Клавдий Клавдиан. Похищение Прозерпины. 1. 8 (Источник: Клавдий Клавдиан. Полное собрание латинских сочинений. Автор: Клавдиан Клавдий. Переводчик: Шмараков Р.Л. Источник текста: Издательство Санкт-Петербугского университета. 2008.) (Древнеримский поэт. 370 г. н.э.)
«Тот, кто зыбь разделил кораблем рукотворным впервые,
Весл нестройной браздой вод возмущая струи,
Чье дерзновенье ольху предало ветров колебаньям,
Дабы искусством открыть путь, что природой заклят:
Тихим сначала волнам себя он тревожно доверил,
Грани прибрежной вблизи избрав покойну стезю.
Вскоре покинуть твердь, пространную глубь искушая,
Он предприял, паруса нежному Ноту открыв.
Но, как исподволь в нем возросла несмирима отважность,
10 Косной боязни внимать сердце отвыкло его, —
Уж, за небом следя, расторгает пучины скиталец,
Грозы эгейски сломив, зыбь ионийску смирив.Книга первая
Хищника адска коней, и ристаньем упряжки тенарской
Звезды овеянные, и владычащей в безднах Юноны
Мглистый брачный чертог бесстрашным явить песнопеньем
Дух упоенный велит. Да отступит непосвященный!
Уж людское чутье из груди моей исступленьем
Изгнано, Феба впивать всецелого сердце приемлет;
Уж является мне, как на трепетных храмы устоях
Зыблются, пламень точат как пороги привратные ясный,
Бога вещая приход; уже от земныя пучины
10 Гул великий идет, и Кекропово требище вторит
Стоном ему, и огни Элевсин воздвигает священны.
Змей Триптолемовых свист возницает; шеи чешуйны,
Стертые витым ярмом, вздымают и плавным теченьем,
Выспрь подъявшись, вратят к песнопеньям розовы гребни.
Се, вдали восстает, в тройном своем зраке различно
Явльшись, Геката, и ей Иакх сошествует томный,
Плющем блистая в кудрях, кому парфянская пестрой
Ризой тигрица, извоем сплетя позлащенные когти;
Жезл меонийский стопам пособляет хмельным выступати.
20 Боги, которым служат Аверна полого косны
Толпы несчетны, чью мощь несытую присно питает
Все что ни сгинет с земли, которых стигийская пойма
Ширью зыбей вороных облегает, которых, вращая
Дымную зыбь, Флегетон храпящим обходит буруном!
Недра отверзите днесь предо мною деяний священных,
Ваших тайны небес: коим светочем смог преклонити
Дита Амор; нещадная как Прозерпина плененна,
Веном прияла Хаос по себе, и в которых пределах
Матерь смятенной стезей, тревожная, долго скиталась,
30 Плоды отколь у племен и, когда ими желудь был презрен,
Как додонски дубы пред стяжанной склонилися жатвой.
Древле Эреба князь, воспаляяся гневом надменным,
Вышним замысливал брань, за то, что один, отчужденный
Брака, живет он, давно лета расточая бесплодны:
Ложа супружня не знать, услад быть мужних лишенным,
Сладостно званье отца не слыхать, — то ему нестерпимо.
Вот уж дивища все, что ни крылось их в гибельном зеве,
В стаи и строй боевой валят, и на Громовержца
Фурии ковы творят, и, тлетворными гады космата,
40 Тисифона, сосны потрясая бедственный пламень,
В бледный скликает стан уже ополченные тени.
Изнова в распрях едва стихии борющиесь верность
Не расторгли; едва из глубин, острожного склепа
Твердь разрушив и разъяв оковы, племя Титанов
Свет не узрело небес — и едва, с окрепшего тела
Сбросив гремучую тяготу пут, Эгеон кровожадный
Встречным не вору жил перу ном сторукия мощи.
Но воспящают грозу и, страшася за участь земную,
Парки, пред княжьи стопы, пред высокий престол повергают
50 Строги седины, к коленам его с молительным плачем
Длани простерши свои, которых объемлется властью
Всё, которы судеб череду перстом подвигают
И протяженны века вретеном развивают железным.
Лахесис первой к царю обратила свирепому слово,
Дикие космы свои разметавши: «Нощи и теней
О великий и властный судья, для которого наши
Кросна трудятся, о ты, податель семян и предела
Всем, очередною смертью вершащий рожденного долю,
Ты, управляющий жизнь и гибель (зане во вселенной
60 Лоно вещественно что ни родит — твое все, даритель,
Это творенье, тебе нареченно, — и вновь непреложной
Века излукой в телесный состав ввергаются души):
Нет, разрешить не ищи утвержденны покоя уставы,
Нами созданны, пряденье наше, и братских заветов
Ты усобной трубой не тревожь. Нечестивы подъемлешь
Стяги зачем? дневный свет что даришь Титанам нечистым?
Дать жену упроси Юпитера». Чуть преклонился
Он, устыдяся мольбы, и дух утихнул суровый,
Сколь снисхожденыо ни чужд: так точно, коль вихрем охриплым
70 Тяжкий Борей ополчается, льдом окосматевший хладным,
Гетским запекшиесь градом крыла тяжело отрясая,
Море и нивы кругом, и дубравы дыханьем гремучим
Грозно готовый объять: но если случится, что двери
Медные сдвинет Эол неприязненный, — натиск бесплодный
Гаснет, и, сломлены, в кремль текут, обращался, бури.
Майина сына тут он, да речь кипучу доставит,
Повелевает призвать: Киллений стал окриленный,
Шапкой покрыт меховой, колебля снотворною ветвью.
Черным величием полн, утвердясь на диком престоле,
80 Царь высоко сидит, и мерзостной скипетр огромный
Плеснию скорбнет; главу возвышенную горькая кроет
Туча; неистовый лик немилостию цепенеет;
Скорбь ужасна его. Из выспренних уст таковые
Грянули тут словеса (поколебленны молкнут чертоги,
Князю рекущему: лай тризевный унял необорный
Вратарь, и слезны струи подавив, меж зыбей обнажает
Мели Коцит, и волной Ахерон немотствует умолкшей,
И пресекают своё Флегетоновы бреги роптанье):
«Внук Тегейский Атланта, для сущих в горних и в безднах
90 Общее ты божество, единый чрез те и другие
Грани могущий ступать, мир двойной связуя общеньем!
Скорый, отыди и Нот взборозди, да суд мой надменну
Явишь Юпитеру: «Долго ль тебе, о брат жесточайший,
Будет власть надо мной? иль с небом похитила нашу
Мощь вредоносна Фортуна? или оружье и крепость
Мы расточили, коль день украден у нас? иль презренных
Мнишь нас и праздных, затем что киклоповы ринуть несвычно
Сулицы нам, что ветров мы не зыблем неверных громами?
Тем ли взор твой не сыт, что, любезного света лишенный,
100 Долю третью терплю последнего жребья решеньем
В области страшной моей, — тебя ж честит, ликовствуя,
Знаменщик и омыкают огнем многовидным Трионы?
Но и брак зарекаешь ты мне? Своего на лазурных
Персях Нереева дщерь Амфитрита объемлет Нептуна;
Лоно Юноны тебя, утомленного верженьем молний,
Примет родное. Скажу ль о супружстве с Латоною тайном,
О Церере, Фемиде великой? Обрел ты отраду
В множестве чад, венчают тебя толпы их счастливы:
Я ж, бесславен томясь в пустыне палаты владычной,
110 Неумолимых скорбей залогом любви не утешу?
Не бесконечно терплю! клянуся первоначалом
Нощи, и блата ужасного я заповедною топью:
Сим если презришь ты внять уветам — разверстый всколеблю
Тартар и ветхие я растерзаю Сатурновы путы,
Дневное тьмой затяну светило, и все сопряженья
Рухнут, и ясная ось с Аверном смешается мглистым!»»
Только вымолвил он — уж прянул вестник к созвездьям.
Внемлет наказам его и в сердце Отец размышляет,
Разные мненья сводя, которая бы, к таковому
120 Браку склонясь, дневный свет для стигийских презрела таилищ.
И совершен наконец приговор несомнительный в думах.
Дочерь любезная в возраст вошла у Цереры Геннейской,
Отрасль едина: иной не судила Луцина родиться,
И утомленное чрево по первом рожденье замкнулось,
Праздное впредь: но она величается пред матерями
Всеми, и малость числа искупает одна Прозерпина.
Дочь лелеет, за нею следит: не любовней юницу
Грозная матерь блюдет, еще не топтавшую нивы,
Лба крутого еще не венчавшую ветвью серпчатой.
130 Уж совершенны лета, доступает к брачному ложу
Девство, и нежную свадебный огнь томит уж стыдливость,
И, с боязнию сплетшися, в ней трепещет желанье.
Речь женихов в палатах звенит: стязаться приемлют
Марс, превосходный щитом, и Феб, стреловержец избранный;
Дарит Родопы Марс, приношение Феба — Амиклы,
Делос и лары кларосски; отсель ревнива Юнона,
Ищет Латона оттоль невестки. Златою Церерой
Презрены оба; страшася татьбы (о невиденье судеб!),
Тайно отраду свою сикульским вверяет пределам,
140 [Дочерь она поручив попечению ларов неверных,
Небом решась пренебречь, на сикульские шлет ее бреги,]
Духу сих мест несомнительно веря. Тринакрия древле
Частью великой была Италии: моря кипенье
Вид изменило. Нерей рубежи расторгнул совместны,
Победоносный, в горах прободенных вдавшися хлябью,
И невеликая даль заповедана родственным скалам.
Ныне триверхий предел, с землею братской разъятый,
Против моря взвела природа: отсель ионийски
Гневы утесный Пахин сретает крушительным челом,
150 Здесь клокочет Фетида Гетульская и в Лилибейский,
Плеща, бьется залив; а там, гнушаясь смиреньем,
Пелориаду ярость тирренская буйно колеблет.
Кряжи спаленны свои простирает Этна в средине,
Этна, которой нельзя о крушенье умолкнуть Гигантов,
Гроб Энкелада, кто, окован по хребту удрученну,
Неистощимую серу из язв извергает палящих,
И колькрат отженет бремена мятежною выей
С правой иль с левой страны — тогда до тла сотрясает
Остров, и в стенах своих сомненны шатаются грады.
160 Только взору познать этнейские верхи доступно,
Но стопам искушать заповедано. Горные склоны
Скрыты древами; земель вершинных пахарь не нудит.
То воздвизает гора своеродные тучи и смольным
Вретищем день угнетенный сквернит, то взмущеньем ужасным
Звезды томит и на лихо себе пожары питает.
Но хоть, бушуя, она преполняется зельным кипеньем,
Инею верность блюдет, и равно близ пепла горяща
Крепнет лед, средь толиких паров пребывая безвреден,
Стужею тайной храним, и верного дыма куреньем
170 Снеги ближайши лизать незлобному пламени свычно.
Ворот какой утесы кружит? какая сгнетает
Пади скальные мощь? отколе Вулкановы стрежи
Прядают? то, растекаясь затворами скрытыми, ветра
Свищет неистово дух утесненный сквозь камень щелистый,
Торит себе он пути, свободы паки взыскуя,
Утлые пасти пещер взрывая скитальческим лётом, —
Иль то пучин, утробою гор сернистой идущих,
Сдавлены, воспламенятся валы и тяготу зыблют.
Здесь залог свой предав, да хранят его, верная матерь,
180 Скрывши дитя, грядет безмятежна к пенатам фригийским,
Башневенчанну ища Кибелу, извивчивым правит
Телом драконов, они ж проницаемый об лак стезею
Чертят крылатой, узду орошают ядом негневным;
Чела их гребень вершит; пятнистый хребет изумрудной
Метой расшит; чешуи червленым златом сияют;
То в Зефирах, вияся, текут, то, ширяяся долу,
Ниву делят, и прахом седым, ниспускаяся, обод
Землю взоранну плодотворит: златится в колосьях
Вдруг колея, и накат встающей скрывается жатвой;
190 Спутником-хлебом путь облекся. Оставлена Этна,
И отлетающей вспять убывает Тринакрии образ.
Сколько, увы! предчувствуя зло, приступившей терзала
Очи росой! колькраты она обращала их к кровлям,
Речи такие стремя: «Прощай, отрадная область,
Небу высокому мной предпочтенная, коей отраду
Крови вверяю моей, любезные чрева печали!
Мздой достойной тебя отдарю: пахоты не претерпишь,
Лемех суровый тебя язвить, воздымая, не станет,
Вольно долы твои процветут; и, волов не трудивший,
200 Жатве приспевшей своей удивится насельник богатый».
Так речет и на алых змеях досягает до Иды.
Здесь заветный богини престол и чтимых святилищ
Камень святой, осеняемый слитно сосен густою
Зеленью, кои, хотя не волнует вихрь божелесья,
Песнь шумливу свою шишконосными ветвьми выводят.
Хоры ужасные здесь и требища с ними согласно
Стонут неистовые, и воплем полнится Ида,
С ними беснуясь, и буйственны Гаргар дубровы склоняет.
Но, Цереру узрев, унимают ревы тимпанов,
210 Молкнут хоры, и меч корибанта не движется боле,
Медь немеет, безмолвен самшит, и мирную гриву
Львы опускают. Идет, веселяся, Кибеба, из храма
Вышед, и башни склоненны она обращает к лобзанью.
Только увидел сие, от горния крепи простерши
Взор, — Венере открыл сокровенное духа Юпитер:
«Тайны печалей моих тебе исповем, Киферея.
Ясной стать Прозерпине женой царю тартарийску
Сужено древле: к сему понуждает Атропос судьбы;
Древня воспела сие Фемида. Се, мать удалилась:
220 Час свершиться всему. В сиканийские вниди пределы;
Отрасль Цереры для игр и забав в пространные долы,
Только заутра от мглы пунийский восток прояснится,
Ты увлеки, воружась лукавствами, коими часто
Всех ты палишь — и меня. Что ж дальные царства в покое
Чуждого края тебе да не будет, не кроется в мраке
Не воспаленна Венерою грудь. Эриния мрачна
Пламень пусть ощутит; Ахерон и сурового Дита
Сердце железное пусть умягчится резвой стрелою».
Вняв наставленью, Венера спешит; повелением отчим
230 И Паллада и та, что страшит изогнутым рогом
Менал, сопутствуют ей. Божеств облистался теченьем
Путь: так точно, неся предреченье бедственных судеб,
Быстропарящая в огнь рассыпается рдяный комета,
Яркая дивно: ее мореходу не безмятежно,
Мирно не зреть ее племенам: но ошибом грозным
Вихри морские судам, погубителя градам вещает.
Уж доступают туда, где блещут кровли Цереры,
Дланью Киклопов упрочены: круто восходят железны
Стены, верейны столбы железом окованы; крепко
240 Сталь связует затворов громаду. В поте толиком
Не работали Стероп и Пирагмон: ввек не струили
Нотов толь бурных мехи, и стремниною, столько великой,
Воспламененный металл не тек из томныя пещи.
Костью слоновой чертог облечен, и кровлю стропила
Медны крепят, и электр в столпах взнесен возвышенных.
Нежным лаская чертог припеваньем, сама Прозерпина
Дар напрасный ткала к возвращению матери милой.
Первоначал череду и престол отцовский иглою
Здесь начертала: каким уставом старинную смуту
250 Мать разделила Природа и как семена в уреченны
Расступались места: легчайшее в выси восходит;
Канет, что тяжелей, в средину; яснеется воздух;
Огнь избрал небеса; простерлася зыбь; утвердилась
Суша. И цвет не един: озаряет златом светила,
Червленью воды поит, самоцветами брег возвышает,
И выводящие мниму волну как раз набухают
Нити искусством ее: о скалы, мнится, водоросль плещет,
И наползает глухой на пески влаголюбные ропот.
Пять придает она стран: срединную, зноя владенье,
260 Метит чермная нить: заскорбела грань обожженна,
И палит иссохшую ткань неустанное солнце.
Область с обеих сторон живая, смешеньем объята
Кротким, для жизни людской удобна; в окраинных землях
Нити застылы влечет, удручая всё неодолимым
Хладом, и пряжу она мрачит неотступной зимою.
Живописует затем и сродника Дита чертоги,
Тени, сужденные ей: и при сем не без знаменья было,
Ибо незапной слезой прозорливы омылися очи.
Глубью кристальной она при самом уже приступала
270 Крае тканья Океан изогнуть; но, дверям отворенным,
Зрит явленье богинь и недовершенным бросает
Труд свой она; и лик белоснежный окрасился в пурпур,
Ясны ланиты ея озаривший, и чистого вспыхнул
Пламень стыда: не так слоновая кость лепотою
Блещет, лидийской женой в багреце погруженна сидонском.
День поглотила волна; разливая дремоту, росистой
Нощи лазоревая колесница отишье выводит,
И подвигается в путь Плутон к превыспренню небу,
Манием братним ведом. Аллекто ненавистная коней
280 Сочетавает ярмом, свирепых, которые выгон
Топчут Коцита и пажитью черной Эреба блуждают,
Тихия Леты полой, впивая, тревожат сонливый,
Тягостный ток забытья изрыгая косной гортанью:
Страшно очами горящий Орфней и Этон, быстротечней
Легкой стрелы, и Никтей, табуна высокая слава
Стиксова, Дита клеймом Аластор запечатленный.
Запряжены, пред вратами стоят, с неистовым ржаньем,
Чая заутра свое торжество о корысти желанной».
