоть часть сохра­ни­лась,
Это — рука моя, тронь же ее, пока­мест не весь я
585 Змей», — хотел про­дол­жать, но вдруг у него разде­лил­ся
Надвое преж­ний язык, и ему, гово­ря­ще­му, сло­ва
Недо­ста­ет, и едва он жало­бу выска­зать хочет —
Свист изда­ет; этот голос ему сохра­ни­ла при­ро­да.
И вос­кли­ца­ет жена, в обна­жен­ную грудь уда­ряя:
590 «Кадм, остань­ся и скинь — о несчаст­ный! — чудо­вищ­ный образ!
Кадм, что же это? О, где твои ноги? Где пле­чи и руки,
Кожа, лицо, — но пока гово­рю, — осталь­ное исчез­ло.
Боги, зачем и меня вы таким же не сде­ла­ли зме­ем?»
Мол­ви­ла. Он же лизал уста супру­ги люби­мой,
595 К груди, любез­ной ему, под­пол­зал, узна­вая как буд­то;
Неж­но ее обни­мал и ластил­ся к шее зна­ко­мой.
Все, кто были при том, — их спут­ни­ки, — в стра­хе; она же
Скольз­кую шею меж тем греб­ни­сто­го гла­дит дра­ко­на.
Вдруг их сде­ла­лось — два, — пополз­ли, запле­та­ясь тела­ми,
600 И неза­мет­но ушли в тай­ни­ки близ­ле­жа­щей дуб­ра­вы.
Ныне людей не бегут, нико­му не вредят, не куса­ют, —
Чем были преж­де они, миро­люб­ные пом­нят дра­ко­ны!
Но уте­ше­ньем для них в изме­не­нии преж­не­го вида
Стал их боже­ст­вен­ный внук, что был поко­рен­ной им при­знан
605 Инди­ей; сла­вя кого, воз­дви­га­ла Аха­ия хра­мы.
Сын лишь Абан­та один, Акри­зий, из рода того же
Про­ис­хо­дя­щий, его к сте­нам арго­лий­ской сто­ли­цы
Не допус­ка­ет, идет про­тив бога с ору­жьем, не веря,
Что Гро­мо­верж­ца он сын. Не верил он, что Гро­мо­верж­ца
610 Сын и Пер­сей, от дождя золо­то­го зача­тый Дана­ей,
Вско­ре, одна­ко же, он — тако­во все­мо­гу­ще­ство прав­ды! —
Горь­ко рас­ка­ял­ся в том, что бога обидел и вну­ка
Не захо­тел при­зна­вать. Один был на небе. Дру­гой же,
Шку­ру, пол­ную змей, уно­ся — неза­бвен­ную ношу, —
615 Лас­ко­вый воздух тогда шумя­щи­ми кры­лья­ми резал.
В Ливии зной­ной как раз над пусты­ней парил победи­тель, —
Кап­ли кро­ви в тот миг с голо­вы у Гор­го­ны упа­ли, —
Вос­при­ня­ла их Зем­ля и змей зача­ла раз­но­род­ных.
Зем­ли гадю­ка­ми там обиль­ны теперь и опас­ны.
620 Так, на про­сто­ре несясь, гоним несо­гла­си­ем вет­ров,
Он и туда и сюда, дож­де­вой напо­до­бие туч­ки,
Мчит­ся, с эфир­ных высот на дале­ко лежа­щие зем­ли
Взор свой наво­дит и круг цели­ком обле­та­ет все­лен­ной.
Три­жды он Рака клеш­ни и Арк­ты холод­ные видел;
625 То на Восток уно­си­ло его, то обрат­но на Запад.
Вот, при спа­де­нии дня, опа­са­ясь дове­рить­ся ночи,
Он в гес­пе­рий­ском краю опу­стил­ся, в Атлан­то­вом цар­стве.
Отды­ха крат­ко­го там он ищет, доко­ле не вывел
Люци­фер в небо Зарю, а Заря — колес­ни­цу днев­ную.
630 Здесь, всех в мире людей пре­взо­шед­ший гро­ма­дою тела,
Сын жил Япе­тов, Атлант. Над самой он край­ней зем­лею,
Так­же над морем царил, что Солн­ца коням утом­лен­ным
Вод под­став­ля­ет про­стор и уста­лые оси при­ем­лет.
Тыся­ча стад там бро­ди­ла овец, и круп­но­го столь­ко ж
635 Было скота; зем­ли там ничье не стес­ня­ло сосед­ство.
Неких дере­вьев лист­ва — из лучи­сто­го золота зелень —
Там золотые суки и пло­ды золотые скры­ва­ла.
Мол­вил Атлан­ту Пер­сей: «Хозя­ин, коль можешь быть тро­нут
Рода вели­чи­ем ты, так мой пра­ро­ди­тель — Юпи­тер!
640 Если дея­ньем людей ты дивишь­ся, дивись же и нашим.
Госте­при­им­ства про­шу я и отды­ха!» Тот же о древ­нем
Пом­нил веща­нье, из уст про­зву­чав­шем пар­насской Феми­ды:
«Вре­мя настанет, Атлант, и ограб­ле­но золо­то будет
Дре­ва, и луч­шая часть доста­нет­ся Зев­со­ву сыну».
645 И, убо­яв­шись, Атлант обнес сплош­ною сте­ною
Ябло­ни, их сто­ро­жить пору­чив вели­ка­ну-дра­ко­ну,
И из чужих нико­го к сво­им не пус­кал он пре­де­лам.
А при­шле­цу гово­рит: «Ухо­ди, иль тебе не помо­жет
Подви­гов сла­ва, тобой сочи­нен­ных, ни даже Юпи­тер!»
650 Силой угро­зы сме­нив, ото­гнать его тщит­ся рука­ми.
Тот же, к мир­ным сло­вам добав­ляя и стро­гие, мед­лит.
Силою он посла­бей — но кто же срав­нит­ся с Атлан­том
Силою? — «Если моей доро­жишь ты столь мало при­яз­нью,
Дар мой при­ми!» — гово­рит; и, видом ужас­ное, сле­ва
655 Сам отвер­нув­шись, к нему лицо протя­нул он Меду­зы.
С гору быв ростом, горой стал Атлант; воло­са с боро­дою
Пре­об­ра­зи­лись в леса, в хреб­ты — его пле­чи и руки;
Что было рань­ше гла­вой, то ста­ло вер­ши­ною гор­ной;
Сде­лал­ся кам­нем костяк. Во всех частях уве­ли­чась,
660 Вырос в гро­ма­ди­ну он, — поло­жи­ли так боги, — и вме­сте
С без­дной созвездий сво­их на нем упо­ко­и­лось небо.
Вот заклю­чил Гип­потад в тем­ни­цу извеч­ную вет­ры,
И воз­буди­тель трудов, всех ярче в небе высо­ком,
Люци­фер встал. Пер­сей, вновь кры­лья взяв, при­вя­зал их
665 Спра­ва и сле­ва к ногам и, меч свой кри­вой под­по­я­сав,
Ясный стал резать про­стор, кры­ла­ми махая сан­да­лий,
Неис­чис­ли­мо вокруг и вни­зу остав­ляя наро­дов.
Он эфи­о­пов узрел пле­ме­на и Кефе­е­вы долы.
Неми­ло­серд­ный Аммон непо­вин­ную там Анд­ро­меду
670 За мате­рин­ский язык в то вре­мя под­верг нака­за­нью.
Толь­ко лишь к твер­дой ска­ле при­ко­ван­ной за руки деву
Абан­ти­ад увидал, — когда бы ей вея­нье вет­ра
Не шеве­ли­ло волос и не капа­ли теп­лые сле­зы,
Он поре­шил бы, что мра­мор она, — огнем безот­чет­ным
675 Вдруг заго­рел­ся и стал недви­жим. Кра­сою пле­нен­ный,
Чуть не забыл уда­рять он по возду­ху взма­ха­ми кры­льев.
Толь­ко лишь стал, гово­рит: «Цепей не таких ты достой­на,
Но лишь поис­ти­не тех, что горя­чих любов­ни­ков вяжут.
Мне ты ответь и открой свое и зем­ли тво­ей имя
680 И поче­му ты в цепях!» Но она все мол­чит и не сме­ет —
Дева — с муж­чи­ною речь заве­сти; стыд­ли­вое скры­ла б,
Вер­но, рука­ми лицо, когда не была бы в око­вах.
Все, что сде­лать мог­ла, — напол­нить сле­за­ми зени­цы.
Был он настой­чив, тогда — чтоб ему не мог­ло пока­зать­ся,
685 Буд­то скры­ва­ет вину, — и свое и роди­ны имя
И до чего ее мать на свою кра­соту упо­ва­ла,
Пере­да­ет. Обо всем помя­нуть не успе­ла, как воды
Вдруг зашу­ме­ли, и вот, из без­дны мор­ской пока­зав­шись,
Высту­пил зверь, широ­ко зыбь гру­дью сво­ей покры­вая.
690 Вскрик­ну­ла дева. Отец опе­ча­лен­ный с мате­рью рядом —
Оба несчаст­ны они, но мате­ри горе закон­ней.
Толь­ко не помощь, увы, а достой­ные слу­чая сле­зы,
Плач сво­ей деве несут, при­льну­ли к пле­нен­но­му телу.
Гость же им гово­рит: «Для слез впе­ре­ди у вас будет
695 Вре­ме­ни мно­го, но час для помо­щи дан вам корот­кий.
Если ее попро­шу, — Пер­сей, сын Зев­са и девы,
Запер­той, той, кого пло­до­нос­ным он зла­том напол­нил, —
Я одо­ли­тель — Пер­сей — зме­евла­сой Гор­го­ны, кото­рый
В вею­щий воздух лететь, взмах­нув кры­ла­ми, решил­ся, —
700 Буду навер­но как зять дру­гим пред­по­чтен. И заслу­гу
К брач­ным доба­вить дарам попы­та­юсь, — лишь боги бы дали!
Доб­ле­стью ей послу­жу, и да будет моей, — вот усло­вье!»
Те при­ни­ма­ют его, — кто бы стал коле­бать­ся? Взмо­ли­лись
Мать и отец и ему обе­ща­ют в при­да­ное цар­ство.
705 Слов­но корабль, что, впе­ред око­ван­ным пущен­ный носом,
Воды браздит, греб­цов вспо­тев­ши­ми дви­жим рука­ми,
Зверь тот, вол­ны погнав нале­гаю­щей гру­дью, настоль­ко
Был уже бли­зок от скал, насколь­ко пра­щой бале­ар­ской
Кину­тый может сви­нец, кру­тясь, про­ле­тать по про­стран­ству.
710 Юно­ша, в этот же миг от зем­ли оттолк­нув­шись нога­ми,
Ввысь поле­тел, к обла­кам, — и едва на мор­скую поверх­ность
Мужа отки­ну­лась тень, на тень зверь бро­сил­ся в зло­бе.
Как Гро­мо­верж­ца орел, усмот­рев­ший на поле пустын­ном
Змея, что солн­цу свою сине­ва­тую спи­ну под­ста­вил,
715 Сза­ди хва­та­ет его и, чтоб уст не успел обра­тить он
Хищ­ных, вон­за­ет в хре­бет чешуй­ча­тый жад­ные ког­ти, —
Так, про­стран­ство сво­им про­ре­зав быст­рым поле­том,
Спи­ну чудо­ви­ща сжал Ина­хид и рыча­ще­му зве­рю
В пра­вое вста­вил пле­чо свой меч до кри­вой руко­я­ти.
720 Тяж­кою раною той уязв­лен, взви­ва­ет­ся в воздух
Зверь, то ухо­дит в вол­ну, то кида­ет­ся слов­но сви­ре­пый
Вепрь, что ста­ей собак устра­шен, вкруг лаю­щих гром­ко.
Жад­ных уку­сов Пер­сей на быст­рых кры­лах избе­га­ет:
Все, что откры­то — хре­бет с наро­ста­ми рако­вин полых,
725 Реб­ра с обо­их боков и место, где хвост, утон­ча­ясь,
Рыбьим ста­но­вит­ся, — он пора­жа­ет мечом сер­по­вид­ным.
Воду пото­ком меж тем впе­ре­меж­ку с баг­ря­ною кро­вью
Зверь извер­га­ет. Уже тяже­ле­ют намок­шие кры­лья,
И уж не сме­ет Пер­сей дове­рить­ся долее взбух­шей
730 Обу­ви; видит ска­лу, кото­рая самой вер­ши­ной
Вста­ла из тихой воды, но скры­ва­ет­ся вся при вол­не­нье,
И, об утес опер­шись и дер­жась за вер­ши­ну рукою,
Три­жды, четы­ре­жды он прон­за­ет утро­бу дра­ко­на.
Руко­плес­ка­нье и клик напол­ни­ли берег и в небе
735 Сени богов. Весе­лят­ся душой и при­вет­ст­ву­ют зятя
С Кас­си­о­пе­ей Кефей, зовут изба­ви­те­лем оба,
Дома опо­рой. Меж тем от оков раз­ре­шен­ная дева
Шагом сво­бод­ным идет — при­чи­на трудов и награ­да!
Он же, воды зачерп­нув, омы­ва­ет герой­ские руки
740 И, чтобы жест­кий песок не тер голо­вы зме­е­нос­ной,
Вниз насти­ла­ет лист­вы и в воде про­из­рос­шие тро­стья
И воз­ла­га­ет на них гла­ву Фор­ки­ниды Меду­зы.
Каж­дый росток моло­дой с еще не скуде­ю­щим соком,
Яд чудо­ви­ща впив, мгно­вен­но ста­но­вит­ся кам­нем;
745 Стеб­ли его и лист­ва обре­та­ют неждан­ную кре­пость.
Ним­фы мор­ские, дивясь, испы­ту­ют чудес­ное дело
Тот­час на мно­гих стеб­лях, — и сами, того дости­гая,
Рады, и вот семе­на все обиль­нее в воду бро­са­ют.
Так и оста­лось досель у корал­лов при­род­ное свой­ство:
750 Толь­ко их воздух кос­нись — и сра­зу ста­но­вят­ся твер­ды;
Что было в море лозой, над водою ста­но­вит­ся кам­нем.
Трем боже­ствам он три алта­ря устро­ил из дер­на:
Левый, Мер­ку­рий, тебе, а пра­вый — воин­ст­вен­ной деве,
Сред­ний Юпи­те­ру в честь. Минер­ве закла­ли тели­цу,
755 Богу с кры­ла­ми тель­ца, тебе же быка, Наи­выш­ний!
И не замед­ля, тот­час Анд­ро­меду — награ­ду за подвиг —
Он без при­да­но­го взял: потря­са­ют Амур с Гиме­не­ем
Све­то­чи свадь­бы, огни бла­го­во­ньем насы­ще­ны щед­ро,
С кро­вель цве­тов пле­те­ни­цы висят, и лиры повсюду,
760 Тру­бы и пес­ни зву­чат, — счаст­ли­вые зна­ки весе­лья.
В доме рас­пах­ну­ты все поло­ви­ны двер­ные, и настежь
Атрий открыт золо­той, и на цар­ский, в пре­крас­ном убран­стве,
Пыш­но устро­ен­ный пир кефен­ская знать при­бы­ва­ет.
С тра­пе­зой кон­чив, когда дара­ми щед­ро­го Вак­ха
765 Повоз­буди­лись умы, о нра­вах тех мест и наро­дах
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
767 Спра­ши­вать начал Лин­кид, — про дух их мужей и обы­чай.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
769 И отве­чав­ший ему, — «Теперь, о храб­рей­ший, — вос­клик­нул, —
770 Мол­ви, молю я, Пер­сей, каким ты при­е­мом, какою
Доб­ле­стью мог отру­бить гла­ву, чьи воло­сы — змеи».
И повест­ву­ет Пер­сей, что лежит под холод­ным Атлан­том
Место одно, а его защи­ща­ет ска­ли­стая глы­ба
И что в про­хо­де к нему оби­та­ют трой­нич­ные сест­ры,
775 Фор­ка доче­ри, глаз же один им слу­жит, всем общий.
Как он, хит­ро, излов­чась, при его пере­да­че, тихонь­ко
Руку под­су­нул свою, овла­дел тем гла­зом; и ска­лы,
Скры­тые, сме­ло прой­дя с их страш­ным лесом трес­ку­чим,
К дому Гор­гон под­сту­пил; как видел везде на рав­нине
780 И на доро­гах — людей и живот­ных подо­бья, тех самых,
Что обра­ти­лись в кре­мень, едва увида­ли Меду­зу;
Как он, одна­ко, в щите, что на левой руке, отра­жен­ным
Медью впер­вые узрел ужа­саю­щий образ Меду­зы;
Тяж­ким как поль­зу­ясь сном, и ее и гадюк охва­тив­шим,
785 Голо­ву с шеи сорвал: и еще — как Пегас быст­ро­кры­лый
С бра­том его роди­лись из про­ли­той мате­рью кро­ви.
Вспом­нил нелож­ные он опас­но­сти дол­го­го лёта;
Что за моря, что за зем­ли он зрел с высоты под собою,
Так­же созвездий каких касал­ся взма­ха­ми кры­льев.
790 Но замол­чал он ско­рей, чем того ожи­да­ли. И задал
Некто, один из вель­мож, вопрос: из сестер поче­му же
Воло­сы толь­ко одной пере­ме­ша­ны зме­я­ми были?
Гость же в ответ: «Раз ты вопро­сил о достой­ном рас­ска­за,
Дела при­чи­ну тебе изло­жу. Кра­сотою бли­стая,
795 Мно­гих она жени­хов завид­ным была упо­ва­ньем.
В ней же все­го осталь­но­го сто­крат пре­крас­нее были
Воло­сы. Знал я людей, утвер­ждав­ших, что виде­ли сами.
Но гово­рят, что ее изна­си­ло­вал в хра­ме Минер­вы
Царь зыбей. И Юпи­те­ра дщерь отвер­ну­лась, эгидой
800 Скрыв цело­муд­рен­ный лик. Чтоб грех не остал­ся без кары,
В гидр ужас­ных она воло­са обра­ти­ла Гор­го­ны.
Ныне, чтоб ужа­сом тем устра­шать вра­гов оро­бев­ших,
Ею же создан­ных змей на груди сво­ей носит боги­ня».

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Мини­эй, или Миний, был (по Пав­са­нию) отцом Орхо­ме­на, осно­ва­те­ля горо­да Орхо­ме­ны в Бео­тии.
19. …не укра­шен рога­ми… — Рога счи­та­лись при­зна­ком вели­чия и мощи (см. IX, 1—97).
22. Ликург — леген­дар­ный царь эдо­нов во Фра­кии, нака­зан­ный за непо­чте­ние к Вак­ху (см. «Или­а­да», VI, 130—140).
26. Пья­ный ста­рик — Силен, вос­пи­та­тель Вак­ха.
44. Дер­ке­тия — сирий­ская боги­ня, оскор­бив­шая Вене­ру; послед­няя в нака­за­ние вну­ши­ла ей любовь к смерт­но­му юно­ше, от кото­ро­го у нее роди­лась дочь Семи­ра­мида; от сты­да Дер­ке­тия бро­си­лась в озе­ро и пре­вра­ти­лась в рыбу.
49. Наяда. — Речь идет о ним­фе с ост­ро­ва Ноза­лы в Эритрей­ском море, кото­рая завле­ка­ла юно­шей и пре­вра­ща­ла их в рыб. Солн­це, кото­ро­му был посвя­щен этот ост­ров, пре­вра­ти­ло в рыбу ее самое.
88. Нин — мифи­че­ский осно­ва­тель асси­рий­ско­го цар­ства.
185. Лем­ний — Вул­кан, осо­бен­но чти­мый на ост­ро­ве Лем­но­се.
190. Кифе­рея — Вене­ра, назы­вав­ша­я­ся так по ост­ро­ву Кифе­ре в Эгей­ском море, у южно­го бере­га Пело­пон­не­са, где про­цве­тал ее культ.
192. Рож­ден­ный от Гипе­ри­о­на — бог солн­ца (см. I, 10).
196. Лев­котоя — дочь Эври­но­мы, внуч­ка Оке­а­на и Тети­ды.
204. Кли­ме­на — мать Фаэ­то­на. Рода — дочь Неп­ту­на.
205. Мать Цир­цеи — Пер­са, дочь Оке­а­на (о Цир­цее см. «Одис­сея», X, 135 сл.).
207. Кли­тия — дочь Оке­а­на и Тети­ды (см. ниже ст. 256—284).
212. Ахе­ме­не­е­вы горо­да — Пер­сия, пер­вым царем кото­рой счи­тал­ся Ахе­мен.
213. Бел — леген­дар­ный осно­ва­тель Вави­ло­на, отец Данаи.
282. Куре­ты — жите­ли Кри­та, по мифу, скры­вав­шие мла­ден­ца Зев­са от Сатур­на. Цель­мий — один из куре­тов.
283. Кротон со Сми­ла­кой — влюб­лен­ная пара, пре­вра­щен­ная в рас­те­ния: Кротон — в шафран, Сми­ла­ка — в тис.
286. Сал­ма­кида — ним­фа источ­ни­ка в Карии (ср, XV. 319).
289. Маль­чик — Гер­ма­фро­дит (сын Гер­ме­са и Афро­ди­ты).
311. Китор­ский гре­бень — с горы Кито­ра в Пафла­го­нии, где рос­ло мно­го буков, из кото­рых дела­лись греб­ни и при­над­леж­но­сти ткац­ких стан­ков.
333. Так розо­ве­ет луна… — Во вре­мя лун­но­го затме­ния били в мед­ные инстру­мен­ты и игра­ли на мед­ных тру­бах, счи­тая, что этим сни­ма­ют­ся чары с заво­ро­жен­ной луны.
362. Цар­ст­вен­ная пти­ца — орел.
415. …в честь позд­не­го вече­ра имя. — По-латы­ни лету­чая мышь — ves­per­ti­lio, а вечер — ves­per.
418. Ино — сест­ра Семе­лы (мате­ри Вак­ха), Ага­вы (мате­ри Пен­фея) и Авто­нои (мате­ри Актео­на), по мифу — была женой Эоло­ва сына, царя орхо­мен­ско­го, Ата­ман­та, бра­та Сизи­фа.
423. Мео­ний­ские плов­цы — тиррен­цы (см. IV, 23), по мифу, пре­вра­щен­ные в дель­фи­нов.
438. Дит — одно из имен Плу­то­на.
450. …при­зы­ва­ет сестер… — трех Фурий, или Эри­ний: Тизи­фо­ну, Але­кто и Меге­ру.
452. Ада­мант — металл, из кото­ро­го дела­лось ору­жие богов; ино­гда это — твер­дый камень (алмаз и т. п.).
456—461. См. прим. к X, 41—44.
537. …по-гре­че­ски имя! — По одно­му мифу, Вене­ра (греч. Афро­ди­та) роди­лась из мор­ской пены; пена по-гре­че­ски — aph­ros.
562. Аге­но­рид — Кадм.
567. Илли­рий­ские пре­де­лы — нынеш­няя Дал­ма­ция и Алба­ния.
604. Боже­ст­вен­ный внук — Вакх.
606. …из рода того же… — Соглас­но мифу, Акри­зий был из рода Бела, бра­та Аге­но­ра. Ему было пред­ска­за­но, что он погибнет от сво­его вну­ка, кото­ро­го родит дочь его, Даная. Он запер ее в баш­ню, но к ней спу­стил­ся Зевс в виде золо­то­го дождя, и от него она роди­ла Пер­сея. Акри­зий велел заклю­чить Данаю с сыном в ящик и бро­сить в море. Ящик при­би­ло к ост­ро­ву Сери­фу, где он был най­ден бра­том царя Сери­фа — Полидек­та, рыба­ком Дик­ти­ем. Когда Пер­сей вырос, Полидект пове­лел ему при­не­сти голо­ву Меду­зы, одной из трех Гор­гон. При взгляде в лицо Меду­зы вся­кий обра­щал­ся в камень. Овидий пря­мо при­сту­па­ет к рас­ска­зу о воз­вра­ще­нии Пер­сея с голо­вой Меду­зы, кото­рую тот добыл при помо­щи дан­ных ему Мер­ку­ри­ем и Минер­вой меча и глад­ко­го, как зер­ка­ло, щита. Смот­ря в этот щит, Пер­сей, пятясь, при­бли­зил­ся к Гор­го­нам. Кро­ме того, ему помог­ли дан­ные ним­фа­ми шап­ка-невидим­ка, кры­ла­тые сан­да­лии и сум­ка, кото­рая мог­ла вме­стить пред­мет любой вели­чи­ны и в кото­рую он спря­тал голо­ву Меду­зы.
662. Гип­потад — сын Гип­пота. Эол, вла­ды­ка вет­ров.
668. Кефе­е­вы долы. — Кефей — леген­дар­ный царь эфи­о­пов, отец Анд­ро­меды, мать кото­рой Кас­си­о­пея обиде­ла Нере­ид, кичась перед ними сво­ей кра­сотой, за что Неп­тун послал в Эфи­о­пию дра­ко­на. Для избав­ле­ния от дра­ко­на Кефей дол­жен был отдать ему, по ука­за­нию бога Аммо­на, Анд­ро­меду.
672. Абан­ти­ад — Пер­сей, дед кото­ро­го, Акри­зий, был сыном Абан­та.
718. Ина­хид — Пер­сей, как пото­мок аргос­ских царей, пер­вым из кото­рых счи­тал­ся Инах.
742. Фор­ки­нида. — Гор­го­ны счи­та­лись дочерь­ми сына Геи и Пон­та, Фор­ки­на.
753. Воин­ст­вен­ная дева — Минер­ва.
766. Стих обыч­но выпус­ка­ет­ся как под­лож­ный.
767. Лин­кид — Пер­сей, как пото­мок Лин­кея.
768. Стих выпус­ка­ет­ся как под­лож­ный или испор­чен­ный.
785. Пегас — кры­ла­тый конь, бра­том кото­ро­го был Хри­са­ор, поро­див­ший трех­те­ло­го Гери­о­на, уби­то­го впо­след­ст­вии Гер­ку­ле­сом.

Оглавление

Оцените статью
Античная мифология