Фаэтон

Фаэтон был юным сыном Гелиоса, который умолял своего отца позволить ему управлять колесницей солнца. Бог неохотно уступил желанию мальчика и передал ему правление. Но его неопытность оказалась фатальной, поскольку Фаэтон быстро потерял контроль над бессмертными конями, и солнечная колесница вышла из-под контроля, и земля загорелась. Равнины Африки были выжжены до пустыни, а люди обуглены до черноты. Зевс, потрясенный разрушениями, поразил мальчика ударом молнии, швырнув его пылающее тело в воды реки Эридан. Сестры Фаэтона, Гелиады, собрались на берегу и в трауре превратились в деревья тополей с янтарными трещинами.

После его смерти Фаэтон был помещен среди звезд как созвездие Возничего («Возничий»), или же превратился в бога звезды, которую греки назвали Фаэтон — планеты Юпитер или Сатурн.

Имя Фаэтон означает «сияющий» или «сияющий» от греческого глагола phaethô «сиять».

Изображение справа — Колесница бога солнца, 5 век до н.э., Британский музей.

КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ

ПОЛУБОГ ФАЭТОН
РодителиГелиос и Климена
Бог чегоНеудавшееся солнце
УбитЗевсом
ДомМеропа в Эфиопии
СозвездиеВозничий
Греческое имяТранслитерацияЛатиницаАнглийский переводПеревод
ΦαεθωνPhaethônPhaethonShining (phaethô)Сияние

ГЕНЕАЛОГИЯ

Родители

[1.1] Гелиос (Aeschylus Heliades, Philoxenus of Cythera Frag 834, Pausanias 2.3.2, Apollonius Rhodius 4.598, Quintus Smyraneus 5.300, Diodorus Siculus 5.23.2, Philostratus the Elder 1.11, Seneca Medea 597)
[1.2] Гелиос & Климена (Hyginus Fabulae 153, Ovid Metamorphoses 1.751, Nonnus Dionysiaca 27.189)
[1.3] Климена & Меропа (Hyginus Fabulae 154)

СЛОВАРЬ

ФАЭТОН (Φαέθων) в греческой мифологии сын Гелиоса и нимфы Климены (Ovid. Met. II 19) или Эос и Кефала (Hes. Theog. 984-986), брат Гелиад. Чтобы доказать свое происхождение от Гелиоса, Ф. взялся управлять солнечной колесницей Гелиоса и погиб, испепеленный огненным жаром, чуть не погубив в страшном пламени землю (Ovid. Met. II 19-366). а. т.-г. В античном искусстве (на монетах, в вазописи, саркофагах, геммах, рельефах) наиболее часто встречается сцена падения Ф. К мифу обращались Леонардо да Винчи, Микеланджело, Джулио Романо, Я. Тинторетто, Л. Карраччи, П. П. Рубенс; сюжет «Ф. просит у отца колесницу» — у Дж. Б. Тьеполо и Н. Пуссена. В 20 в. к образу Ф. обращается П. Пикассо (иллюстрации к «Метаморфозам» Овидия). Из музыкальных разработок мифа о Ф. наиболее известные принадлежат Д. Скарлатти (опера) и К. Сен-Сансу (симфоническая поэма). Наиболее значительной литературной обработкой темы является ауто Кальдерона «Ф., сын Солнца».

ЦИТАТЫ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Фрагменты не сохранившихся трагедий Эсхила. Гелиады. [Обращение к Гермесу («Вызыватели душ»?]. (Источник: Эсхил. Трагедии / Перевод М. Л. Гаспарова. – М.: Наука, 1989. – С. 303) (греческая трагедия начала 5 в. до н. э.):

 

«[Хор — дочери Гелиоса, сестры Фаэтона, который дерзко пожелал проехать по небосводу в солнечной колеснице, не сдержал коней, едва не вызвал мирового пожара и, пораженный молнией Зевса, упал в западную реку Эридан (совр. По). Оплакивавшие его Гелиады были обращены в тополя, а слезы их — в янтарь.]

58 (69). [Гелиос описывает Фаэтону путь Солнца от заката к восходу]

Где закат ал, там отцу в дар
Дал Гефест-бог золотой челн
Пересечь хлябь круговых вод
И прогнать Ночь, чей святой мрак
Осенял твердь
С черноконной ее колесницы.
59 (70). [Гелиады предостерегают Фаэтона (?)]

Зевс — и эфир, Зевс — и земля, и небо — Зевс:
Все сущее и все превыше сущего.
60 (71). [Оплакивание]

На иной лад поведут плач
Эриданские девы и жены.
277
61 (72). Ручей обильный льется из источника».

 

Фрагменты не сохранившихся трагедий Еврипида. Фаэтонт. (Источник: Еврипид. Трагедии. Т. 2 / Пер. Инн. Анненского, ст. М. Л. Гаспарова и В. Н. Ярхо, прим. В. Н. Ярхо. Отв. ред. М. Л. Гаспаров. (Серия «Литературные памятники»). В 2 т. – М.: Ладомир-Наука. 1999. – С. 76-77):

 

«От «Фаэтонта» Эврипида, помимо мелких отрывков, дошли еще два обширных куска, сохраненных в одной Парижской рукописи (фр. 773, 781). Ознакомившись с ними в 1821 г., Гёте, уже давно усердно изучавший Эврипида, попытался по ним восстановить эту трагедию; свою работу он напечатал в 1823 г., затем в 1827 г. дополнил ее заметкой. Перевод пьессы можно найти на сайте https://evripid.com/ »

 

Аполлоний Родосский. Аргонавтика. 4. 598. (Источник: Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Перевод Н. А. Чистяковой. – М.: НИЦ «Ладомир», 2001. – С. 122) (греческий эпос 3 в до. н. э.):

 

«Арго [корабль аргонавтов] между тем, вперед поспешая
На парусах, вошел в Эридана далекого воды.
Некогда, в грудь пораженный стрелами блестящих перунов,
Полусгорев, Фаэтон с колесницы низвергнулся Солнца
В бухту глубокую там, где река изливается. Тяжкий
Дым и доныне вздымается здесь от пылающей раны,
И ни единой невмочь, легковейные крылья расправив,
Птице перелететь через эти воды,— любая
Падает в пламя, едва пролетит полпути. Гелиады
Высятся стройно вокруг — в тополя обращенные девы,
Бедные жалобный стон издают постоянно, и наземь
С их ресниц янтаря ниспадают блестящие капли.
Капли эти порой на песке высыхают под солнцем,
Но, едва только хлынут прибоем на берег волны
Темной бухты, гонимы дыханьем шумного ветра,—
Сразу тогда в Эридан увлекаются все эти капли
Пенной волной…»

 

Аполлоний Родосский. Аргонавтика. 4. 619. (Источник: Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Перевод Н. А. Чистяковой. – М.: НИЦ «Ладомир», 2001. – С. 122) (греческий эпос 3 в до. н. э.):

 

«[Аргонавты плывут вверх по реке Эридан]
Днем страдали они и в истоме все изнывали
Из-за того, что вдыхали тот смрад ужасный, который
Шел с той поры, как сгорел Фаэтон, от струй Эридана.
А по ночам внимали они пронзительным стонам
Плачущих горестно дев Гелиад, чьи янтарные слезы,
Масляным каплям подобно, с водою речной уплывали».

 

Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Книга 5. 23. 2. (Источник: Вестник древней истории. 1986. № 2. С. 82 сл. Перевод В. М. Строгецкого с учётом переводов отдельных глав, выполненных С. Я. Лурье, А. Ф. Лосевым и М. К. Трофимовой) (греческий историк 1 в. до н. э.):

 

«Мно­гие поэты и исто­ри­ки рас­ска­зы­ва­ют, что юный Фаэ­тон, сын Гелиоса, упро­сил отца усту­пить ему на один день свою чет­вер­ную упряж­ку. Гелиос согла­сил­ся, и Фаэ­тон погнал чет­вер­ку коней, но не смог удер­жать вож­жи, кони же не ста­ли пови­но­вать­ся юно­ше, свер­ну­ли с при­выч­но­го пути и впер­вые, блуж­дая по небу, сожгли его, обра­зо­вав нынеш­ний кру­го­вой Млеч­ный Путь, а затем, под­па­лив зем­лю во мно­гих местах, выжгли на ней огром­ные про­стран­ства. Раз­гне­ван­ный про­ис­хо­дя­щим, Зевс пора­зил Фаэ­то­на мол­нией и вер­нул солн­це на при­выч­ный путь. Фаэ­тон же низ­верг­ся в устье реки, кото­рая ныне назы­ва­ет­ся Пад, а в ста­ри­ну назы­ва­лась Эридан. Сест­ры его опла­ки­ва­ли смерть Фаэ­то­на так горест­но, что из-за чрез­мер­ной скор­би даже изме­ни­ли свою при­ро­ду, пре­вра­тив­шись в топо­ля».

 

Павсаний. Описание Эллады. Книга 2. 3. 2. (Источник: Павсаний. Описание Эллады /Пер. С. П. Кондратьева под ред. Е. Никитюк. Пред. Э. Фролова. СПб.: Алетейя, 1996) (греческое повествование о путешествии 2 в. н. э.):

 

«Если идти с пло­ща­ди по доро­ге к Лехею, то встре­ча­ют­ся Про­пи­леи и на них позо­ло­чен­ные колес­ни­цы; на одной — сто­ит Фаэ­тон, сын Гелиоса, на дру­гой — сам Гелиос».

 

Квинт Смирнский. После Гомера. Книга 5. 300. (Источник: Квинт Смирнский. После Гомера / Вступ. ст., пер. с др. греч. яз., прим. А. П. Большакова. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 320 c. – С. 200) (греческий эпос 4 в. н. э.):

«Там же прозрачный янтарь положили герои, который
дщерей над всеми ходящего Солнца слезами считают,
что проливали они у брегов Эридана далеких,
по Фаэтону погибшему в сердце разбитом горюя».

 

Квинт Смирнский. После Гомера. Книга 10. 190. (Источник: Квинт Смирнский. После Гомера / Вступ. ст., пер. с др. греч. яз., прим. А. П. Большакова. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 320 c. – С. 200) (греческий эпос 4 в. н. э.):

 

«[Среди сцен, изображенных на колчане Геракла]
Был Фаэтон, с колесницы в поток Эридана далекий
брошенный волею Зевса. И, как наяву, представала
в гибельном пламени Гея, а дым в небеса поднимался».

 

Филострат Старший. Картины. Книга 1. 11. Рождение Гермеса. (Источник: Филострат (старший и младший). Картины. Каллистрат. Описание статуй. – Томск: «Водолей», 1996) (греческий ритор 3 в. н. э.):

 

«[Якобы описание древнегреческой картины в Неаполе]
Золотом льются слезы из глаз Гелиад. По сказанью текут эти слезы по Фаэтону. Говорят, что он, будучи сыном Гелиоса, из-за страстного желанья управлять конями отца, по юношеской своей смелости отважился взойти на отцовскую колесницу, но не сдержал на вожжах он коней, свалился с нее и упал в Эридан, – мудрецы объясняют это как некий избыток огненных сил, для поэтов же и художников это – только лишь кони и их колесница. Он привел в беспорядок весь ход небесных явлений. Смотри! Ночь уже в полдень прогоняет свет дня, сменяя его собою. Солнечный диск, устремляясь на землю, влечет за собою все звезды. Покинув ворота небес, Горы бегут в идущий навстречу им мрак. Кони, сорвавшись и разбивши упряжь, несутся во весь опор, как будто их гонят стрекалом. В безнадежном отчаяньи кверху руки свои поднимает Земля, так как ужасный огонь на нее направляется. А юный возница, упав со своей колесницы, стремительно падает вниз; пылают его волосы огнем, и грудь начинает дымиться; задохнувшись от жара, он падает в воды реки Эридана и этим создаст он для них славу в сказаньях народов. Ведь лебеди, высоко поднявшись на воздух, будут в разных местах в сладостной песне своей прославлять Фаэтона, и их стаи, в небо поднявшись, о нем будут петь на Каистре, на Истре огромном, и везде станет широко известным это преданье. Им на помощь в этой песне придет Зефир, легкий, попутный; говорят, что он обещал лебедям петь с ними совместно в их жалобной песне. Вот потому-то он вместе здесь с птицами, и смотри! Он к ним прикасается, как певец своими перстами по звучным струнам. А эти юные женщины на берегу, еще не совсем обращенные в дерево, можно думать, что это Гелиады: из-за печали о брате потеряли они свой прежний образ и, ставши деревьями, льют свои слезы. Картина знает все это: она нам рисует, как у них на ногах концы пальцев уже корни пустили, как до пояса они стали деревьями, как руки у них успели уж ветками стать. Горе! Их волосы стали листвою тополя. Горе! Их слезы обращаются в золото. Те что у них еще в глазах, заливая их, блещут, как ясное море, светлыми каплями и как будто привлекают к себе лучи света; те что упали на щеки, блестят, в себе отражая яркий румянец их щек, а те что упали на грудь, стали уж золотом. Льет слезы и бог реки, поднимаясь наверх из своих глубоких пучин; открывает он свое лоно Фаэтону – это жест того, кто принимает друзей. А Гелиад он тотчас возьмет на свое попеченье, за ними он будет ухаживать: ветром холодным, холодом вод, от него истекающих, он обратит их слезы в камень; он примет упавшие капельки, эти слезы тополя, и чистой водой унесет их далеко к Океану к народам не нашего племени».

 

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. 153. (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. — 2-е изд., испр. — СПб.: Алетейя, 2000. – С. 242):

 

«Фаэтон, сын Солнца и Климены, тайно взошел на колесницу отца и, поднявшись слишком высоко над землей, от страха упал в реку Эридан. Когда Юпитер поразил его молнией, все начало гореть… А сестры Фаэтона, которые, несмотря на запрет отца, запрягли для него коней, превратились в деревья тополя».

 

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. 154. (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. — 2-е изд., испр. — СПб.: Алетейя, 2000. – С. 242):

 

«Фаэтон, сын Климена, сына Солнца, и нимфы Меропы, которую считают Океанидой, узнав из рассказа отца, что Солнце – его дед, добился у того его колесницы, но плохо воспользовался ею. Ведь поскольку он ехал слишком близко к земле, от близости пламени все загорелось. Пораженный молнией, он упал в реку Пад. Эту реку греки называют Эриданом и первым упомянул ее Ферекид. У индов же от жара близкого солнца потемнела кровь и они стали черными. Сестры Фаэтона, оплакивая гибель брата, превратились в деревья тополя. Их слезы, как рассказывает Гесиод, затвердели в янтарь. Их называют Гелиадами. Они были: Меропа, Гелия, Эгла, Лампетия, Феба, Этерия, Диоксиппа.
[В этой версии мифа мать Фаэтона является эпонимом Эфиопского царства Меропа в верховьях Нила. Когда Фаэтон теряет контроль над солнечной колесницей, он опаляет своих соотечественников до черноты]»

 

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. 250. (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. — 2-е изд., испр. — СПб.: Алетейя, 2000. – С. 242):

 

«Чьи упряжки погубили своих возничих. Фаэтона, сына Солнца от Климены».

 

 

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Астрономия. Книга 2. 42. (Источник: Гигин. Астрономия / Перевод и комментарии А. И. Рубана. СПб., Изд-во «Алетейя», 1997):

 

«Плонеты. Нам осталось рассказать о пяти звездах, которые многие называют «блуждающими», греки же — планетами. Говорят, что вторая звезда — Солнца, но другие называют ее звездой Сатурна. Эратосфен утверждает, что она получила имя от сына Солнца, Фаэтона. Многие рассказывают, что он без позволения отца управлял колесницей и стал падать на землю. Поэтому Юпитер поразил его молнией, и он упал в Эридан; затем Солнце поместило его среди звезд».

 

Овидий. Метаморфозы. Книга 1. 252. (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

 

«Вот уж по всей зем­ле раз­ме­тать он готов был перу­ны,
Да убо­ял­ся, пылать от огней не начал бы столь­ких
Неба свя­щен­ный эфир и длин­ная ось не зажглась бы.
Вспом­нил, — так судь­бы гла­сят, — что неко­гда вре­мя насту­пит,
Срок, когда море, зем­ля и небес­ный дво­рец заго­рят­ся, — [то есть сгореть во время неудачной попытки Фаэтона управлять колесницей солнца],
Гибель будет гро­зить див­но­сла­жен­ной мира гро­ма­де».

 

Овидий. Метаморфозы. Книга 1. 750. (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

 

«[В Овидии Эпаф — царь Египта, а Фаэтон — князь Меропы Эфиопского царства верхнего Нила]
Верят: родил­ся Эпаф [царь Египта] нако­нец у нее, вос­при­яв­шей
Семя Юпи­те­ра [Зевса]: он в горо­дах почи­тал­ся, во хра­мах
Вме­сте с отцом. По летам и спо­соб­но­стям ров­нею был с ним
Солн­ца [Гелиоса] дитя Фаэ­тон. Когда он одна­жды, зазнав­шись,
Не поже­лал усту­пить, похва­ля­ясь роди­те­лем Фебом [Гелиосом],
Спе­си не снес Ина­хид [Эпаф]. «Во всем, — гово­рит, — ты, безум­ный,
Мате­ри веришь, над­мен, но в отце ты сво­ем обма­нул­ся!»
Побаг­ро­вел Фаэ­тон, но сты­дом удер­жал раз­дра­же­нье
И поспе­шил пере­дать Кли­мене Эпа­фа попре­ки.
«Скорбь тем боль­ше, о мать, — гово­рит, — что, сво­бод­ный и гор­дый,
Я перед ним про­мол­чал; мне стыд — оскорб­ле­нье такое, —
Сло­во он вымол­вить смог, но дать не смог я отпо­ра!
Ты же, коль истин­но я сотво­рен от небес­но­го кор­ня,
Знак даруй мне, что род мой таков; при­об­щи меня к небу!»
Мол­вил он так и обвил мате­рин­скую шею рука­ми,
И голо­вою сво­ей и Меро­п­со­вой, сест­ри­ным бра­ком
Клял­ся, моля, чтоб отца дала ему вер­ные зна­ки.
Труд­но ска­зать, поче­му Кли­ме­на — моль­бой Фаэ­то­на
Тро­ну­та или гне­вясь, что взве­ли на нее обви­не­нье, —
Обе руки к небе­сам под­ня­ла и, взи­рая на солн­це, —
«Све­том его, — гово­рит, — чьи лучи столь ярко свер­ка­ют,
Сын, кля­нусь тебе им, кото­рый нас видит и слы­шит, —
Этим, кото­ро­го зришь, вот этим, что пра­вит все­лен­ной,
Фебом рож­ден ты! Коль ложь гово­рю, себя лице­зреть мне
Пусть вос­пре­тит, и очам сей день да будет послед­ним!
Труд недол­гий тебе — увидеть отцов­ских пена­тов:
Там, где вос­ход, его дом гра­ни­чит с нашей зем­лею [Египта].
Если стре­мишь­ся душой, отправ­ляй­ся и будешь им при­знан».
Тот­час весе­лый вско­чил, услы­хав мате­рин­ское сло­во,
И уж готов Фаэ­тон охва­тить все небо меч­тою.
Вот эфи­о­пов сво­их и живу­щих под пла­ме­нем солн­ца
Индов про­шел он и вмиг к отцов­ско­му при­был вос­хо­ду.
Солн­ца высо­кий дво­рец поды­мал­ся на строй­ных колон­нах,
Золо­том ясным свер­кал и огню под­ра­жав­шим пиро­пом.
Повер­ху был он покрыт глян­це­ви­той сло­но­вою костью,
Створ­ки двой­ные две­рей сереб­ря­ным блес­ком сия­ли.
Мате­ри­ал пре­взо­шло мастер­ство, — затем, что явил там
Муль­ки­бер [Гефест] гла­ди морей, охва­тив­шие поя­сом зем­ли;
Круг зем­ной пока­зал и над кру­гом навис­шее небо.
Боги мор­ские в вол­нах: меж ними Три­тон гро­мо­глас­ный,
Непо­сто­ян­ный Про­тей, Эге­он, кото­рый сжи­ма­ет
Мощ­ным объ­я­тьем сво­им китов непо­мер­ные спи­ны.
Так­же Дорида с ее дочерь­ми [нереидами]; те пла­ва­ли в море,
Эти, при­сев на утес, суши­ли свой волос зеле­ный,
Этих же рыбы вез­ли; лицом не тож­де­ст­вен­ны были
И не раз­лич­ны они, как быть пола­га­ет­ся сест­рам.
А на зем­ле — горо­да, и люди, и рощи, и зве­ри,
Реки и ним­фы на ней и раз­ные сель­ские боги.
Свер­ху покры­ты они подо­бьем бле­стя­ще­го неба.
Зна­ков небес­ных [Зодиаки] по шесть на пра­вых две­рях и на левых.
Толь­ко доро­гой кру­той при­шел туда отпрыск Кли­ме­ны,
В дом лишь вошел он отца, в чьем не был отцов­стве уве­рен,
Тот­час напра­вил шаги к лицу роди­те­ля пря­мо
И в отда­ле­нии стал; не в силах был выне­сти све­та
Бли­же. Сидел перед ним, пур­пур­ной оку­тан одеж­дой,
Феб [Гелиос] на пре­сто­ле сво­ем, сияв­шем игрою сма­рагдов.
С пра­вой и левой руки там Дни сто­я­ли, за ними
Меся­цы, Годы, Века и Часы в рас­сто­я­ни­ях рав­ных;
И моло­дая Вес­на, вен­ком цве­ту­щим вен­ча­на;
Голое Лето за ней в повяз­ке из спе­лых коло­сьев;
Тут же сто­я­ла, гряз­на от раздав­лен­ных гроз­дьев, и Осень;
И ледя­ная Зима с взлох­ма­чен­ным воло­сом белым.
Вот при­веден­но­го в страх новиз­ною пред­ме­тов с пре­сто­ла
Юно­шу Феб увидал все зря­щи­ми в мире оча­ми.
«В путь для чего ты пошел? Что в этом двор­це тебе надо,
Чадо мое, Фаэ­тон? Тебя ли отверг­ну?» — про­мол­вил.
Тот отве­ча­ет: «О свет все­об­щий вели­ко­го мира,
Феб, мой отец, если так назы­вать себя мне поз­во­ля­ешь,
Если Кли­ме­на вины не скры­ва­ет под обра­зом лож­ным!
Дай мне, роди­тель, залог, по кото­ро­му верить мог­ли бы,
Что порож­ден я тобой, — отре­ши заблуж­де­нья от духа».
Так он ска­зал. И отец лучи отло­жил, что сия­ли
Вкруг голо­вы у него, велел подо­дви­нуть­ся бли­же
И, обни­мая его, — «Не заслу­же­но, — мол­вит, — тобою,
Чтобы отверг я тебя, — Кли­ме­на прав­ду ска­за­ла.
А чтоб сомне­нье твое умень­ши­лось, дара любо­го
Ныне про­си, и я дам. Свиде­тель — боло­то, кото­рым
Клясть­ся боги долж­ны [Стикс], очам незна­ко­мое нашим».
Толь­ко он кон­чил, а тот колес­ни­цу отцов­скую про­сит,
Пра­ва лишь день управ­лять кры­ло­но­ги­ми в небе коня­ми.
И пожа­лел тут отец, что поклял­ся; три и четы­ре
Раза кач­нул голо­вой луче­зар­ной, ска­зав: «Без­рас­суд­на
Речь моя после тво­ей. О, если б мог я обрат­но
Взять обе­ща­нья! Поверь: лишь в этом тебе отка­зал бы.
Я не сове­тую, сын. Опас­ны твои поже­ла­нья.
Мно­го спро­сил, Фаэ­тон! Такие дары не под­хо­дят,
Сын мой, ни силам тво­им, ни вовсе мла­ден­че­ским годам.
Смерт­но­го рок у тебя, а жела­нье твое не для смерт­ных.
Боль­ше того, что богам касать­ся доз­во­ле­но гор­ним,
Ты домо­га­ешь­ся. Пусть о себе мнит каж­дый, как хочет,
Все же не может никто усто­ять на оси пла­ме­нос­ной,
Кро­ме меня одно­го. И даже пра­ви­тель Олим­па
Сам, что перу­ны стре­мит ужас­ной дес­ни­цей, не станет
Сей колес­ни­цы вести. А кто же Юпи­те­ра [Зевса] боль­ше?
Крут пона­ча­лу подъ­ем; поут­ру осве­жен­ные кони
Всхо­дят едва по нему. Наи­выс­шая точ­ка — на пол­дне.
Видеть оттуда моря и зем­ли порой само­му мне
Бояз­но, грудь и моя, зами­рая, от стра­ха тре­пе­щет.
Путь — по накло­ну к кон­цу, и надо уве­рен­но пра­вить.
Даже Тети­да, меня вни­зу в свои воды при­ем­ля,
Стра­хом объ­ята все­гда, как бы я не низ­ри­нул­ся в про­пасть.
Вспом­ни, что небо еще, посто­ян­ным вле­ко­мо вра­ще­ньем,
Выш­ние звезды стре­мит и дви­же­ни­ем кру­тит их быст­рым.
Мчусь я навстре­чу, све­тил не покор­ст­вуя обще­му ходу;
Напе­ре­кор я один выез­жаю стре­ми­тель­ным кру­гом.
Вооб­ра­зи, что я дам колес­ни­цу. И что же? Ты смог бы
Полю­сов ход одо­леть, не отбро­шен­ный быст­рою осью?
Или, быть может, в душе ты дума­ешь: есть там дуб­ро­вы,
Гра­ды бес­смерт­ных богов и дара­ми бога­тые хра­мы?
Нет — пре­пят­ст­вия там да зве­ри­ные встре­тишь обли­чья!
Чтоб направ­ле­нье дер­жать, ника­кой не отвлечь­ся ошиб­кой,
Дол­жен ты там про­ле­тать, где Тель­ца кру­то­ро­го­го минешь,
Лук гемо­ний­ский и пасть сви­ре­по­го Льва; Скор­пи­о­на,
Гроз­ные лапы свои охва­том согнув­ше­го длин­ным,
И по дру­гой сто­роне — клеш­ня­ми гро­зя­ще­го Рака.
Чет­ве­ро­но­гих сдер­жать, огнем воз­буж­ден­ных, кото­рый
В их пла­ме­не­ет груди и нозд­ря­ми и пастя­ми пышет,
Будет тебе нелег­ко. И меня еле тер­пят, едва лишь
Нрав рас­па­лит­ся кру­той, и про­ти­вит­ся пово­ду выя.
Ты же, — чтоб толь­ко не стать мне дая­те­лем смерт­но­го дара, —
Побе­ре­гись, — не позд­но еще, — изме­ни поже­ла­нье!
Прав­да, пове­рив тому, что родил­ся от нашей ты кро­ви,
Вер­ных зало­гов ты ждешь? Мой страх тебе — вер­ным зало­гом!
То, что отец я, — отца дока­зу­ет боязнь. Погляди же
Мне ты в лицо. О, когда б ты мог погру­зить свои очи
В грудь мне и там, в глу­бине отцов­скую видеть тре­во­гу!
И, нако­нец, посмот­ри, что есть в изобиль­ной все­лен­ной:
Вот, из столь­ких ее — зем­ных, мор­ских и небес­ных —
Благ попро­си что-нибудь, — ни в чем не полу­чишь отка­за.
От одно­го воз­дер­жись, — что каз­нью долж­но назы­вать­ся,
Честью же — нет. Фаэ­тон, не дара, но каз­ни ты про­сишь!
Шею зачем мне обвил, неопыт­ный, неж­ным объ­я­тьем?
Не сомне­вай­ся во мне — я клял­ся сти­гий­скою вла­гой, —
Все, что жела­ешь, отдам. Но толь­ко желай пора­зум­ней».
Он уве­ща­нья скон­чал. Но тот отвер­га­ет сове­ты;
Столь же настой­чив, горит жела­ньем вла­деть колес­ни­цей.
Юно­шу все ж нако­нец, по воз­мож­но­сти мед­ля, роди­тель
К той колес­ни­це ведет высо­кой — изде­лью Вул­ка­на [Гефеста].
Ось золотая была, золо­тое и дышло, был обод
Вкруг коле­са золо­той, а спи­цы сереб­ря­ны были.
Упряжь укра­сив коней, хри­зо­ли­ты и ряд само­цве­тов
Раз­ных бро­са­ли лучи, отра­жая сия­ние Феба.
Духом отваж­ный, сто­ит Фаэ­тон изум­лен­ный, на диво
Смот­рит; но веч­но бод­ра, уже на румя­ном восто­ке
Ство­ры баг­ря­ных две­рей рас­кры­ва­ет Авро­ра [Эос] и сени,
Пол­ные роз. Бегут перед ней все звезды, и строй их
Люци­фер гонит; небес покида­ет он стра­жу послед­ним.
Видя его и узрев, что зем­ли и мир заале­ли
И что рога у луны на исхо­де, иста­я­ли буд­то,
Быст­рым Орам Титан при­ка­зал запря­гать, — и боги­ни
Рез­вые вмиг испол­ня­ют при­каз; изры­гаю­щих пла­мя,
Сытых амбро­зи­ей, вслед из высо­ких небес­ных коню­шен
Чет­ве­ро­но­гих ведут, наде­ва­ют им звон­кие узды.
Сына лицо меж­ду тем покры­ва­ет роди­тель свя­щен­ным
Сна­до­бьем, чтобы тер­петь мог­ло оно жгу­чее пла­мя;
Куд­ри луча­ми ему увен­чал и, в пред­чув­ст­вии горя,
Силь­но сму­щен­ный, не раз вздох­нул тяже­ло и про­мол­вил:
«Еже­ли можешь ты внять хоть этим отцов­ским сове­там,
Сын, бере­гись пого­нять и креп­че натя­ги­вай вож­жи.
Кони и сами бегут, удер­жи­вать труд­но их волю.
Не соблаз­няй­ся путем, по пяти поя­сам воз­не­сен­ным.
В небе про­ре­за­на вкось широ­ким изги­бом доро­га,
Трех поя­сов широтой она огра­ни­че­на: полюс
Южный мину­ет она и Аркт, акви­ло­нам сосед­ний.
Этой доро­ги дер­жись: следы от колес ты заме­тишь.
Чтоб оди­на­ко­вый жар и к зем­ле доно­сил­ся и к небу,
Не опус­кай­ся и вверх, в эфир, не стре­ми колес­ни­цу.
Если выше помчишь — сожжешь небес­ные домы,
Ниже — зем­ли сожжешь. Невредим середи­ной про­едешь.
Не укло­нил­ся бы ты напра­во, к Змею вито­му,
Не увлек­ло б коле­со и нале­во, где Жерт­вен­ник плос­кий.
Путь меж­ду ними дер­жи. В осталь­ном дове­ряю фор­туне, —
Пусть помо­га­ет тебе и сове­ту­ет луч­ше, чем сам ты!
Я гово­рю, а уже рубе­жи на бре­гах гес­пе­рий­ских
Влаж­ная тро­ну­ла ночь; нель­зя нам долее мед­лить.
Тре­бу­ют нас. Уже мрак убе­жал и Заря засве­ти­лась.
Вож­жи рукою схва­ти! А коль можешь еще пере­ду­мать,
Не колес­ни­цей моей, а сове­том вос­поль­зуй­ся луч­ше.
Вре­мя еще не ушло, и сто­ишь ты на поч­ве не зыб­кой,
Не в колес­ни­це, тебе не к доб­ру, по незна­нью, желан­ной.
Луч­ше спо­кой­но смот­ри на свет, что я зем­лям дарую».
Юно­ша телом сво­им колес­ни­цу лег­кую занял,
Встал в нее, и вожжей рука­ми кос­нул­ся в вос­тор­ге,
Счаст­лив, и бла­го­да­рит отца, несо­глас­но­го серд­цем.
Вот кры­ла­тых меж тем, Пироя, Эоя, Фле­го­на,
Это­на так­же, солн­ца коней, пла­ме­нос­ное ржа­нье
Воздух напол­ни­ло. Бьют нога­ми засов; и как толь­ко,
Вну­ка не зная судь­бы, откры­ла ворота Тети­да
И обна­ру­жил­ся вдруг про­стор необъ­ят­но­го мира,
Быст­ро помча­лись они и, воздух нога­ми взры­вая,
Пере­се­ка­ют, несясь, обла­ка и, на кры­льях под­няв­шись,
Опе­ре­жа­ют уже рож­дае­мых туча­ми Эвров.
Легок, одна­ко, был груз, не мог­ли ощу­тить его кони
Солн­ца [Гелиоса]; была лише­на и упряжь обыч­но­го веса, —
Коль недо­ста­то­чен груз, и суда кру­то­бо­кие вал­ки,
Лег­кие слиш­ком, они на ходу неустой­чи­вы в море, —
Так без нагруз­ки сво­ей над­ле­жа­щей пряда­ет в воздух
Иль низ­вер­га­ет­ся вглубь, как буд­то пуста, колес­ни­ца.
Толь­ко почу­я­ла то, понес­ла чет­вер­ня, покидая
Веч­ный нака­тан­ный путь, бежит уж не в преж­нем поряд­ке.
В стра­хе он сам. И не зна­ет, куда вру­чен­ные дер­нуть
Вож­жи и где ему путь. А и знал бы, не мог бы упра­вить!
Тут в лучах огне­вых впер­вые согре­лись Три­о­ны,
К морю, запрет­но­му им, при­кос­нуть­ся пыта­ясь напрас­но.
Змий, что из всех поме­щен к мороз­но­му полю­су бли­же,
Вялый от сту­жи, дотоль нико­му не вну­шав­ший бояз­ни,
Раз­го­ря­чась, при­об­рел от жары небы­ва­лую ярость.
Пом­нят: и ты, Воло­пас, сму­щен­ный, бро­сил­ся в бег­ство,
Хоть и мед­ли­те­лен был и сво­ею задер­жан повоз­кой!
Толь­ко несчаст­ный узрел Фаэ­тон с небес­ной вер­ши­ны
Там, глу­бо­ко-глу­бо­ко, под ним рас­про­стер­тые зем­ли.
Он поблед­нел, у него задро­жа­ли от стра­ха коле­ни
И тем­нотою гла­за от толи­ко­го све­та покры­лись.
Он уж хотел бы коней нико­гда не касать­ся отцов­ских,
Он уж жале­ет, что род свой узнал, что ува­же­на прось­ба,
Звать­ся желая ско­рей хоть Меро­п­со­вым сыном; несет­ся,
Как под Боре­ем корабль, когда обес­силев­ший корм­чий
Пра­вить уже пере­стал, на богов и обе­ты наде­ясь!
Как ему быть? За спи­ной уж нема­ло неба оста­лось,
Боль­ше еще впе­ре­ди. Рас­сто­я­нья в уме изме­ря­ет;
То он на запад глядит в пре­де­лы, кото­рых кос­нуть­ся
Не суж­де­но, а порой на восток, обер­нув­шись, взи­ра­ет;
Оце­пе­нел, не пой­мет, как быть, вожжей не бро­са­ет, —
Но и не в силах коней удер­жать и имен их не зна­ет.
В тре­пе­те видит: по всем небе­сам рас­се­я­ны чуда
Раз­но­об­раз­ные; зрит огром­ных подо­бья живот­ных.
Место на небе есть, где дугой Скор­пи­он изги­ба­ет
Клеш­ни свои, хво­стом и кри­вым дву­сто­рон­ним объ­я­тьем
Вширь рас­тя­нул­ся и вдаль, через два про­сти­ра­ясь созвез­дья.
Маль­чик едва лишь его, от испа­ри­ны чер­но­го яда
Влаж­но­го, жалом кри­вым гото­во­го ранить, увидел, —
Похо­ло­дел и, без чувств от ужа­са, выро­нил вож­жи.
А как упа­ли они и, ослаб­нув, кру­пов кос­ну­лись,
Кони, не зная пре­град, без пре­пят­ст­вий уже, через воздух
Кра­ем неве­до­мым мчат, куда их порыв увле­ка­ет,
И без упра­вы несут; заде­ва­ют недвиж­ные звезды,
Мча в под­не­бес­ной выси, стре­мят без пути колес­ни­цу, —
То в высоту забе­рут, то, кру­тым спус­ка­ясь накло­ном,
В более близ­ком уже от зем­ли про­стран­стве несут­ся.
И в удив­ле­нье Луна, что мчат­ся брат­ни­ны кони
Ниже, чем кони ее; и дымят обла­ка, зани­ма­ясь.
Полы­мя зем­лю уже на высотах ее охва­ти­ло;
Щели, рас­сев­шись, дает и сохнет, лишен­ная соков,
Поч­ва, седе­ют луга, с лист­вою пыла­ют дере­вья;
Нивы на горе себе достав­ля­ют пла­ме­ни пищу.
Мало беды! Горо­да с кре­по­стя­ми вели­кие гиб­нут
Вме­сте с наро­да­ми их, обра­ща­ют в пепел пожа­ры
Целые стра­ны. Леса огнем полы­ха­ют и горы:
Тавр Кили­кий­ский в огне, и Тмол с Афо­ном, и Эта;
Ныне сухая, дотоль клю­ча­ми обиль­ная Ида,
Дев при­ют — Гели­кон и Гем, еще не Эаг­ров.
Вот двой­ным уж огнем пыла­ет огром­ная Этна;
И двух­го­ло­вый Пар­нас, и Кинт, и Эрикс, и Офрис;
Сне­га навек лише­ны — Родо­па, Мимант и Мика­ла,
Дин­ди­ма и Кифе­рон, для действ свя­щен­ных рож­ден­ный.
Ски­фии сту­жа ее не впрок; Кав­каз полы­ха­ет.
Так­же и Осса, и Пинд, и Олимп, что выше обо­их.
Альп под­не­бес­ных гряда и носи­те­ли туч Апен­ни­ны.
Тут увидал Фаэ­тон со всех сто­рон запы­лав­ший
Мир и, не в силах уже стер­петь столь вели­ко­го жара,
Как из глу­бо­кой печи горя­чий вды­ха­ет уста­ми
Воздух и чует: под ним рас­ка­ли­лась уже колес­ни­ца.
Пеп­ла, взле­таю­щих искр уже выно­сить он не в силах,
Он зады­ха­ет­ся, весь горя­чим оку­тан­ный дымом.
Где он и мчит­ся куда — не зна­ет, мра­ком покры­тый
Чер­ным, как смоль, уно­сим кры­ла­тых коней про­из­во­лом.
Верят, что буд­то тогда от кро­ви, к поверх­но­сти тела
Хлы­нув­шей, при­об­ре­ли чер­ноту эфи­о­пов наро­ды.
Ливия ста­ла суха, — вся зно­ем похи­ще­на вла­га.
Воло­сы порас­пу­стив, тут ста­ли опла­ки­вать ним­фы
Воды клю­чей и озер. Бео­тия кли­чет Дир­кею;
Аргос — Дана­е­ву дочь; Эфи­ра — Пирен­ские воды.
Рекам, кото­рых бре­га отсто­ят друг от дру­га дале­ко,
Тоже опас­ность гро­зит: средь вод Танаис зады­мил­ся
И пре­ста­ре­лый Пеней, а там и Каик тев­фра­ний­ский,
И быст­ро­вод­ный Исмен, и с ним Эри­манф, что в Псо­фиде;
Ксанф, обре­чен­ный опять запы­лать, и Ликорм жел­то­ва­тый,
Так­же игри­вый Меандр с обрат­но теку­щей стру­ею,
И мигдо­ний­ский Мелант, и Эврот, что у Тена­ра льет­ся;
Вот заго­рел­ся Евфрат вави­лон­ский, Оронт заго­рел­ся,
Истр и Фасис, и Ганг, Фер­мо­донт с паде­ни­ем быст­рым;
Вот заки­па­ет Алфей, бере­га Спер­хея пыла­ют;
В Таге-реке, от огня рас­то­пив­шись, золо­то льет­ся,
И посто­ян­но бре­га мео­ний­ские сла­вив­ших пес­ней
Птиц опа­ли­ло реч­ных посредине тече­нья Каи­ст­ра.
Нил на край све­та бежал, пере­пу­ган, и голо­ву спря­тал,
Так и доныне она все скры­та, а семь его устий
В зной­ном лежа­ли пес­ке — семь полых долин без пото­ков.
Жре­бий сушит один исма­рий­ский Гебр со Стри­мо­ном,
Так­же и Родан, и Рен, и Пад — гес­пе­рий­ские реки,
Тибр, кото­ро­му власть над целым обе­ща­на миром!
Тре­щи­ны поч­ва дала, и в Тар­тар про­ник через щели
Свет и под­зем­ных царя с супру­гою в ужас при­во­дит.
Море сжи­ма­ет­ся. Вот уж пес­ча­ная ныне рав­ни­на.
Где было море вче­ра; покры­тые рань­ше водою,
Горы вста­ют и чис­ло Киклад рас­кидан­ных мно­жат.
Рыбы бегут в глу­би­ну, и гну­тым дугою дель­фи­нам
Бояз­но выне­стись вверх из воды в при­выч­ный им воздух;
И без­ды­хан­ны плы­вут на спине по поверх­но­сти моря
Туши тюле­ньи. Сам, гово­рят, Нерей и Дорида
Вме­сте с сво­и­ми детьми в нагрев­ших­ся скры­лись пеще­рах.
Три­жды Неп­тун из воды, с лицом иска­зив­шим­ся, руки
Сме­лость имел протя­нуть, — и три­жды не выдер­жал зноя.
Вот бла­го­дат­ная мать Зем­ля, окру­жен­ная морем,
Вла­гой тес­ни­ма его и сжа­ты­ми всюду клю­ча­ми,
Скрыв­ши­ми токи свои в мате­рин­ские тем­ные нед­ра,
оль­ко по шею лицо пока­зав, истом­лен­ное жаж­дой,
Лоб засло­ни­ла рукой, потом, вели­кою дро­жью
Все потря­сая, чуть-чуть осе­ла сама, и пони­же
Ста­ла, чем рань­ше, и так с пере­сох­шей ска­за­ла гор­та­нью:
«Если так долж­но и сто́ю того, — что ж мед­лят перу­ны,
Бог высо­чай­ший, твои? Коль долж­на от огня я погиб­нуть,
Пусть от огня тво­е­го я погиб­ну и муки избег­ну!
Вот уж наси­лу я рот для этой моль­бы рас­кры­ваю, —
Жар запи­ра­ет уста, — мои воло­сы, видишь, сго­ре­ли!
Сколь­ко в гла­зах моих искр и сколь­ко их рядом с уста­ми!
Так ода­ря­ешь меня за мое пло­до­ро­дье, такую
Честь возда­ешь — за то, что ране­ния ост­ро­го плу­га
И боро­ны я терп­лю, что круг­лый год я в рабо­те.
И что ско­тине лист­ву, пло­ды же — неж­ней­шую пищу —
Роду люд­ско­му даю, а вам при­но­шу — фими­а­мы?
Если поги­бе­ли я заслу­жи­ла, то чем заслу­жи­ли
Воды ее или брат? Ему вру­чен­ные роком,
Что ж убы­ва­ют моря и от неба все даль­ше отхо­дят?
Если жало­стью ты ни ко мне, ни к бра­ту не тро­нут,
К небу хоть мило­стив будь сво­е­му: взгля­ни ты на оба
Полю­са — оба в дыму. А если огонь повредит их,
Рух­нут и ваши дома. Атлант и тот в затруд­не­нье,
Еле уже на пле­чах накло­нен­ных дер­жит он небо,
Если погиб­нут моря, и зем­ля, и неба пала­ты,
В древ­ний мы Хаос опять заме­ша­ем­ся. То, что оста­лось,
Вырви, молю, из огня, поза­боть­ся о бла­ге все­лен­ной!»
Так ска­за­ла Зем­ля; но уже выно­сить она жара
Доль­ше не в силах была, ни боль­ше ска­зать, и втя­ну­ла
Голо­ву сно­ва в себя, в глу­би­ны, бли­жай­шие к манам.
А все­мо­гу­щий отец, при­звав во свиде­те­ли выш­них
И само­го, кто вру­чил колес­ни­цу, — что, если не будет
Помо­щи, все про­па­дет, — сму­щен, на вер­ши­ну Олим­па
Всхо­дит, откуда на ширь зем­ную он тучи наво­дит,
И подви­га­ет гро­ма, и стре­ми­тель­но мол­нии мечет.
Но не имел он тогда обла­ков, чтоб на зем­лю навесть их,
Он не имел и дождей, кото­рые про­лил бы с неба.
Он воз­гре­мел, и перун, от пра­во­го пущен­ный уха,
Кинул в воз­ни­цу, и вмиг у него колес­ни­цу и душу
Отнял зараз, укро­тив неисто­вым пла­ме­нем пла­мя.
В ужа­се кони, прыж­ком в обрат­ную сто­ро­ну пря­нув,
Сбро­си­ли с шеи ярмо и вожжей рас­кида­ли обрыв­ки.
Здесь лежат уди­ла, а здесь, ото­рвав­шись от дыш­ла,
Ось, а в дру­гой сто­роне — колес раз­бив­ших­ся спи­цы;
Раз­ме­те­ны широ­ко колес­ни­цы раз­дроб­лен­ной части.
А Фаэ­тон, чьи огонь похи­ща­ет зла­ти­стые куд­ри,
В без­дну стре­мит­ся и, путь по возду­ху длин­ный свер­шая,
Мчит­ся, подоб­но тому, как звезда из про­зрач­но­го неба
Пада­ет или, вер­ней, упа­даю­щей может казать­ся.
На обо­ро­те зем­ли, от отчиз­ны дале­ко, вели­кий
При­нял его Эридан и дымя­щий­ся лик омы­ва­ет.
Руки наяд-гес­пе­рид огнем три­я­зыч­ным сожжен­ный
Прах в моги­лу кла­дут и камень сти­хом озна­ча­ют:
«Здесь погре­бен Фаэ­тон, колес­ни­цы отцов­ской воз­ни­ца:
Пусть ее не сдер­жал, но, дерз­нув на вели­кое, пал он».
И отвер­нул­ся отец несчаст­ный, горь­ко рыдая:
Свет­лое скрыл он лицо; и, еже­ли верить рас­ска­зу,
День, гово­рят, без солн­ца про­шел: пожа­ры — все­лен­ной
Свет достав­ля­ли: была и от бед­ст­вия некая поль­за.
Мать же Кли­ме­на, ска­зав все то, что в столь­ких несча­стьях
Долж­но ей было ска­зать, в оде­я­ни­ях скорб­ных, безум­на,
Грудь тер­зая свою, весь круг зем­ной исхо­ди­ла;
Все без­ды­хан­ную плоть повсюду иска­ла и кости, —
Кости нашла нако­нец на чуж­дом при­бре­жье, в моги­ле.
Тут же при­па­ла к зем­ле и про­чтен­ное в мра­мо­ре имя
Жар­кой сле­зой обли­ла и лас­ка­ла откры­тою гру­дью.
Доче­ри Солн­ца о нем не мень­ше рыда­ют, и сле­зы —
Тщет­ный умер­ше­му дар — несут, и, в грудь уда­ряя, —
Горест­ных жалоб хоть он и не слы­шит уже, — Фаэ­то­на
Кли­чут и ночью и днем, и про­стер­шись лежат у моги­лы.
Слив рог с рогом, Луна ста­но­ви­лась четы­ре­жды пол­ной.
Раз, как обыч­но, — затем что вошло горе­ва­нье в обы­чай…
[Гелиады были превращены в плачущие янтарь тополя, а друг Фаэтона Кикн — в лебедя]
Темен роди­тель меж тем Фаэ­то­на, лишен­ный обыч­ной
Сла­вы вен­ца, как в час, когда он отхо­дит от мира;
Воз­не­на­видел он свет, и себя, и день луче­зар­ный,
Скор­би душой пре­дал­ся, и к скор­би гне­ва доба­вил,
И отка­зал­ся слу­жить все­лен­ной. «Доволь­но, — ска­зал он, —
Жре­бий от века был мой бес­по­ко­ен, мне жаль совер­шен­ных
Мною все­днев­них трудов, — что нет ни кон­ца им, ни чести.
Пусть, кто хочет, дру­гой све­то­нос­ную мчит колес­ни­цу!
Если же нет нико­го, и в бес­си­лье при­зна­ют­ся боги,
Пра­вит пусть сам! — чтобы он, попро­бо­вав наших под­во­дьев,
Мол­ний огни отло­жил, что детей у отцов отни­ма­ют.
Тут он узна­ет, всю мощь коней испы­тав огне­но­гих,
Что неза­слу­жен­но пал не умев­ший упра­вить­ся с ними».
Но гово­ря­ще­го так обсту­па­ют немед­лен­но Феба
Все боже­ства и его умо­ля­ют, про­ся, чтобы тени
Не наво­дил он на мир. Юпи­тер [Зевс] же мол­нии мечет
И, добав­ляя угроз, под­твер­жда­ет дер­жав­но их прось­бы.
И, обе­зу­мев­ших, впряг, еще тре­пе­щу­щих стра­хом,
Феб [Гелиос] жереб­цов, бато­гом и бичом сви­реп­ст­вуя рья­но.
Бьет, сви­реп­ст­ву­ет, их обви­няя в поги­бе­ли сына».

 

Овидий. Метаморфозы. Книга 4. 245. (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

 

«И ниче­го, гово­рят, кры­ла­тых коней упра­ви­тель
В мире печаль­ней не зрел, — один лишь пожар Фаэ­то­на».

 

Цицерон. О природе богов. Книга 3. 31. (Источник: Цицерон. Философские трактаты. / Пер. М. И. Рижского. Отв. ред., сост. и вступ. ст. Г. Г. Майорова. (Серия «Памятники философской мысли»). — М.: Наука, 1985. — 384 стр.) (римский ритор 1 в. до н. э.):

 

«Как мог­ло оши­бить­ся Солн­це [Гелиос], когда этот бог поса­дил на свою колес­ни­цу сына Фаэ­то­на».

 

Плиний Старший. Естественная история. Книга 3. 117. (Перевод с латинского А. Н. Маркина). (Источник: Вестник Удмуртского университета. Серия «История и филология». Ижевск: 2014, вып. 1 (§§ 180—215) (римская энциклопедия 1 в. н. э.):

 

«[Река По в Италии] Гре­ки назы­ва­ют ее Эридан. Она про­слав­ле­на тем, что имен­но сюда упал Фаэ­тон».

 

Сенека. Медея. 598. (Источник: Луций Анней Сенека. Медея / Перевод С. А. Ошерова / Луций Анней Сенека. Трагедии. — М.: Наука, 1983. — С. 26) (римская трагедия 1 в. н. э.):

«Юно­ша дерз­нул колес­ни­цей веч­ной
Пра­вить, но отца поза­был он мету,
И спа­лил его тот огонь, что сам он
В небе рас­се­ял».

 

Сенека. Медея. 826. (Источник: Луций Анней Сенека. Медея / Перевод С. А. Ошерова / Луций Анней Сенека. Трагедии. — М.: Наука, 1983. — С. 26) (римская трагедия 1 в. н. э.):

 

«[Ведьма Медея использует различные сказочные ингредиенты в заклинании для создания магического огня]
И жар сбе­рег­ла я тех пла­мен­ных стрел,
От кото­рых сго­рел родич мой Фаэ­тон.
[то есть из его все еще пылающего тела]».

 

Сенека. Федра. 1088. (Источник: Луций Анней Сенека. Федра / Перевод С. А. Ошерова / Луций Анней Сенека. Трагедии. – М.: Наука, 1983. – С. 38) (римская трагедия 1 в. н. э.):

 

«[Фаэтон, управляющий колесницей солнца]
И в страхе скакуны не повинуются
Приказам: тщатся вырваться из упряжи,
Швыряя колесницу, на дыбы встают.
Ничком упал твой сын — и петли цепкие
Опутали его. Чем больше бьется он,
Тем туже гибкие узлы становятся.
А скакуны, почуяв злодеяние,
Мчат на свободе колесницу легкую, —
Так, чуждый груз почувствовав и гневаясь,
Что свет дневной доверен солнцу ложному,
Низвергли Фаэтона кони Фебовы [Гелиоса]».

 

Стаций. Фиваида. Книга 1. 219. (Источник: Публий Папиний Стаций. Фиваида / В переводе Ю. А. Шичалина. – М.: «Наука», 1991. – С. 26-27) (римский эпос 1 в. н. э.):

«Вот почему я [Зевс] стерпел бесчинство — при мнимом вознице —
Солнца [Гелооса] коней в пожар от колес, заблудившихся в небе,
и допустил оскверненье земли фаэтоновым прахом».

 

Стаций. Фиваида. Книга 6. 321. (Источник: Публий Папиний Стаций. Фиваида / В переводе Ю. А. Шичалина. – М.: «Наука», 1991. – С. 26-27) (римский эпос 1 в. н. э.):

«Титан [Гелиос], огневые
сыну [Фаэтону] вручая бразды и на быструю ось его ставя,
радостного обучал со слезами попарным созвездьям,
зонам, где мчаться нельзя, и меж полюсами срединной
области; был он и добр, и опасливо был осторожен,
но непреклонные внять не дозволили юноше Парки».

 

Стаций. Фиваида. Книга 12. 4123. (Источник: Публий Папиний Стаций. Фиваида / В переводе Ю. А. Шичалина. – М.: «Наука», 1991. – С. 26-27) (римский эпос 1 в. н. э.):

 

«Так сожженного труп Фаэтона Гиперионида
в теплых Пада струях омывали печальные сестры,
а схоронив, над рекой поднялись рыдающим лесом».

 

Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. 23. 236. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. — СПб: Алетейя, 1997. – С. 55) (греческий эпос 5 в. н. э.):

«[Дионис угрожает реке Гидасп, когда он пытается утопить войска бога]
Вспомни, что Гелия отпрыск, возничего горней повозки,
Свергнут моим отцом, сожжен его пламенем вышним;
Мертвого сына оплакал правитель огня, Гиперион,
За своего Фаэтона не стал он с Дием сражаться,
Пламя на битву не поднял, хоть правил пламенем Солнца!»

 

Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. 30. 112. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. — СПб: Алетейя, 1997. – С. 55) (греческий эпос 5 в. н. э.):

 

«Изображал он искусно с помощью рук и движений
Тела разнообразных юного смерть Фаэтона…
Горько плача над мнимой смертию Фаэтона —
Воображая погибель юноши в пламени Солнца».

 

Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. 38. 90. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. — СПб: Алетейя, 1997. – С. 55) (греческий эпос 5 в. н. э.):

 

«[Гермес обращается к Дионису]
Столь великого чуда [затмение] Айо́н вовеки не деял
С той поры, как низвергнут Фаэтон, опаленный
Пламенем, с колесницы огненной Гелия в небе —
Полусгоревший, нашел он погибель в кельтском потоке!
Отрока дерзкого стали на берегах Эридана
Гелиады оплакивать, горько стеная листвою!» [источник янтаря]
Молвил — и Дионис преисполнился упований,
Из любопытства он просит бога Гермеса поведать
Быль Олимпа, что знают и кельты на западе дальном,
Как Фаэтон низвергся с высей небесных на землю,
Как Гелиады у токов скорбного Эридана
Преобразились в стволы, как с веток и листьев деревьев
Медленно слезы катились, сияя, в бурные струи!
И ему отвечая, Гермес сладкоустый поведал
Сказ вдохновенный и чудный любопытному Вакху:
«О Дионис, о пастырь, милосердный ко смертным,
Коль любопытством томишься сладким по древнему сказу
Молвлю о Фаэтоне все по порядку, что знаю!
Шумный поток, Океан, окруживший собой мирозданье,
Влажным круговоротом бегущий по кругу земному,
В оное время Фетиду выбрал на ложе в супруги,
С нею влагообильный пращур зачал Климену,
Деву прекраснейшую Фетида грудью вскормила.
К деве благораменной за красоту и приятство
Гелий, чей бег за двенадцать месяцев год составляет,
Чья дорога проходит в семи поясах поднебесных,
Гелий, пламени ключник, вспылал пламенами иными.
И сиянья лучей сильнее сияние страсти!
Только над алым потоком шумящего Океана,
Омывая свой облик эойский, от ложа восстал он,
Подле себя он деву увидел, она же, нагая,
В волнах родительских милых беззаботно плескалась,
Белым телом сияя, как будто бы блеск набирала
В небе всплывая двурогим диском округлая Мена,
Что в вечернем просторе над влагою ярко блистает;
Дева скользила во влаге, смутно виднеясь, босая,
Гелия поражая румянцем ланит как стрелою!
Словно призрак скользила, но ни единой повязки
Персей ее не скрывало и полукружья изгибов
Тела во влаге сребристой мерцали чуть розовея!
Отдал отец свою дочерь вознице небесному в жены,
Свадьбу Климены тотчас восславили быстрые Хоры
С Гелием светоносным, и нимфы, и девы-наяды
Веселились вокруг, и на луговине струистой
Благосоложная дева пламенным сочеталась
Браком, в прохладные длани жаркого приняв супруга!
Блеск над брачным покоем разлился созвездий небесных,
Песню в честь Гименея слагали светило Киприды [Афродиты]
И Эосфо́рос, вестник сей свадьбы. Точно как светоч
Брачный сияла Селена над единеньем влюбленных!
Хор Гесперид ликовал, и вместе с супругой Фетидой
Пел Океан мириадом уст величальные гимны!
Скоро дева Климена чреватою стала во браке.
Только лишь сроки настали для бремени, разрешилась
Сыном она светоносным, чудесным, и подле младенца
Явленного зазвенела отчего песнь поднебесья!
Дочери Океана тотчас омыли малютку
В волнах струистых деда, а лишь очистив, в пеленки
Сразу же уложили… Звезды, сияя, скользнули
В круговорот Океана, столь хорошо им знакомый,
Окружив колыбельку, и Илифи́я Селена
Разлила над малюткой сиянье, Гелий же имя
Собственное младенцу дал, в знак того, что признал он
Сына. Тотчас замерцало сиянье в лике малютки —
Им же родитель Гелий его наделил от рожденья!
Часто на плавной зыби вздымал осторожно и нежно
Океан Фаэтона посередине пучины
Пенной — то он подбросит до самого неба младенца,
По-над самым гребнем неся его быстро как ветер,
То подхватывает налету его дланью безмерной,
Снова подбрасывая… Но часто падал младенец
Мимо протянутой длани пращура Океана,
В бурных водоворотах влаги черной скрываясь,
Словно пророча погибель — и старец, видя такое,
Тяжко и горько стенал, сии прозревая знаменья,
Но молчал, дабы сердца любящего Климены
Не тревожить, открыв ей Мойры замысел страшный.
Мальчик же быстро вырос, то в доме родном пребывая
Матери милой, Климены, то путешествуя часто
К пастбищам Тринаки́и, где оставался подолгу
У Лампети́и, бычьи и козьи стада выпасая…
Но колесницей отца священной он жаждал все жарче
Править и даже из древа выстроил собственноручно
Колесницу с парой колес и подвижною осью!
Упряжь придумал также, из гибких ветвей и стеблей
Разных растений садовых и трехконечную плетку,
А четырех барашков согнал под мнимое иго!
После, изображая звезду Эосфо́рос, из белых
Венчиков разных цветов венок круговидный сплетает
И его водружает над благозданной повозкой,
Утреннему светилу подобно, а после над первым
Густорунным бараном факелы укрепляет,
Изображая сиянье лучей родителя в небе,
Едущего над брегом острова в море прибойном.
Юности благоцветущей возраста быстро достигнув,
Часто пламень отцовский трогал рукою, и упряжь
Огненную повозки перебирал и стремился
Звездный бич удержать, и попоны конские дергал
Белоснежною пястью — так отрок живой забавлялся,
Возложивши десницу на огненнопылкую сбрую…
Охватило желанье страстное отрока править!
Сев на отцовы колени, просит бразды со слезами,
Ездить хочет в повозке с упряжкою огненных коней!
Нет! — отвечает родитель, он же речью кратчайшей
Умоляет и просит, и молвит отец с колесницы
Сыну юному слово, любя его и жалея:
«Гелия милый отпрыск, внук дорогой Океана!
Требуй иную почесть, что тебе неба повозка?
Пусть свой бег совершает, не можешь мою колесницу
Ты удержать, я сам-то еле с нею справляюсь!
Ярый Арей зарницей пламенной не ополчался,
Нет, он песнь боевую из трубы извлекает!
Также Гефест не гоняет туч по небу отцовых,
И, как Зевесов сын, не зовется «Тучегонитель»,
Нет, но по наковальне молотом бьет железным,
В мехи кузни вдувая ветер, содеянный дланью!
Лебедь крылатый птица Аполлона, не лошадь,
Он не пытается даже отцовых перунов касаться!
Жезлом Гермес владеет, но не отцовой эгидой!
Скажешь: Загрей, однако, метал Зевеса зарницы!
Да, метал, и погибель его при этом постигла!
Сын мой, остерегись — великие беды познаешь!»
Так он сказал, но сына не убедил, и слезами
Орошая одежды, юноша просит и молит,
Пястью ласкает подбрадье в знак умоленья отцово,
Падает на колена, выю пред богом склоняет,
Умоляя — и к сына мольбе склоняется Гелий.
Молит и просит Климена также, и скорбный родитель,
Ведая в сердце плетенье неумолимое Мойры,
Соглашается, плача, и утирая потоки
Слез с ланит Фаэтона полою пеплоса, после
Сына в губы целует и молвит слово такое:
«Только двенадцать до́мов в пламенном есть эфире,
Круг они зодиака один за другим составляют,
Следуя в строгом порядке, и только один лишь единый
Путь сквозь них пролегает, извилистый, ненадежный
Средь летящих созвездий… Кронос единый проходит [планета Сатурн]
Домы, тяжко ступая, каждый — поочередно,
А Селена в то время двадцать и десять по кругу
Оборотов свершает, шесть поясов минуя [два с половиной года],
Зевс [планета Юпитер] же отца быстрее вершит свой круг супротивный,
За год свой дом седьмой проходя… Выступает третьим
Пылкий Арей [планета Марс], за шесть он дней свой дом пробегает [один знак Зодиака]
Подле отца твоего; четвертым и я появляюсь,
Следуя кругообразно на повозке сквозь небо
По извилистой тропке, по склонам отвесным зфира;
Хорам, четверке дев, несу я времени меру,
Дом пока не пройду, свершая свой путь как обычно
За один только месяц, я никогда не оставлю
Путь свой не довершенным, назад иль вперед обращаясь,
Или топчась на месте, пока остальные светила
Двигаются по вселенной заведенным порядком,
Против или согласно, вперед, назад иль на месте;
И с половины дороги опять к себе возвращаюсь,
Дабы с одной стороны затмить свое излученье;
[половина планет, включая Луну, движется над Солнцем, а половина — под ним, так что каждая из них получает свой свет только с одной стороны]
И средь звезд роголобая ярко сияет Селена [Луна],
Месяцы отмечая убылью и наращеньем
Диска, то полного, то половинного, то лишь в полоску!
Мене против дороги иду я кругообразно,
Мощно лучей испуская снопы во все стороны света,
Сквозь зодиака домы вечно я путь совершаю,
Времени меру рождая, и только от дома до дома
Целый круг совершу — то и год земной завершится!
Ты берегись пересечься с кем-либо, не приближайся,
Вечной тьмы не касайся, подальше правь колесницу,
Как бы твое сиянье тьма собой не затмила!
Ты на пути привычном не отклоняйся с дороги,
Между двумя кругами держися и не любопытствуй
Прочие все познать, идущие сверху и снизу,
Нет, колесницей отцовой правь по торной дороге,
Дабы не понесла упряжка по далям эфира!
Нет, не гляди на двенадцать до́мов [знаков зодиака], сквозь них проезжая
Все, один за другим — приближаясь к созвездию Овна,
Постарайся повозкой созвездье Тельца не затронуть,
Не стремися проведать о вестнике урожая,
Коли, ввиду Скорпиона, едешь ты под Весами,
Поезжай постепенно, блюдя очередность дороги!
Речи моей ты внемли: всему тебя научу я!
Только созвездие Овна миную, сердце Олимпа,
Сразу же нарастает тепло весеннее в мире;
Только достигну края, где Зефир уже задувает,
Там, где становятся ра́вны день и ночь протяженьем,
Я на росистые тропки ласточек насылаю;
В дом же иной вступая, дом, супротивный Овну,
Свет я равновеликий лью на парные клешни,
День становится равным ночи в это мгновенье…
К осени листопадной путь склоняется Хоры —
Правлю я, светом слабея, к месяцу листопадов
Ниже, и к земнородным смертным идет уже время
Зим, обильные ливни спина рыбохвостого зверя
Козерога несет, дабы после плодом обильным
Земледельца дарила пашня под ливнем с росою
Лето веду я, вестника щедрого урожая,
Теплым лучом огнистым бичуя плодную землю,
Как только я появляюсь в высшей точке созвездья
Рака, противоположного хладному Козерогу,
Нила разлив пробуждаю и созревание грозди!
Только путь начинаешь — держися Керны поближе,
Проводником тебе станет Фосфо́рос в небесной дороге,
Так ты с пути не собьешься, а направленье покажут
Девы Хоры, двенадцать их на пути твоем встанет!»
Так он рек Фаэтону, чело венчая убором
Золотым, возжигая собственный огнь над главою
Сына; Семилучевым сияньем кудри зажглися!
Бедра его препоясал поясом белоснежным
И накинул на плечи пеплос свой огнецветный,
Бережно обувая в плесницы пурпурные ноги
После ведет к повозке, и от утренних ясель
Хоры огненных коней Гелия отрешают,
А Эосфорос бесстрашный встает у самого ига,
Надевая на шеи конские упряжь и сбрую.
Фазтон на повозку восходит и получает
Вожжи лучистые вместе с бичом огнепылким, блестящим
От родителя Гелия, затрепетавшего в страхе
Молчаливом (ведь знает отпрыска участь!)… У брега
Видится смутно Климена, радостно зрящая сына,
Восходящего ныне на огненную колесницу!
Вот уже заискрился влажноросистый Фосфорос,
И Фазтон поднялся по утреннему небосклону,
Водами Океана дедовскими омытый.
Вот возница бесстрашный коней огненнопылких
На небеса восходит, созвездьями окруженный,
Семь поясов пред ним, и движутся звезды навстречу,
Видит он также землю посередине вселенной,
С высей небесных взирает на долины земные,
Где беснуются ветры вдоль склонов башнеобразных,
Зрит и быстрые реки и брег Океана песчаный,
Льющего струи влаги своей в свои же теченья.
Взгляд на эфир направляет и на движенье созвездий,
На созданья земли, на хребет беспокойного моря,
Непрестанно глядит в безграничное мирозданье,
Кони ж огнистые мчатся, ярясь и беснуясь под игом
По привычной дороге вдоль зодиакального круга.
Вот неопытный отрок бичом пылающим хлещет
Шеи коней ретивых, и взбесилися кони,
Вздыбившись под бодцом безжалостного возницы,
Более не желая скакать по старой дороге;
Понесли мимо знаков привычного зодиака,
Ибо стегал им хребты и непривычный наездник!
И поднялся средь южных и северных неба пределов
Шум великий, в небесных вратах на ход необычный
Дня столь странного все быстроногие Хоры дивились,
Эригенейя дрожала от страха, воскликнул Фосфорос:
«Что ж ты, отрок, наделал? Не безумствуй, возница!
Огненный бич в покое оставь! Берегись по дороге
Звезд, на месте стоящих, и комет беззаконных!
Дерзкого Ориона меч тебя б не прикончил!
Как бы посохом старец Боот не поверг огнепылким!
Бешеных скачек не надо — как бы во чреве огромном
Не схоронил парящий в эфире Кит Олимпиец!
Лев не сожрал бы небесный! Телец многозвездный, склоня
Выю, тебя не пронзил бы рогом пламенно-светлым!
Ах, Стрельца ты побойся — как бы, лук натянувши,
Огнелезвийным жалом тебя он не поразил бы,
Хаоса не сотвори второго — или же звезды
Явятся в небе дне́вном, и на бурной повозке
Эригенейя безумная встретит богиню Селену!»
Молвил так. Фаэтон же гонит сильней колесницу,
Мчатся на север кони, на юг, восток или запад,
Сотрясается небо, основы миропорядка
Все нарушены сразу, и ось срединная неба,
Коловращенье замедлив, в сторону отклонилась!
И с трудом превеликим катящийся свод небесный
Словно бы сам собою Атла́с согбенный Либиец
Удержал посредине….
[и все созвездия и звезды были сброшены со своих путей в беспорядок]
Зевс же, владыка великий, сбрасывает Фазтона
Пламенною зарницей в водоворот Эридана.
Восстановил он могучей дланию колебанье
Мира и Гелия коней вернул на привычные тропы,
Колесницу же Солнца к востоку снова отправил
И быстроногие Хоры двинулись старой стезею!
Возвеселилася снова земля, с высот поднебесных
Жизнеподателя Зевса дождь оросил ее долы,
Влажные ливня потоки пляшущий огнь усмирили,
Над землей вознеслися, пламя и дым выдыхая,
Огнепылкие кони, ржанием высь оглашая,
Гелий снова восходит, правит опять колесницей,
Ввысь ростки потянулись, зазеленели посевы,
Наслаждаясь дающим жизнь лучом теплотворным.
Отчий Зевес Фаэтона сделал небесным созвездьем,
Дав ему имя и лик: «Возничий». Сияющей дланью
Он стоит пред небесной светоносной повозкой,
Словно в путь собираясь по склонам небесным неблизкий,
К звездам как будто желая править отца колесницей,
И огнеструйные токи также на своде эфирном
Зевс поместил владыка, и среди звездного круга
Катит извивную влагу Эридан млечно-белый.
Сестры злосчастного в горе приняли раннюю участь,
Стали они деревами — и от ветвей скорбящих
Льются прозрачные слезы обильной росой золотою».

 

Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. 39. 3. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. — СПб: Алетейя, 1997. – С. 55) (греческий эпос 5 в. н. э.):

 

«Думал пока о смятенье средь звезд небесных, о смерти
Фаэтона Лиэй, упавшего в кельтских пределах,
В гесперийских потоках нашедшего раннюю гибель».

ИСТОЧНИКИ

Греческие

Римские

Список используемой литературы

Полная библиография переводов, цитируемых на этой странице.

Оцените статью
Античная мифология