Кирка

Кирка (Цирцея) была богиней чародейства, которая знала магию трансмутации, иллюзий и некромантии. Она жила на мифическом острове Ээя со своими подругами нимфами.

Когда Одиссей прибыл на ее остров, она превратила его людей в зверей, но с помощью бога Гермеса он победил ее и заставил прекратить заклинание.

Имя Кирка происходит от греческого глагола kirkoô, означающего «обезопасить кольцами» или «обручиться» — ссылка на связывающую силу магии.

Остров Ээя Кирки был расположен на крайнем западе, недалеко от реки Океан, опоясывающей Землю. Царство ее брата Эита на Дальнем Востоке было так же названо Ээя.

Изображение справа — Люди Цирцеи и Одиссея, C5 век до н.э., Государственные художественные собрания Дрездена.

КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ

ГЕНЕАЛОГИЯ

Родители

[1.1] Гелиос & Персида  (Homer Odyssey 10.135, Hesiod Theogony 956, Apollodorus 1.80, Apollonius Rhodius 4.584)
[1.2] Гелиос (Homer’s Epigrams XIV, Hyginus Fabulae 199, Ovid Metamorphoses 13.898, Valerius Flaccus 7.210)
[1.3] Ээт & Геката (Diodorus Siculus 4.45.1)

Дети

[1.1] Агрий, Латин (от Одиссея) (Hesiod Theogony 1011)
[1.2] Телегон (от Одиссея) (Homerica Returns Frag 4, Homerica Telegony Frag 1, Plutarch Greek Roman Parallel Stories 41, Hyginus Fabulae 127, Oppian Halieutica 2.497)
[2.1] Латин (от Телемаха) (Hyginus Fabulae 127)
[3.1] Фавн (от Посейдона) (Nonnus Dionysiaca 13.327 & 37.10)

СЛОВАРЬ

КИРКА Цирцея (Κίρκη), в греческой мифологии волшебница, дочь Гелиоса и Персеиды, сестра колхидского царя Ээта и жены Миноса Пасифаи, тетка Медеи. Обитает на острове Эя среди лесов в роскошном дворце. Дикие животные, населяющие остров, — это люди, испытавшие на себе магию К. Прибывших на остров спутников Одиссея К., опоив колдовским напитком, превращает в свиней. Одиссей, отправляющийся спасать спутников, получает от Гермеса волшебную траву «моли», которую необходимо бросить в напиток, приготовленный К., и, выхватив меч, разрушить ее злые чары. Одиссей покоряет К., его спутники получают вновь человеческий облик. Проведя у К. целый год счастливой жизни, Одиссей, наставляемый ею, отправляется вопросить о своей судьбе Тиресия в царстве мертвых (Hom. Od. X 207- 574). От связи с Одиссеем у К. родился сын Телегон (букв. «далекорожденный»), впоследствии нечаянно убивший отца (Hyg. Fab. 127). К. очищает Медею и Ясона от совершенного ими убийства брата Медеи Апсирта, но изгоняет их из своих владений (Apoll. Rhod. IV 559- 572). К. отличается коварством и ревностью. Она превращает в чудовище Скиллу. В мифе о К. заметны мотивы волшебной сказки.Лит.: Кеrenyi К., Töchter der Sonne, Z., 1944, s. 66-91; Lеskу A., Aia, «Wiener Studien». 1948, t. 63, s. 22-68. А. Т.-Г. Миф о К. находит воплощение в итальянской литературе эпохи Возрождения (у Данте, Петрарки, особенно у Боккаччо в книге «О знаменитых женщинах»), во французской и испанской поэзии и драматургии 17 в. (Лопе де Вега, поэма «Цирцея», Кальдерон, драма «Величайшее колдовство, любовь», Т. Корнель, трагедия «Цирцея» и др.). В дальнейшем на сюжет мифа создаются немногие произведения, в числе которых трагедия А. Я. Княжнина «Цирцея и Улисс».В античном изобразительном искусстве сцены с Одиссеем и К. предстают в произведениях вазописи и стенных росписях. В европейском искусстве сюжет мифа — один из популярнейших в 16-17 вв. (циклы фресок Приматиччо, Гверчино и др.; произведения Аннибале Карраччи, Доменикино, П. П. Рубенса, Я. Йорданса и др.). Чрезвычайно широкое распространение приобрел миф в музыкально-драматическом искусстве сер. 17- нач. 19 вв. (Д. Дзампони, П. Циани, М. А. Шарпантье, Г. Перселл, К. Ф. Поллароло, К. А. Бадиа, Р. Кайзер, Д. Чимароза, Л. Керубини, Ф. Паэр, Б. Ромберг и др.). Наиболее значительное произведение нашего времени на сюжет мифа — опера В. Эгка «Цирцея» (либретто композитора по драме Кальдерона).

Цитаты классической Древнегреческой литературы

РОЖДЕНИЕ ЦИРЦЕИ

Гомер. Одиссея. 10. 135. (Источник: Гомер. Илиада. Одиссея / Перевод с древнегреческого Н. Гнедича. – М.: Художественная литература, 1967. – С. 486) (греческий эпос 8 в. до н. э.):

«При­бы­ли вско­ре на ост­ров Ээю. Жила там Цир­цея
В косах пре­крас­ных — боги­ня ужас­ная с речью люд­скою.
Пол­ный мыс­лей ковар­ных Эет при­хо­дил­ся ей бра­том.
От Гелиоса они роди­лись, све­тя­ще­го смерт­ным,
Мате­рью ж Пер­са была, Оке­а­ном рож­ден­ная ним­фа».

Гесиод. Теогония. 956. (Источник: Эллинские поэты VIII – III вв. до н. э. / Перевод В. В. Вересаева. – М.: Ладомир, 1999. – С. 31) (греческий эпос 8-7 вв. до н. э.):

«Кир­ку на свет роди­ла Оке­а­но­ва дочь Пер­се­ида
Неуто­ми­мо­му Гелию, так­же Ээта-вла­ды­ку».

Аполлоний Родосский. Аргонавтика. Книга 4. 584 (Источник: Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Перевод Н. А. Чистяковой. – М.: НИЦ «Ладомир», 2001. – С. 84) (греческий эпос 3 в до. н. э.):

«Гелия дочь отыскать им, волшебницу Кирку».

Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Книга 4. 45. 1. (Источник: Вестник древней истории. 1986. № 2. С. 82 сл. Перевод В. М. Строгецкого с учётом переводов отдельных глав, выполненных С. Я. Лурье, А. Ф. Лосевым и М. К. Трофимовой) (греческий историк 1 в. до н. э.):

«Гека­та вышла замуж за Ээта и роди­ла от него двух доче­рей — Кир­ку и Медею, а так­же сына Эги­а­лея».

Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека. 1. 80 (Источник: Аполлодор. Мифологическая библиотека / Перевод, заключительная статья, примечания, указатель В. Г. Боруховича. – Л.: Наука, 1972. – С. ???-???) (греческий мифограф 2 в. н. э.):

 

«Фрикс же при­был к кол­хам, где цар­ст­во­вал царь Ээт, сын Гелиоса и Пер­се­иды, брат Кир­ки и той Паси­фаи, на кото­рой женил­ся Минос».

КИРКА ПОСЕЛИЛАСЬ НА ОСТРОВЕ ЭЭЯ

Аполлоний Родосский. Аргонавтика. Книга 3. 311(Источник: Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Перевод Н. А. Чистяковой. – М.: НИЦ «Ладомир», 2001. – С. 84) (греческий эпос 3 в до. н. э.):

«Это узнал я однажды, по свету кружа в колеснице
Гелия в день, когда мой отец в Гесперийскую землю
Кирку, сестру мою, вез. И дошли до земли мы Тирсенской,
До берегов ее тех, где сестра обитает поныне»

Гесиод. Каталог женщин или Эои. (Источник: Эллинские поэты VIII – III вв. до н. э. / Перевод В. В. Вересаева. – М.: Ладомир, 1999. – С. ???-???) (греческий эпос 8-7 вв. до н. э.):

 

«Следуя Гесиод у, Аполлоний говорит, что Кирка прибыла
на лежащий у берегов Тиррении остров в колеснице Гелиоса».

ЦИРКИЯ, АРГОНАВТЫ И СВАДЬБА МЕДЕИ

Аполлоний Родосский. Аргонавтика. Книга 4. 584 (Источник: Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Перевод Н. А. Чистяковой. – М.: НИЦ «Ладомир», 2001. – С. 84) (греческий эпос 3 в до. н. э.):

«Ужас героев объял, когда стал их слуху понятен
Голос, открывший, что Зевс на них разгневан.
Вещал им Дуба обрубок, что им не избыть ни трудов среди моря,
Ни устрашающих бурь до тех пор, покуда не смоет
С них пролитую кровь Апсирта Кирка; и надо,
Чтоб Полидевк и Кастор богов упросили бессмертных
Путь перед ними открыть в Авзонийском море, позволив
Персы и Гелия дочь отыскать им, волшебницу Кирку»

Аполлоний Родосский. Аргонавтика. Книга 4. 662 (Источник: Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Перевод Н. А. Чистяковой. – М.: НИЦ «Ладомир», 2001. – С. 84) (греческий эпос 3 в до. н. э.):

 

«Быстро оттуда они по морской помчались пучине,
Видя перед собой Авзонии берег Тирренский,
И наконец вошли в залив преславный Ээи.
На берег сброшен причал с корабля. Там нашли они Кирку,
Что омывала морскою водой себе голову, ибо
Дух ее был ночными смущен сновиденьями сильно.
Ей приснилось, что кровь и чертоги и дома ограду
Залила и что огонь пожрал приворотные зелья,
Коими всех людей зашедших она чаровала;
Будто она тот огонь затушила багряный, кровавый,
Крови рукой зачерпнув, и от ужаса освободилась.
Вот почему на заре, от сна пробудившись, не медля,
Кудри она и покровы морской омыла водою.
Звери, совсем на зверей не похожие на кровожадных,
Схожие телом с людьми и несхожие, ибо из разных
Членов телй слагались у них, собралися гурьбою,
Словно овцы, что вслед пастуху бегут из закутов.
Создала их такими земля, из первого ила
Члены разных существ воедино соединивши,
Та земля, что сухим не была еще воздухом сжата
И у которой отнять не успел таящейся влаги
Солнца палящий луч. Привело все, однако, в порядок
Время потом… Так сложился звери тех невиданный облик!
Страх несказанный объял героев; каждый тотчас же,
Кирку увидев вблизи, и очи ее, и обличье,
В ней признал без труда сестру владыки Эита.
Кирка, страх отогнав, сновиденьем ночным порожденный,
Снова пошла к чертогам меж тем и пришельцев рукою
Стала манить за собой, в душе своей зло замышляя.
Но, Эзонида веленье блюдя, на месте дружина
Так и осталась. А он с собой колхидскую деву
Взял и за Киркой пошел, пока они не достигли
Пышных чертогов ее. Тут им на блестящие кресла
Кирка велела присесть, не постигнув цели прихода.
Оба, не проронив ни звука, ни слова, поспешно
Сели вблизи очага, каков у молящих обычай;
Дева на обе руки головою поникла, Язон же
В землю воткнул свой меч с рукояткой огромный, которым
Он умертвил Эита дитя, и, глаза опустивши,
Взоры они не смели поднять. И Кирка постигла,
Что пред ней изгнания скорбь и нечестье убийства.
Вот почему по закону молящих защитника Зевса,
Гнев чей силен, но сильна и помощь повинным в убийстве,
Жертву она совершать начала, очищается коей
Всякий, кто, зло сотворив, к очагу припадает с мольбою.
Прежде всего, дабы смыть убийства грех неизбывный,
Взяв порожденье свиньи, у которой сосцы еще были
Полны после родов, она ему горло рассекла,
Кровью руки убийц окропила, затем омовеньем
Грех отмаливать стала, к Зевесу Крониду взывая,
Что обеляет от скверн и моленья убийцы приемлет.
И очищения воду потом служанки наяды
Из дому прочь унесли, наяды, пособницы в деле.
Кирка меж тем примирения дар Эриниям грозным —
Жгла лепешки, творя возлиянье трезвою влагой,
Пред очагом умоляя. Зевеса, чтоб гаев их смирил он
И чтобы сам благосклонен и милостив стал для обоих,
Кровью ль руки они чужеземной себе запятнали
Или, родную кровь пролив, с мольбою явились.
После же, все свершив, она пришельцев немедля
От очага подняла и на креслах резных посадила,
И, напротив сама усевшись, стала подробно
Спрашивать их и о том, зачем они в плаванье вышли,
И о Том, из каких краев, возвращаясь в отчизну,
Здесь у ее очага оказались они. Ведь на ум ей
Воспоминанье пришло о ночных сновиденьях тяжелых,
И захотелось узнать ей, какое будет наречье
Деве родным, чуть лишь та подняла на нее свои очи.
Ибо Гелия род без труда отличить от всех прочих
Можно: у всех потомков его блестящие очи
Словно бы луч золотой на смотрящего мечут далёко.
Тут обо всем, на вопросы давая ответ, рассказала,
На языке говоря на колхидском, мягко и кротко
Дочь Эита свирепого: шли какими путями,
Сколько тяжких трудов претерпели в походе герои,
Как, уступив сестре удрученной, она согрешила,
Как бежала затем от отца, от угроз его страшных,
Фрикса вослед сыновьям, и лишь про убийство Апсирта
Сил не хватило сказать… Но от Кирки ничто не укрылось.
Скорбную жаль было ей, но все ж она так отвечала:
«Жалкая, бегство твое лишь позор сулит и несчастье!
Думаю я, что тебе избегать удастся не долго
Тяжкого гнева Эита,— он скоро будет в Элладе,
Чтоб отомстить за сына тебе, небывалое дело
Сделавшей. Ты мне родня и сюда с мольбою явилась,—
Зла потому я тебе не сделаю, в дом мой зашедшей.
Но из чертогов моих уйди с пришлецом, за которым
Ты устремилась, не зная его, против воли отцовской.
И, к очагу преклонив колени, меня не моли ты:
Не помогу я тебе ни в замыслах мерзких, ни в бегстве.
Молвила так, и тяжкая скорбь объяла Медею;
Пеплосом очи прикрыв, лила она слезы, покуда,
За руку взявши, ее не увел герой из чертога,
Полную страха, и так покинули дом они Кирки».

Страбон. География. Книга 5. 2. 6. (Источник: Страбон. География / Пер. Г. А. Стратановского. — М.: Наука, 1964. – С. 327) (греческий географ 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

«На Эфа­лии есть гавань Арго­ос, как гово­рят, назван­ная по име­ни кораб­ля Арго. Ведь в эту гавань при­плыл Иасон в поис­ках место­пре­бы­ва­ния Кир­ки, пото­му что Медея захо­те­ла повидать боги­ню».

КИРКА И ОДИСЕЙ

Гомер. Одиссея. Песнь 10. 135 — 12. 156. (Источник: Гомер. Илиада. Одиссея / Перевод с древнегреческого Н. Гнедича. – М.: Художественная литература, 1967. – С. 486) (греческий эпос 8 в. до н. э.):

«При­бы­ли вско­ре на ост­ров Ээю. Жила там Цир­цея
В косах пре­крас­ных — боги­ня ужас­ная с речью люд­скою.
Пол­ный мыс­лей ковар­ных Эет при­хо­дил­ся ей бра­том.
От Гелиоса они роди­лись, све­тя­ще­го смерт­ным,
Мате­рью ж Пер­са была, Оке­а­ном рож­ден­ная ним­фа.

К бере­гу там мы корабль свой при­ча­ли­ли в пол­ном мол­ча­ньи
В при­ста­ни тихой; какой-то ука­зы­вал бог нам доро­гу.
На берег вый­дя, мы там про­ле­жа­ли два дня и две ночи,
И пожи­ра­ли все вре­мя нам серд­це печаль и уста­лость.
Тре­тий день при­ве­ла за собой пыш­но­ко­сая Эос.

Взяв­ши копье и отто­чен­ный меч, поспеш­но пошел я
С места, где был наш корабль, на высо­кий утес, не уви­жу ль
Где я сле­дов работы людей, не услы­шу ль их голос?
Я сто­ял и глядел, на рас­се­ли­стом стоя уте­се.
Вдруг на широ­ко­до­рож­ной зем­ле у чер­то­га Цир­цеи

Дым я увидел над чащей густою дубо­во­го леса.
Тут я рас­суд­ком и духом разду­мы­вать стал, не пой­ти ли
Мне на раз­вед­ку, уж раз я свер­каю­щий дым запри­ме­тил.
По раз­мыш­ле­ньи, одна­ко, полез­нее мне пока­за­лось
Рань­ше пой­ти к кораб­лю и к шумя­ще­му бере­гу моря,

Спут­ни­кам дать пообедать, потом их послать на раз­вед­ку.
В то уже вре­мя, когда к кораб­лю сво­е­му под­хо­дил я,
Сжа­лил­ся кто-то из веч­ных богов надо мной, оди­но­ким:
Встре­тил­ся пря­мо на самой доро­ге огром­ный олень мне
Высо­ко­ро­гий. С лес­но­го он паст­би­ща к реч­ке спус­кал­ся

На водо­пой, поко­рен­ный паля­щею силою солн­ца.
Толь­ко он вышел из леса, его средь спи­ны в позво­ноч­ник
Я пора­зил и навы­лет копьем про­ни­зал мед­но­ост­рым.
В пыль он со сто­ном сва­лил­ся. И дух отле­тел от оле­ня.
Я, на него насту­пив­ши ногою, копье свое вырвал

Вон из раны и наземь его поло­жил воз­ле тру­па.
После того из зем­ли лоз­ня­ку я надер­гал и пру­тьев,
Сплел, кру­тя их навстре­чу, верев­ку в сажень махо­вую,
Страш­но­му чуди­щу ноги свя­зал запле­тен­ной верев­кой,
Тушу на шею взва­лил и пошел, на копье опи­ра­ясь,

К бере­гу моря. Нести ж на пле­че лишь одною рукою
Было ее невоз­мож­но. Уж боль­но огро­мен был зверь тот.
Пред кораб­лем его сбро­сив, я начал това­ри­щей спя­щих
Мяг­ко будить ото сна, ста­но­вясь воз­ле каж­до­го мужа:
— Очень нам на серд­це горь­ко, дру­зья, но в жили­ще Аида

Спу­стим­ся все ж мы не рань­ше, чем день роко­вой наш насту­пит.
Есть еще и еда и питье в кораб­ле нашем быст­ром!
Вспом­ним о пище, дру­зья, не дадим себя голо­ду мучить! —
Так я ска­зал. И послу­ша­лись слов моих спут­ни­ки тот­час.
Лица рас­крыв­ши, глядеть они ста­ли гурь­бой на оле­ня

Близ бес­по­кой­но­го моря. Уж боль­но огро­мен был зверь тот.
После того как гла­за­ми они нагляде­лись досы­та,
Вымы­ли руки и нача­ли пир изобиль­ный гото­вить рос­кош­ный.
Так мы весь день напро­лет до вос­ше­ст­вия солн­ца сиде­ли,
Ели обиль­но мы мясо и слад­ким вином уте­ша­лись.

Солн­це меж тем зака­ти­лось, и сумрак спу­стил­ся на зем­лю.
Все мы спать улег­лись у при­бо­ем шумя­ще­го моря.
Рано рож­ден­ная вста­ла из тьмы розо­пер­стая Эос.
Всех я тогда на собра­нье созвал и вот что ска­зал им:
— Слу­шай­те сло­во мое, хоть и мно­го при­шлось уж стра­дать вам!

Нам совер­шен­но, дру­зья, неиз­вест­но, где тьма, где заря здесь,
Где све­то­нос­ное солн­це спус­ка­ет­ся с неба на зем­лю,
Где оно сно­ва выхо­дит. Давай­те раз­мыс­лим ско­рее,
Есть ли нам выход какой? Я думаю, нет ника­ко­го.
Я на ска­ли­стый утес сей­час под­ни­мал­ся и видел

Ост­ров, без­бреж­ною вла­гой мор­ской, как вен­ком, окру­жен­ный,
Плос­ко средь моря лежа­щий. И видел я — дым под­ни­мал­ся
Густо вда­ли из широ­ко рас­ту­ще­го тем­но­го леса. —
Так гово­рил я. Раз­би­лось у спут­ни­ков милое серд­це,
Вспом­ни­лись им и дела Анти­фа­та, царя лэс­три­го­нов,

И людо­еда-цик­ло­па насиль­ства, над­мен­но­го духом.
Гром­ко рыда­ли они, про­ли­вая обиль­ные сле­зы.
Не полу­чи­ли, одна­ко, от слез про­ли­вае­мых поль­зы.
Тут разде­лил я кра­си­во­по­нож­ных това­ри­щей на две
Части и каж­дой из них пред­во­ди­те­ля дал. Над одною

Был пред­во­ди­те­лем я, над дру­гой — Еври­лох бого­вид­ный.
Жре­бий взяв­ши, мы в мед­ный их бро­си­ли шлем и встрях­ну­ли.
Выпал жре­бий идти Еври­ло­ху, отваж­но­му серд­цем.
В путь он отпра­вил­ся. Два­дцать с ним два чело­ве­ка дру­жи­ны.
Пла­ка­ли шед­шие, пла­ка­ли те, что на месте оста­лись.

Вско­ре в гор­ной долине леси­стой, на месте закры­том,
Дом Цир­цеи из теса­ных кам­ней они увида­ли.
Гор­ные вол­ки и львы сиде­ли повсюду вкруг дома.
Были Цир­це­ей они окол­до­ва­ны зелья­ми злы­ми.
Вме­сто того чтоб напасть на при­шель­цев, они под­ня­ли­ся

И подо­шли к ним, при­вет­но виляя боль­ши­ми хво­ста­ми,
Как пред хозя­и­ном, зная, что лако­мый кус попа­дет им,
Машут хво­ста­ми соба­ки, когда от обеда идет он,
Так креп­ко­ког­тые вол­ки и львы виля­ли хво­ста­ми
Око­ло них. Но они испу­га­лись ужас­ных чудо­вищ.

Оста­но­ви­лись пред две­рью боги­ни пре­крас­но­во­ло­сой
И услы­ха­ли пре­крас­но пою­щую в доме Цир­цею.
Око­ло ста­на ходя, нетлен­ную ткань она тка­ла —
Тон­кую, мяг­кую; ткать лишь боги­ни такую уме­ют.
Спут­ни­кам стал гово­рить Полит, над мужа­ми началь­ник,

Меж­ду това­ри­щей всех наи­бо­ле мне милый и близ­кий.
— Кто-то, дру­зья, так пре­крас­но и звон­ко у ткац­ко­го ста­на
Пес­ню поет, — по все­му ее зву­ки раз­но­сят­ся полю.
Жен­щи­на то иль боги­ня? Ско­рей пода­дим-ка ей голос! —
Так он ска­зал. И они закри­ча­ли, ее вызы­вая.

Вышла Цир­цея немед­ля, бле­стя­щие две­ри рас­кры­ла
И позва­ла. Ниче­го не пред­чув­ст­вуя, в дом к ней вошли все.
Толь­ко один Еври­лох не пошел, запо­до­зрив худое.
В дом их Цир­цея вве­ла, поса­ди­ла на сту­лья и крес­ла,
Сыра, зеле­но­го меда и ячной муки заме­ша­ла

Им на прам­ний­ском вине и в напи­ток под­сы­па­ла зелья,
Чтобы о милой отчизне они совер­шен­но забы­ли.
Им пода­ла она. Выпи­ли те. Цир­цея, уда­рив
Каж­до­го длин­ным жез­лом, загна­ла их в сви­ную закут­ку.
Голо­вы, воло­сы, голос и вся цели­ком их наруж­ность

Ста­ли сви­ны­ми. Один толь­ко разум остал­ся, как преж­де.
Пла­чу­щих, в хлев загна­ла их Цир­цея и бро­си­ла в пищу
Им желудей и про­стых и съе­доб­ных и дерен­ных ягод —
Пищу, какую бро­са­ют в гря­зи почи­ваю­щим сви­ньям.
Быст­ро назад к кораб­лям при­бе­жал Еври­лох сооб­щить нам

Весть о това­ри­щах наших, об уча­сти их зло­по­луч­ной.
Как ни ста­рал­ся, не мог ни еди­но­го мол­вить он сло­ва,
Ранен­ный в серд­це печа­лью вели­кой. Гла­за его были
Пол­ны сле­за­ми. И духом пред­чув­ст­во­вал плач он печаль­ный.
Все мы, его окру­жив, с изум­ле­ньем рас­спра­ши­вать ста­ли.

Он нако­нец рас­ска­зал про жесто­кую спут­ни­ков участь.
— Как ты велел, Одис­сей мно­го­слав­ный, пошли мы чрез чащу.
Вско­ре в гор­ной долине леси­стой, на месте закры­том,
Мы увида­ли пре­крас­ней­ший дом из оте­сан­ных кам­ней.
Кто-то звон­ко там пел, ходя воз­ле ткац­ко­го ста­на,

Жен­щи­на или боги­ня. Они ее вызва­ли кри­ком.
Вышла немед­ля она, бле­стя­щие две­ри рас­кры­ла
И позва­ла. Ниче­го не пред­чув­ст­вуя, в дом к ней вошли все.
Я за дру­ги­ми один не пошел, запо­до­зрив худое.
Все там исчез­ли они, и обрат­но никто уж не вышел.

Дол­го-дол­го сидел я и ждал. Но никто не вер­нул­ся. —
Так гово­рил он. Тот­час же на пле­чи свой меч среб­ро­гвозд­ный,
Мед­ный, боль­шой я набро­сил, за спи­ну же лук свой пове­сил
И Еври­ло­ху вести пове­лел меня той же доро­гой.
Но, охва­тив мне коле­ни рука­ми обе­и­ми, стал он

Жар­ко молить и с тос­кою кры­ла­тое сло­во про­мол­вил:
— Зев­сов пито­мец, оставь меня здесь, не веди! Не хочу я!
Знаю, и сам не вер­нешь­ся назад и с собой нико­го ты
Не при­ведешь из това­ри­щей наших. Как мож­но ско­рее
Луч­ше отсюда бежим, чтобы смерт­но­го часа избег­нуть! —

Так гово­рил он. Но я, ему воз­ра­жая, отве­тил:
— Ты, Еври­лох, если хочешь, остань­ся у бере­га моря
С про­чи­ми. Ешь тут и пей себе. Я же отправ­люсь.
Необ­хо­ди­мость могу­чая власт­но меня застав­ля­ет. —
Так я ска­зал и пошел от нашей сто­ян­ки и моря.

Я мино­вал уж доли­ну свя­щен­ную, был уж готов я
В дом про­стор­ный вой­ти мно­го­све­ду­щей в зельях Цир­цеи.
Вдруг, как уж к дому я шел, предо мной зла­то­жез­лый явил­ся
Арго­убий­ца Гер­мес, похо­жий на юно­шу видом
С пер­вым пуш­ком на губах, — пре­лест­ней­ший в юно­сти воз­раст!

За руку взял он меня, по име­ни назвал и мол­вил:
— Стой, зло­по­луч­ный! Куда по горам ты бредешь оди­но­ко,
Здеш­не­го края не зная? Това­ри­щи все твои в хле­ве
Густо тес­нят­ся, в сви­ней пре­вра­щен­ные зельем Цир­цеи.
Или, чтоб выру­чить их, сюда ты идешь? Уж поверь мне:

Ты не вер­нешь­ся назад, оста­нешь­ся тут с осталь­ны­ми.
Но не пугай­ся. Тебя от беды я спа­су и избав­лю.
На! Иди с этим зельем целеб­ным в жили­ще Цир­цеи.
От голо­вы тво­ей гибель­ный день отвра­тит оно вер­но.
Все я тебе сооб­щу, что ковар­но гото­вит Цир­цея.

В чаше тебе заме­ша­ет напи­ток и зелья под­сы­пет.
Не окол­ду­ет, одна­ко, тебя. До того не допу­стит
Сред­ство целеб­ное, что тебе дам я. Запом­ни подроб­но:
Толь­ко уда­рит тебя жез­лом сво­им длин­ным Цир­цея,
Вырви тот­час из ножен у бед­ра свой меч мед­но­ост­рый,

Ринь­ся с мечом на Цир­цею, как буд­то убить соби­ра­ясь.
Та, устра­шен­ная, ложе пред­ло­жит тебе разде­лить с ней.
Ты и поду­мать не смей отка­зать­ся от ложа боги­ни,
Если това­ри­щей хочешь спа­сти и быть у ней гостем.
Пусть лишь она покля­нет­ся вели­кою клят­вой бла­жен­ных,

Что ника­ко­го дру­го­го несча­стья тебе не замыс­лит,
Чтоб ты, разде­тый, не стал без­за­щит­ным и сил не лишил­ся. —
Так ска­зав­ши, Гер­мес пере­дал мне целеб­ное сред­ство,
Вырвав его из зем­ли, и при­ро­ду его объ­яс­нил мне;
Корень был черен его, цве­ты же молоч­но­го цве­та.

“Моли” зовут его боги. Отрыть нелег­ко это сред­ство
Смерт­ным мужам. Для богов же — для них невоз­мож­но­го нету.
После того на вели­кий Олимп через ост­ров леси­стый
Путь свой напра­вил Гер­мес. К жили­щу Цир­цеи пошел я.
Силь­но во вре­мя доро­ги мое вол­но­ва­ло­ся серд­це.

Оста­но­вил­ся пред две­рью боги­ни пре­крас­но­во­ло­сой.
Став­ши там, закри­чал я. Боги­ня услы­ша­ла крик мой.
Вышед­ши тот­час, она рас­пах­ну­ла бле­стя­щие две­ри
И позва­ла. С сокру­шен­ным за ней я после­до­вал серд­цем.
Введ­ши, меня поса­ди­ла в сереб­ря­но­гвозд­ное крес­ло

Тон­кой, пре­крас­ной работы; была там для ног и ска­мей­ка.
Мне в золо­том при­гото­ви­ла куб­ке питье, чтобы пил я,
И, замыш­ляя мне зло, под­ба­ви­ла зелья к напит­ку.
Выпить дала мне. Я выпил. Но чары бес­плод­ны оста­лись.
Быст­ро жез­лом меня длин­ным уда­рив, ска­за­ла Цир­цея:

— Живо! Пошел! И сви­ньею валяй­ся в заку­те с дру­ги­ми! —
Так мне ска­за­ла. Но вырвав­ши меч мед­но­ост­рый из ножен,
Ринул­ся я на Цир­цею, как буд­то убить соби­ра­ясь.
Вскрик­ну­ла гром­ко она, под­бе­жав, обня­ла мне коле­ни,
Жалоб­ным голо­сом мне нача­ла гово­рить и спро­си­ла:

— Кто ты, откуда? Каких ты роди­те­лей? Где родил­ся ты?
Я в изум­ле­ньи: совсем на тебя не подей­ст­во­вал яд мой!
Не было мужа досель, кто пред зельем таким усто­ял бы
В пер­вый же раз, как питье за огра­ду зуб­ную про­никнет.
Неодо­ли­мый какой-то в груди тво­ей дух, как я вижу.

Не Одис­сей ли уж ты, на выдум­ки хит­рый, кото­рый,
Как гово­рил мне не раз зла­то­жез­лен­ный Арго­убий­ца,
Явит­ся в чер­ном сюда кораб­ле, воз­вра­ща­ясь из Трои?
Ну, так вло­жи же в нож­ны мед­но­ост­рый свой меч, а потом мы
Ляжем ко мне на постель, чтоб, сопряг­шись любо­вью и ложем,

Мы меж собою мог­ли раз­го­ва­ри­вать с пол­ным дове­рьем. —
Так мне ска­за­ла. Но я, воз­ра­жая богине, отве­тил:
— Как же ты хочешь, Цир­цея, чтоб лас­ко­вым стал я с тобою,
Если това­ри­щей ты у себя здесь в сви­ней пре­вра­ти­ла,
А само­го меня дер­жишь, замыс­лив­ши зло, и велишь мне

В спаль­ню с тобою идти и на ложе с тобою под­нять­ся,
Чтобы, разде­тый, я стал без­за­щит­ным и силы лишил­ся?
Нет, ни за что не взой­ду я на ложе твое, о боги­ня,
Если ты мне не решишь­ся поклясть­ся вели­кою клят­вой,
Что ника­ко­го дру­го­го несча­стья мне не замыс­лишь. —

Так я ска­зал. И тот­час же она покля­лась, как про­сил я.
После того как она покля­лась и испол­ни­ла клят­ву,
Я немед­ля взо­шел на пре­крас­ное ложе Цир­цеи.
В зале Цир­це­и­на дома слу­жан­ки меж тем суе­ти­лись.
Было их чет­ве­ро там — при­служ­ниц — при доме Цир­цеи.

Все про­ис­хо­дят они от источ­ни­ков, рощ и свя­щен­ных
Рек, тече­нье свое стре­мя­щих в соле­ное море.
Пер­вая крес­ла покры­ла ков­ра­ми пур­пур­ны­ми свер­ху
Тон­кой, пре­крас­ной работы, под низ же постла­ла хол­сти­ну.
К крес­лам покры­тым вто­рая сто­лы подо­дви­ну­ла быст­ро

Из сереб­ра, на сто­лах золотые рас­ста­вив кор­зи­ны.
Третья вино заме­ша­ла в кра­те­ре сереб­ря­ном, меду
Рав­ное сла­до­стью, куб­ки поста­вив кру­гом золотые.
Воду в тре­но­гий котел нано­си­ла чет­вер­тая, сни­зу
Жар­кий огонь разо­жгла, и ста­ла вода согре­вать­ся.

После того как вода заки­пе­ла в сия­ю­щей меди,
В ван­ну Цир­цея меня уса­ди­ла, при­ят­но сме­ша­ла
Воду и голо­ву мне поли­ва­ла и пле­чи, покуда
Вся в моих чле­нах уста­лость, губя­щая дух, не исчез­ла.
Вымыв­ши, мас­лом она бле­стя­щим мне тело натер­ла,

Пле­чи оде­ла мои пре­крас­ным пла­щом и хито­ном.
Введ­ши, меня поса­ди­ла в сереб­ря­но­гвозд­ное крес­ло
Тон­кой, пре­крас­ной работы; была там для ног и ска­мей­ка.
Тот­час пре­крас­ный кув­шин золо­той с руко­мой­ной водою
В тазе сереб­ря­ном был предо мною постав­лен слу­жан­кой

Для умы­ва­нья; после рас­ста­ви­ла стол она глад­кий.
Хлеб предо мной поло­жи­ла почтен­ная ключ­ни­ца, мно­го
Куша­ний раз­ных при­ба­вив, охот­но их дав из запа­сов.
Есть при­гла­си­ла Цир­цея меня. Но к еде не тяну­ло.
Думал совсем о дру­гом я и духом чув­ст­во­вал злое.

Как увида­ла Цир­цея, что мол­ча сижу я и к пище
Рук протя­нуть не хочу, охва­чен­ный горем жесто­ким,
Близ­ко ко мне подо­шла и кры­ла­тое мол­ви­ла сло­во:
— Что, Одис­сей, за сто­лом сидишь ты, подоб­но немо­му,
Дух разъ­едая себе, ни питья не каса­ясь, ни пищи?

Или ковар­ства како­го еще от меня ожида­ешь?
Стра­хи отбрось. Ведь тебе покля­ла­ся я клят­вою креп­кой. —
Так мне ска­за­ла. Но я, отве­чая богине, про­мол­вил:
— Есть ли, Цир­цея, меж чест­ных людей хоть один, кто спо­кой­но
Сесть за еду и питье раз­ре­шить себе смо­жет, покуда

Осво­бож­ден­ных дру­зей не увидит сво­и­ми гла­за­ми?
Если ж вполне непри­твор­но ты хочешь, чтоб ел я и пил бы,
Осво­бо­ди их, чтоб милых това­ри­щей мог я увидеть. —
Так гово­рил я. Цир­цея пошла чрез пала­ты и вышла,
Жезл дер­жа свой в руке, и, сви­ную открыв­ши заку­ту,

Выгна­ла вон подо­бья сви­ней девя­ти­го­до­ва­лых.
Вышед­ши, ста­ли они одна близ дру­гой, а Цир­цея,
Всех обхо­дя по поряд­ку, их маза­ла зели­ем новым.
Тот­час осы­па­лась с тел их щети­на, кото­рою густо
Были покры­ты они от ужас­но­го зелья Цир­цеи.

Все они сде­ла­лись сно­ва мужа­ми — моло­же, чем преж­де,
Ста­ли зна­чи­тель­но выше и ростом и видом пре­крас­ней.
Сра­зу узнав­ши меня, пожи­мать они руки мне ста­ли.
Все­ми сла­дост­ный плач овла­дел. Загуде­ли покои
Дома высо­ко­го. Жалость саму охва­ти­ла боги­ню.

Близ­ко став предо мною, боги­ня богинь мне ска­за­ла:
— Бого­рож­ден­ный герой Лаэр­тид, Одис­сей хит­ро­ум­ный!
На берег моря теперь к сво­е­му кораб­лю отправ­ляй­ся.
Преж­де все­го ваш корабль быст­ро­лет­ный вта­щи­те на сушу,
Сна­сти суд­на и иму­ще­ство все отне­си­те в пеще­ру,

Сам же обрат­но вер­нись, при­веди и това­ри­щей вер­ных. —
Так мне ска­за­ла. Ее я послу­шал­ся серд­цем отваж­ным.
Быст­ро напра­вил­ся я к кораб­лю и к шумя­ще­му морю.
Там, вбли­зи кораб­ля, застал я това­ри­щей вер­ных,
Тяж­кой объ­ятых печа­лью и лью­щих обиль­ные сле­зы.

Как на деревне теля­та к пасу­щим­ся в ста­де коро­вам,
В скот­ный вер­нув­шим­ся двор, когда напи­та­лись досы­та,
Пры­гая, мчат­ся навстре­чу и их удер­жать уж не могут
Стой­ла; мыча непре­рыв­но, вокруг мате­рей они быст­ро
Бега­ют. Так и ко мне, когда увида­ли гла­за­ми,

Спут­ни­ки кину­лись, пла­ча. Такое они испы­та­ли,
Слов­но вер­ну­лись вне­зап­но на ост­ров ска­ли­стый Ита­ку,
В край свой роди­мый и город, где вырос­ли все и роди­лись.
Мне огор­чен­но они окры­лен­ное бро­си­ли сло­во:
— Так воз­вра­ще­нье твое нам радост­но, Зев­сов пито­мец,

Слов­но назад мы вер­ну­лись в Ита­ку, роди­мую зем­лю.
Но рас­ска­жи, как погиб­ли дру­гие това­ри­щи наши. —
Так гово­ри­ли они. И весе­ло я им отве­тил:
— Выта­щим преж­де все­го наш корабль быст­ро­лет­ный на сушу,
Сна­сти суд­на и иму­ще­ство все отне­сем­те в пеще­ру,

Сами же все поспе­ши­те за мною отпра­вить­ся сле­дом
В дом свя­щен­ный Цир­цеи. Това­ри­щей всех вы най­де­те
Там едя­щих и пью­щих, и все у них есть в изоби­льи. —
Так я ска­зал. И сло­вам моим тот­час они под­чи­ни­лись.
Толь­ко один Еври­лох их всех удер­жать попы­тал­ся

И со сло­ва­ми кры­ла­ты­ми к спут­ни­кам так обра­тил­ся:
— Что вы, безум­цы, куда? К каким еще бедам стре­ми­тесь?
В дом Цир­цеи идти вы хоти­те! Но всех ведь она вас
Или в сви­ней пре­вра­тит, иль в вол­ков, или в львов. И при­дет­ся
Волей-нево­лей вам быть сто­ро­жа­ми Цир­це­и­на дома!

Так же совсем и цик­лоп на скот­ном дво­ре сво­ем запер
Наших това­ри­щей, с дерз­ким при­шед­ших туда Одис­се­ем.
Из-за безум­ства его и погиб­ли това­ри­щи наши! —
Так гово­рил Еври­лох. И в серд­це сво­ем я поду­мал:
Вырвав из ножен с бед­ра муску­ли­сто­го меч, не сру­бить ли

Голо­ву с шеи ему, чтоб на зем­лю она пока­ти­лась,
Хоть он и близ­кий мне род­ст­вен­ник был. Но това­ри­щи друж­но
Напе­ре­рыв меня ста­ли удер­жи­вать мяг­кою речью:
— Бого­рож­ден­ный, пус­кай он оста­нет­ся, если поз­во­лишь,
На бере­гу близ суд­на, пус­кай его здесь охра­ня­ет.

Нас же, дру­гих, поведи к свя­щен­но­му дому Цир­цеи. —
Так ска­за­ли они и пошли от суд­на и от моря.
На бере­гу близ суд­на Еври­лох не остал­ся, одна­ко, —
Сле­дом пошел, мое­го испу­гав­шись ужас­но­го гне­ва.
Спут­ни­ков наших, в жили­ще Цир­цеи остав­ших­ся, чисто

Вымы­ла в ванне боги­ня и мас­лом натер­ла бле­стя­щим,
После наде­ла на них шер­стя­ные пла­щи и хито­ны.
Мы их заста­ли сидя­щи­ми в зале за пиром бога­тым.
Толь­ко что все, повстре­чав­шись, в лицо увида­ли друг дру­га,
Скорб­но они зары­да­ли и сто­на­ми дом огла­си­ли.

Близ­ко став предо мною, боги­ня богинь мне ска­за­ла:
— Бого­рож­ден­ный герой Лаэр­тид, Одис­сей хит­ро­ум­ный!
Сле­зы и горест­ный плач пре­кра­ти­те вы. Знаю сама я,
Сколь­ко вы бед пре­тер­пе­ли в водах мно­го­рыб­но­го моря,
Сколь­ко вреда при­нес­ли вам враж­деб­ные люди на суше.

Сядь­те теперь за еду и вино рас­пи­вай­те, покуда
Сно­ва в груди у себя вы преж­ний свой дух обре­те­те, —
Тот, с каким вы когда-то поки­ну­ли зем­лю род­ную
Вашей ска­ли­стой Ита­ки. Теперь, изну­рен­ные духом,
Роб­кие, толь­ко о тяж­ких ски­та­ньях вы помни­те, серд­цем

Вся­кую радость забыв: ведь бед вы позна­ли нема­ло. —
Так ска­за­ла. Ее мы послу­ша­лись серд­цем отваж­ным.
Дни напро­лет у нее мы в тече­ние цело­го года
Ели обиль­ное мясо и слад­ким вином уте­ша­лись.
Год нако­нец мино­вал, и Оры свой круг совер­ши­ли,

Месяц за меся­цем сгиб, и длин­ные дни воро­ти­лись.
Вызва­ли тут меня как-то това­ри­щи все и ска­за­ли:
— Вспом­ни, несчаст­ный, хотя бы теперь об отчизне люби­мой,
Раз уж судь­бою тебе спа­стись суж­де­но и вер­нуть­ся
В дом твой с высо­кою кров­лей и в милую зем­лю род­ную. —

Так мне ска­за­ли, и я их послу­шал­ся серд­цем отваж­ным.
Целый мы день напро­лет до заше­ст­вия солн­ца сиде­ли,
Ели обиль­но мы мясо и слад­ким вином уте­ша­лись.
Солн­це меж тем зака­ти­лось, и сумрак спу­стил­ся на зем­лю.
Спут­ни­ки спать улег­лись в тени­стых поко­ях чер­то­га.

Я же, к Цир­цее взой­дя на пре­крас­ное ложе, коле­ни
Обнял ее и молил. И слух пре­кло­ни­ла боги­ня.
Так со сло­ва­ми кры­ла­ты­ми я обра­тил­ся к Цир­цее:
— Дан­ное мне обе­ща­нье испол­ни, Цир­цея, — в отчиз­ну
Нас ото­шли. Уже рву­ся я духом домой воз­вра­тить­ся,

Как и това­ри­щи все, кото­рые серд­це мне губят,
Тяж­ко горюя вокруг, как толь­ко ты прочь уда­лишь­ся. —
Так я ска­зал. И боги­ня богинь мне отве­ти­ла тот­час:
— Бого­рож­ден­ный герой Лаэр­тид, Одис­сей хит­ро­ум­ный!
Нет, пусть никто про­тив воли в моем не оста­нет­ся доме.

Рань­ше, одна­ко, дру­гую доро­гу свер­шить вам при­дет­ся, —
Съездить в жили­ще Аида и Пер­се­фо­неи ужас­ной.
Дол­жен ты там вопро­сить Тире­сия фивско­го душу, —
Стар­ца сле­по­го, про­вид­ца, кото­ро­го ум сохра­нил­ся.
Разум удер­жан ему Пер­се­фо­ной и мерт­во­му. Души

Про­чих умер­ших пор­ха­ют в жили­ще Аида, как тени. —
Так ска­за­ла — и мне мое милое серд­це раз­би­ла.
Пла­кал я, сидя в посте­ли, и серд­це мое не жела­ло
Боль­ше жить на зем­ле и видеть сия­ние солн­ца.
Дол­го в посте­ли катал­ся и пла­кал я. Этим насы­тясь,

Я, отве­чая Цир­цее, такое ей сло­во про­мол­вил:
— Кто же меня, о Цир­цея, про­во­дит такою доро­гой?
Не дости­гал еще цар­ства Аида корабль ни еди­ный. —
Так я ска­зал. И боги­ня богинь мне отве­ти­ла тот­час:
— Бого­рож­ден­ный герой Лаэр­тид, Одис­сей хит­ро­ум­ный!

Не бес­по­кой­ся о том, кто вас через море про­во­дит.
Мач­ту толь­ко поставь, рас­пу­сти пару­са и спо­кой­но
Можешь сидеть. Дуно­ве­нье Борея корабль поне­сет ваш.
Пере­плы­вешь нако­нец тече­нья реки Оке­а­на.
Берег там низ­кий увидишь, на нем Пер­се­фо­ни­на роща

Из топо­лей чер­но­лист­ных и ветел, теря­ю­щих семя.
Близ Оке­а­на глу­бо­ко­пу­чин­но­го суд­но оста­вив,
Сам ты к затх­ло­му цар­ству Аидо­ву шаг свой напра­вишь.
Там впа­да­ет Пириф­ле­ге­тон в Ахе­рон­то­вы воды
Вме­сте с Коци­том, а он рука­вом ведь явля­ет­ся Стикса.

Соеди­ня­ют­ся воз­ле ска­лы два реву­щих пото­ка.
Слу­шай с вни­ма­ньем: как толь­ко туда ты, герой, добе­решь­ся,
Выко­пай яму, чтоб в локоть была шири­ной и дли­ною,
И на краю ее всем мерт­ве­цам совер­ши воз­ли­я­нье —
Рань­ше медо­вым напит­ком, потом вином медо­слад­ким

И напо­сле­док — водой. И ячной посыпь все мукою.
Гла­вам бес­силь­ным умер­ших моль­бу при­не­си с обе­ща­ньем,
В дом свой вер­нув­шись, коро­ву бес­плод­ную, луч­шую в ста­де,
В жерт­ву при­несть им и мно­го в костер дра­го­цен­но­стей бро­сить.
Стар­цу ж Тире­сию — в жерт­ву при­несть одно­му лишь, отдель­но,

Чер­но­го сплошь, наи­бо­ле пре­крас­но­го в ста­де бара­на.
Слав­ное пле­мя умер­ших молит­вой почтив­ши, овцу ты
Чер­ную вме­сте с бара­ном над ямою в жерт­ву зарежь им,
Пово­ро­тив их к Эре­бу и в сто­ро­ну сам отвер­нув­шись
По направ­ле­нью к тече­ньям реки Оке­а­на. Тот­час же

Мно­же­ство явит­ся душ мерт­ве­цов, рас­про­щав­ших­ся с жиз­нью.
Ты немед­ля тогда това­ри­щам дай при­ка­за­нье,
Чтобы тот скот, что лежит там, заре­зан­ный гибель­ной медью,
Шку­ры содрав­ши, сожгли и молит­вы свои воз­нес­ли бы
Мощ­но­му богу Аиду и Пер­се­фо­нее ужас­ной.

Сам же выта­щи меч мед­но­ост­рый и, сев­ши у ямы,
Не поз­во­ляй ни одной из бес­силь­ных теней при­бли­жать­ся
К кро­ви, покуда отве­та не даст на вопро­сы Тире­сий.
Явит­ся он пред тобой, пове­ли­тель наро­дов, немед­ля.
Все он тебе про доро­гу рас­ска­жет, и будет ли долог

Путь к воз­вра­ще­нью домой по обиль­но­му рыба­ми морю. —
Так гово­ри­ла. При­шла меж­ду тем зла­тотрон­ная Эос.
Плащ мне Цир­цея тогда пода­ла и хитон, чтоб одеть­ся.
Ним­фа ж сама облек­лась в сереб­ри­стое длин­ное пла­тье,
Тон­кое, мяг­кое, — пояс пре­крас­ный на бед­ра наде­ла,

Весь золо­той, на себя покры­ва­ло наки­ну­ла свер­ху.
Встал я, пошел через дом и начал това­ри­щей спя­щих
Мяг­ко будить ото сна, ста­но­вясь воз­ле каж­до­го мужа:
— Будет хра­петь вам, дру­зья, слад­чай­ше­му сну отда­ва­ясь!
В путь нам пора. Мне Цир­цея цари­ца дала ука­за­нья! —

Так им ска­зал я. И духом отваж­ным они под­чи­ни­лись.
Но и оттуда не всех невреди­мы­ми выве­сти смог я.
Юно­ша был на моем кораб­ле, Ель­пе­нор, не чрез­мер­но
Храб­рый в бою и умом средь дру­гих выда­вав­ший­ся мало.
Силь­но под­вы­пив­ши, он, уда­лясь от дру­гих, для про­хла­ды

Спать улег­ся на кры­ше свя­щен­но­го дома Цир­цеи.
Сбо­ры услы­шав в доро­гу, това­ри­щей говор и кри­ки,
На ноги он оша­ле­ло вско­чил, поза­быв­ши, что долж­но
Было назад ему, к спус­ку на лест­ни­цу, шаг свой напра­вить;
Он же впе­ред поспе­шил, сорвал­ся и, уда­рясь затыл­ком

Оземь, сло­мал позво­нок, и душа отле­те­ла к Аиду.
После того как из дома това­ри­щи вышли, ска­зал я:
— Вы пола­га­е­те, ехать отсюда домой нам при­дет­ся,
В зем­лю род­ную? Цир­цея дру­гой пред­на­зна­чи­ла путь нам:
Едем мы в цар­ство Аида и Пер­се­фо­неи ужас­ной.

Душу долж­ны вопро­сить мы Тире­сия, фивско­го стар­ца. —
Так я ска­зал. И раз­би­лось у спут­ни­ков милое серд­це.
Сели на зем­лю они, и рыда­ли, и воло­сы рва­ли.
Не полу­чи­ли, одна­ко, от слез про­ли­вае­мых поль­зы.
Тою порою, как шли к кораб­лю мы и к бере­гу моря

С тяж­кой печа­лью на серд­це, роняя обиль­ные сле­зы,
Пред кораб­лем нашим чер­ным вне­зап­но яви­лась Цир­цея
И близ него при­вя­за­ла бара­на и чер­ную овцу,
Мимо лег­ко, неза­мет­но прой­дя. Если бог не жела­ет,
Кто его может увидеть гла­за­ми, куда б ни пошел он?»

 

«После того как при­шли к кораб­лю мы и к бере­гу моря,
Преж­де все­го мы корабль на свя­щен­ное море спу­сти­ли,
Мач­ту потом с пару­са­ми в корабль уло­жи­ли наш чер­ный,
Так­же овцу погру­зи­ли с бара­ном, под­ня­лись и сами

С тяж­кой печа­лью на серд­це, роняя обиль­ные сле­зы.
Был вослед кораб­лю чер­но­но­со­му ветер попут­ный,
Парус взду­ваю­щий, доб­рый това­рищ, нам послан Цир­це­ей
В косах пре­крас­ных, боги­ней ужас­ною с речью люд­скою.
Мач­ту поста­вив и сна­сти нала­див­ши все, в кораб­ле мы

Сели. Его направ­лял толь­ко ветер попут­ный да корм­чий.
Были весь день пару­са путе­вод­ным дыха­ни­ем пол­ны.
Солн­це тем вре­ме­нем село, и тенью покры­лись доро­ги.
Мы нако­нец Оке­ан пере­плы­ли глу­бо­ко теку­щий.
Там стра­на и город мужей ким­ме­рий­скихΔ. Все­гдаш­ний

Сумрак там и туман. Нико­гда све­то­нос­ное солн­це
Не осве­ща­ет луча­ми людей, насе­ля­ю­щих край тот,
Зем­лю ль оно покида­ет, всту­пая на звезд­ное небо,
Или спус­ка­ет­ся с неба, к зем­ле направ­ля­ясь обрат­но.
Ночь зло­ве­щая пле­мя бес­счаст­ных людей окру­жа­ет.

К бере­гу там мы при­ста­ли и, взяв­ши овцу и бара­на,
Дви­ну­лись вдоль по тече­нью реки Оке­а­на, покуда
К месту тому не при­шли, о кото­ром ска­за­ла Цир­цея.
Жерт­вен­ный скот я дер­жать Три­меду велел с Еври­ло­хом,
Сам же, мед­ный отто­чен­ный меч свой извлек­ши из ножен,

Выко­пал яму. Была шири­ной и дли­ной она в локоть.
Всем мерт­ве­цам воз­ли­я­нье свер­шил я над этою ямой —
Рань­ше медо­вым напит­ком, потом — вином медо­слад­ким
И напо­сле­док — водой. И ячной посы­пал мукою.
Гла­вам бес­силь­ных умер­ших молит­ву воз­нес я с обе­том,

В дом свой вер­нув­шись, коро­ву бес­плод­ную, луч­шую в ста­де,
В жерт­ву при­несть им и мно­го в костер дра­го­цен­но­стей бро­сить,
Стар­цу ж Тире­сию — в жерт­ву при­несть одно­му лишь, отдель­но,
Чер­но­го сплошь, наи­бо­ле пре­крас­но­го в ста­де бара­на.
Дав­ши обет и почтив­ши молит­ва­ми пле­мя умер­ших,

Взял я бара­на с овцой и над самою ямой заре­зал.
Чер­ная кровь поли­лась. Поки­нув­ши нед­ра Эре­ба,
К яме сле­те­ли­ся души людей, рас­про­щав­ших­ся с жиз­нью.
Жен­щи­ны, юно­ши, стар­цы, нема­ло видав­шие горя,
Неж­ные девуш­ки, горе познав­шие толь­ко впер­вые,

Мно­же­ство пав­ших в жесто­ких сра­же­ньях мужей, в нане­сен­ных
Ост­ры­ми копья­ми ранах, в про­би­тых кро­ва­вых доспе­хах.
Все это мно­же­ство мерт­вых сле­те­лось на кровь ото­всюду
С кри­ком чудо­вищ­ным. Блед­ный объ­ял меня ужас. Тот­час же
Я при­ка­за­ние быв­шим со мною това­ри­щам отдал,

Что б со скота, что лежал заре­зан­ный гибель­ной медью,
Шку­ры содра­ли, а туши сожгли, и моли­лись бы жар­ко
Мощ­но­му богу Аиду и Пер­се­фо­нее ужас­ной.
Сам же я, выта­щив меч мед­но­ост­рый и сев­ши у ямы,
Не поз­во­лял ни одной из бес­силь­ных теней при­бли­жать­ся

К кро­ви, покуда отве­та не дал на вопро­сы Тире­сий.
Пер­вой душа Ель­пе­но­ра-това­ри­ща к яме яви­лась.
Не был еще похо­ро­нен в зем­ле он широ­ко­до­рож­ной:
Тело оста­ви­ли мы неопла­кан­ным, непо­гре­бен­ным
Там, у Цир­цеи в дому: тогда не до это­го было.

Жалость мне серд­це взя­ла, и сле­зы из глаз поли­ли­ся.
Я, обра­тив­шись к нему, сло­ва окры­лен­ные мол­вил:
— Как ты успел, Ель­пе­нор, сой­ти в этот сумрак под­зем­ный?
Пеший, ско­рее ты при­был, чем я в кораб­ле моем чер­ном. —
Так я ска­зал. И про­рвав­шись рыда­нья­ми, он мне отве­тил:

— Бого­рож­ден­ный герой Лаэр­тид, Одис­сей мно­го­хит­рый!
Боже­ской злою судь­бой и чрез­мер­ным вином я погуб­лен.
Спав­ши на кры­ше Цир­цеи, совсем поза­был я, что долж­но
Было обрат­но мне, к спус­ку на лест­ни­цу, шаг свой напра­вить.
Я же впе­ред поспе­шил, сорвал­ся и, уда­рясь затыл­ком

Оземь, сло­мал позво­нок, и душа отле­те­ла к Аиду.
Ради тех, кто отсут­ст­ву­ет здесь, кто дома остал­ся,
Ради отца тво­е­го, что вскор­мил тебя, ради супру­ги,
Ради сына, кото­рый один в тво­ем доме остал­ся!
Знаю ведь я, что отсюда, из дома Аида, уехав,

Проч­ный корабль ты обрат­но на ост­ров Ээю напра­вишь.
Вспом­ни же там обо мне, умо­ляю тебя, пове­ли­тель!
Не остав­ляй меня там неопла­кан­ным, непо­гре­бен­ным,
В путь отправ­ля­ясь домой, — чтобы божье­го гне­ва не вызвать.
Труп мой с доспе­ха­ми вме­сте, про­шу я, пре­дай­те сожже­нью,

Холм надо мною насыпь­те могиль­ный близ моря седо­го,
Чтоб гово­рил он и даль­ним потом­кам о муже бес­счаст­ном.
Прось­бу испол­ни мою и вес­ло водру­зи над моги­лой
То, кото­рым живой я греб средь това­ри­щей милых. —
Так гово­рил он. И я, ему отве­чая, про­мол­вил:

— Все, несчаст­ли­вец, о чем попро­сил ты, свер­шу и испол­ню. —
Так, меж собою печаль­ный ведя раз­го­вор, мы сиде­ли:
Меч протя­нув обна­жен­ный над ямою, кровь охра­нял я,
При­зрак же все про­дол­жал гово­рить, за ямою стоя.
Вдруг ко мне подо­шла душа Анти­клеи умер­шей,

Мате­ри милой моей, Авто­ли­ком отваж­ным рож­ден­ной.
В Трою в поход отправ­ля­ясь, ее я оста­вил живою.
Жалость мне серд­це взя­ла, и сле­зы из глаз пока­ти­лись.
Все же, хотя и скор­бя, ей пер­вой при­бли­зить­ся к кро­ви
Я не поз­во­лил, пока­мест Тире­сий не дал мне отве­та.

В это вре­мя душа Тире­сия стар­ца яви­лась,
Ски­петр дер­жа золо­той; узна­ла меня и ска­за­ла:
— Бого­рож­ден­ный герой Лаэр­тид, Одис­сей мно­го­хит­рый!
О несчаст­ли­вец, зачем ты сия­ние солн­ца поки­нул,
Чтобы печаль­ную эту стра­ну и умер­ших увидеть?

Но отой­ди же от ямы, свой меч отло­жи отто­чен­ный,
Чтобы мне кро­ви напить­ся и всю тебе прав­ду поведать. —
Так гово­рил он. И в нож­ны вло­жив­ши свой меч среб­ро­гвозд­ный,
В сто­ро­ну я ото­шел. Когда без­упреч­ный про­видец
Чер­ной кро­ви напил­ся, такие сло­ва мне ска­зал он:

— О воз­вра­ще­нии слад­ком домой, Одис­сей, ты меч­та­ешь.
Труд­ным тебе его сде­ла­ет бог. Забыть он не может,
Что при­чи­нил ты ему, и гне­вом пыла­ет жесто­ким,
Зло­бясь, что мило­го сына его осле­пил ты. Одна­ко
Даже при этом, хоть мно­го стра­дав­ши, домой вы вер­не­тесь,

Если себя и това­ри­щей ты обузда­ешь в то вре­мя,
Как, пере­плыв на сво­ем кораб­ле вин­но-черм­ное море,
К ост­ро­ву ты Три­на­крии при­ста­нешь и, вый­дя на сушу,
На поле жир­ных увидишь овец и коров Гелиоса,
Свет­ло­го бога, кото­рый все видит на све­те, все слы­шит.

Если, о родине пом­ня, ты рук на ста­да не нало­жишь,
Все вы в Ита­ку вер­не­тесь, хоть бед­ст­вий пре­тер­пи­те мно­го.
Если же тро­нешь ста­да — и тебе пред­ве­щаю я гибель,
И кораб­лю, и това­ри­щам всем. Ты смер­ти избег­нешь,
Но после мно­гих лишь бед, поте­ряв­ши това­ри­щей, в дом свой

Позд­но в чужом кораб­ле вер­нешь­ся и встре­тишь там горе:
Буй­ных мужей, доб­ро у тебя рас­то­чаю­щих наг­ло;
Сва­та­ют в жены они Пене­ло­пу, сулят ей подар­ки.
Ты, воро­тив­шись домой, за наси­лия их ото­мстишь им.
После того как в дому у себя жени­хов пере­бьешь ты

Гибель­ной медью, — откры­то иль хит­ро­стью, — сно­ва отправь­ся
Стран­ст­во­вать, выбрав вес­ло по руке, и стран­ст­вуй, доко­ле
В край не при­будешь к мужам, кото­рые моря не зна­ют,
Пищи сво­ей нико­гда не солят, нико­гда не вида­ли
Пур­пур­но­ще­ких судов, не вида­ли и сде­лан­ных проч­но

Весел, кото­рые в море судам нашим кры­лья­ми слу­жат.
При­знак тебе сооб­щу я надеж­ней­ший, он не обманет:
Если пут­ник дру­гой, с тобой повстре­чав­ший­ся, ска­жет,
Что на бле­стя­щем пле­че ты лопа­ту для вея­нья дер­жишь, —
Тут же в зем­лю воткни вес­ло свое проч­ной работы,

И каба­на, что сви­ней покры­ва­ет, быка и бара­на
Жерт­вой пре­крас­ной зарежь коле­ба­те­лю недр Посей­до­ну,
И воз­вра­щай­ся домой, и свя­тые свер­ши гека­том­бы
Веч­но живу­щим богам, вла­де­ю­щим небом широ­ким,
Всем по поряд­ку. Тогда не средь волн разъ­ярен­но­го моря

Тихо смерть на тебя низой­дет. И, настиг­ну­тый ею,
В ста­ро­сти свет­лой спо­кой­но умрешь, окру­жен­ный все­об­щим
Сча­стьем наро­дов тво­их. Все сбудет­ся так, как ска­зал я. —
Так гово­рил он. И я, ему отве­чая, про­мол­вил:
— Жре­бий этот, Тире­сий, мне сами назна­чи­ли боги.

Ты же теперь мне ска­жи, ниче­го от меня не скры­вая:
Вижу я тут пред собою скон­чав­шей­ся мате­ри душу.
Мол­ча она воз­ле кро­ви сидит и как буд­то не сме­ет
Сыну в лицо посмот­реть и завесть раз­го­вор с ним. Ска­жи же,
Как это сде­лать, вла­ды­ка, чтоб мать моя сына узна­ла? —

Так гово­рил я. И, мне отве­чая, тот­час же ска­зал он:
— Лег­кое сло­во тебе я ска­жу, и его ты запом­ни.
Тот из про­стив­ших­ся с жиз­нью умер­ших, кому ты поз­во­лишь
К кро­ви при­бли­зить­ся, станет рас­ска­зы­вать все, что ни спро­сишь.
Тот же, кому подой­ти запре­тишь, уда­лит­ся обрат­но. —

Так мне ска­за­ла душа вла­ды­ки Тире­сия стар­ца
И, про­ри­ца­ние дав, уда­ли­лась в оби­тель Аида.
Я же на месте остал­ся у ямы и ждал, чтобы к чер­ной
Кро­ви при­бли­зи­лась мать и испи­ла ее. Напи­ла­ся
Кро­ви она и печаль­но ко мне обра­ти­ла­ся с речью:

— Сын мой, как ты добрал­ся сюда, в этот сумрак под­зем­ный,
Будучи жив? Нелег­ко живо­му все это увидеть.
Реки меж вами и нами вели­ки, тече­нья ужас­ны,
Преж­де все­го — Оке­ан; чрез него пере­брать­ся не может
Пеший никак, если проч­но­го он кораб­ля не име­ет.

Или из Трои теперь лишь, так дол­го в морях проски­тав­шись,
При­был сюда ты с сво­и­ми людь­ми и суд­ном? Неуже­ли
Ты еще не был в Ита­ке, жены сво­ей, дома не видел? —
Так гово­ри­ла она. И, ей отве­чая, ска­зал я:
— Милая мать, при­веден я в оби­тель Аида нуж­дою.

Мне вопро­сить надо было Тире­сия Фивско­го душу.
Не при­бли­жал­ся еще я к ахей­ской стране, на род­ную
Зем­лю свою не сту­пал. Все вре­мя в стра­да­ньях ски­та­юсь
С самой поры, как повел Ага­мем­нон боже­ст­вен­ный всех нас
В коне­бо­га­тую Трою сра­жать­ся с сына­ми тро­ян­цев.

Вот что, одна­ко, ска­жи, и ска­жи совер­шен­но прав­ди­во:
Что за Кера тебя всех печа­ля­щей смер­ти сми­ри­ла?
Дол­гой болез­нью ль была ты настиг­ну­та, иль Арте­ми­да
Неж­ной стре­лою сво­ею, при­бли­зясь, тебя умерт­ви­ла?
Так­же ска­жи об отце и о сыне, поки­ну­тых мною,

Всё ли в руках их нахо­дит­ся власть иль теперь обла­да­ет
Ею дру­гой уж, и дума­ют все, что домой не вер­нусь я?
О настро­е­ньях и мыс­лях закон­ной жены рас­ска­жи мне:
Дома ль она оста­ет­ся близ сына и все охра­ня­ет
Или на ней уж ахе­ец какой-нибудь знат­ный женил­ся? —

Так я ска­зал. И почтен­ная мать мне отве­ти­ла тот­час:
— Дер­жит­ся стой­ко и твер­до супру­га твоя Пене­ло­па
В доме тво­ем. В бес­ко­неч­ной печа­ли, в сле­зах непре­рыв­ных
Дол­гие дни она там и бес­сон­ные ночи про­во­дит.
Не пере­шел ни к кому еще сан твой пре­крас­ный. Спо­кой­но

Сын твой вла­де­ет уде­лом сво­им, при­ни­ма­ет уча­стье
В пир­ше­ствах общих, как мужу, тво­ря­ще­му суд, подо­ба­ет.
Все при­гла­ша­ют его. Отец же твой боль­ше не ходит
В город, в деревне живет у себя. Ни хоро­шей кро­ва­ти,
Ни оде­я­ла ста­рик не име­ет, ни мяг­ких поду­шек.

В зим­нюю пору он в доме ночу­ет с раба­ми сво­и­ми
В пеп­ле, вбли­зи оча­га, покрыв­шись убо­гой одеж­дой.
В теп­лую ж пору, как лето при­дет иль цве­ту­щая осень,
Он в вино­град­ном саду, где попа­ло, на склоне отло­гом
Кучу листьев опав­ших себе нагре­бет для посте­ли, —

Там и лежит. И взды­ха­ет, печа­ли сво­ей отда­ва­ясь,
Все ожидая тебя. Безот­рад­но он ста­рость про­во­дит.
Так же и я вот погиб­ла, и час пора­зил меня смерт­ный.
Но не в доме моем Арте­ми­да, стре­лок даль­но­зор­кий,
Неж­ной стре­лою сво­ей, подо­шед­ши, меня умерт­ви­ла.

Не от болез­ни я так­же погиб­ла, кото­рая часто,
Силы людей исто­щая, из чле­нов их дух изго­ня­ет.
Нет, тос­ка по тебе, твой разум и мяг­кая кротость
Отня­ли сла­дост­ный дух у меня, Одис­сей бла­го­род­ный! —
Так гово­ри­ла. Разду­мал­ся я, и при­шло мне жела­нье

Душу рука­ми обнять скон­чав­шей­ся мате­ри милой.
Три­жды бро­сал­ся я к ней, обнять поры­ва­ясь рука­ми.
Три­жды она от меня усколь­за­ла, подоб­ная тени
Иль сно­виде­нью. И все ста­но­ви­лось ост­рей мое горе.
Гром­ко позвал я ее и сло­ва окры­лен­ные мол­вил:

— Мать, что бежишь ты, как толь­ко тебя я схва­тить соби­ра­юсь,
Чтоб и в жили­ще Аида, обняв­ши друг дру­га рука­ми,
Оба с тобою мог­ли насла­дить­ся мы горест­ным пла­чем?
Иль это при­зрак посла­ла пре­слав­ная Пер­се­фо­нея
Лишь для того, чтоб мое усу­гу­бить вели­кое горе? —

Так я ска­зал. И почтен­ная мать мне отве­ти­ла тот­час:
— Сын доро­гой мой, меж все­ми людь­ми наи­бо­ле несчаст­ный!
Зев­со­ва дочь Пер­се­фо­на тебя обма­нуть не жела­ет.
Но тако­ва уж судь­ба всех смерт­ных, какой бы ни умер:
В нем сухо­жи­лья­ми боль­ше не свя­за­но мясо с костя­ми;

Все пожи­ра­ет горя­ще­го пла­ме­ни мощ­ная сила,
Толь­ко лишь белые кости поки­нут­ся духом; душа же,
Выле­тев, как сно­виде­нье, туда и сюда запор­ха­ет.
Но поста­рай­ся вер­нуть­ся на свет поско­рее и помни,
Что я ска­за­ла, чтоб все рас­ска­зать при свида­ньи супру­ге. —

Так мы бесе­ду вели. Предо мною яви­лись вне­зап­но
Жен­щи­ны. Высла­ла их Пер­се­фо­на пре­слав­ная. Были
Жены и доче­ри это дав­но уж умер­ших геро­ев.
К яме они под­бе­жа­ли и чер­ную кровь обсту­пи­ли.
Я же разду­мы­вал, как бы мне всех рас­спро­сить их отдель­но.

Вот наи­луч­шим какое реше­ние мне пока­за­лось:
Вынув из ножен с бед­ра муску­ли­сто­го меч мед­но­ост­рый,
Я не поз­во­лил им к кро­ви при­бли­зить­ся всею тол­пою.
Пооче­ред­но они под­хо­ди­ли и все о потом­стве
Мне сооб­ща­ли сво­ем. Я рас­спра­ши­вал их по поряд­ку.

Преж­де дру­гих подо­шла бла­го­род­но­рож­ден­ная Тиро
И про себя рас­ска­за­ла, что на свет она роди­ла­ся
От Сал­мо­нея, сама же — жена Эолида Кре­фея.
Страсть заро­дил Ени­пей в ней боже­ст­вен­ный, самый пре­крас­ный
Меж­ду пото­ков дру­гих, по зем­ле свои воды стру­я­щих.

Часто она при­хо­ди­ла к пре­крас­ным стру­ям Ени­пея.
Образ при­няв­ши его, Зем­ледер­жец, Зем­ли Коле­ба­тель,
В устьи пото­ка того, водо­вер­тью бога­то­го, лег с ней.
Воды пур­пур­ные их обсту­пи­ли горой и, навис­ши
Сво­дом над ними, и бога и смерт­ную жен­щи­ну скры­ли.

Девуш­ку в сон погру­зив, раз­вя­зал он ей дев­ст­вен­ный пояс.
После того как свое вожде­ле­нье на ней уто­лил он,
Бог ее за руку взял, и по име­ни назвал, и мол­вил:
— Радуй­ся, жен­щи­на, нашей люб­ви! По про­ше­ст­вии года
Слав­ных родишь ты детей, ибо ложе бес­смерт­но­го бога

Быть не может бес­плод­ным. А ты вос­пи­тай и вскор­ми их.
В дом свой теперь воро­тись, но смот­ри, назы­вать опа­сай­ся
Имя мое! Пред тобой Посей­дон, сотря­саю­щий зем­лю. —
Так ска­зав, погру­зил­ся в вол­на­ми кипев­шее море.
Пелия Тиро, зачав­ши, на свет роди­ла и Нелея.

Сде­ла­лись оба они слу­га­ми могу­чи­ми Зев­са.
Пилос пес­ча­ный достал­ся Нелею. Бога­тый ста­да­ми
Пелий Иол­ком вла­дел, хоро­вы­ми пло­щад­ка­ми слав­ным.
Кро­ме того, роди­ла цари­ца средь жен и Кре­фею,
Ами­фа­о­на, бой­ца с колес­ни­цы, Эсо­на, Фере­та.

После нее Антио­пу увидел я, дочерь Асо­па.
Мне хва­ли­лась она, что объ­я­тия Зев­са позна­ла
И роди­ла ему двух сыно­вей, Амфи­о­на и Зефа.
Пер­вые были они осно­ва­те­ли Фив семи­врат­ных
И обнес­ли их сте­ной: хоть, могу­чие, жить без при­кры­тья

В Фивах они не мог­ли, хоро­вы­ми пло­щад­ка­ми слав­ных.
Амфи­т­ри­о­но­ву после жену я увидел Алк­ме­ну.
Ею Геракл был рож­ден дерз­но­вен­ней­ший, льви­ное серд­це,
После того как с Зеве­сом она соче­та­лась в объ­я­тьях.
Дочь Кре­он­та бес­страш­но­го с ней я увидел, Мега­ру.

Мужем был ей Геракл, могу­че­стью всех пре­взо­шед­ший.
После того Епи­ка­сту, пре­крас­ную матерь Эди­па,
Видел я. Страш­ное дело она по незна­нью свер­ши­ла:
Вышла замуж за сына. Отца умерт­вил он и в жены
Мать свою взял. Но тот­час же об этом людей пове­сти­ли

Боги. Но все ж, и стра­да­нья тер­пя, в воз­люб­лен­ных Фивах
Цар­ст­во­вать он про­дол­жал губи­тель­ным божьим реше­ньем.
Мать же в оби­тель Аида-при­врат­ни­ка, мощ­но­го бога,
Соб­ст­вен­ной волей сошла, на бал­ке пове­сив­шись в пет­ле,
Взя­тая горем. Ему же оста­ви­ла беды, какие

От мате­рин­ских эрин­ний в оби­льи людей пости­га­ют.
Так­же Хло­риду пре­крас­ную там я увидел. Когда-то
За кра­соту ее взял себе в жены Нелей, запла­тив­ши
Выкуп несчет­ный. Была она млад­шая дочь Амфи­о­на,
Сына Иасия; цар­ст­во­вал он в Орхо­мене миний­ском.

В Пило­се став­ши цари­цей, детей роди­ла она слав­ных —
Несто­ра, Хро­мия, Пери­к­ли­ме­на, бес­страш­но­го в бит­вах,
Мощ­ную так­же Перо роди­ла она, диво меж смерт­ных.
Сва­та­лись к ней все соседи. Одна­ко Нелей согла­шал­ся
Толь­ко тому ее дать, кто суме­ет угнать из Фила­ки

Ста­до коров кру­то­ро­гих Ифик­ла, слав­но­го силой.
Труд­но их было угнать. Лишь один без­упреч­ный гада­тель
Их обе­щал­ся добыть. Но настиг­ла его при попыт­ке
Злая судь­ба боже­ства — пас­ту­хи и тяже­лые узы.
Месяц один за дру­гим про­те­кал, и дни убе­га­ли,

Год свой круг совер­шил, и сно­ва вес­на воро­ти­лась.
Тут на сво­бо­ду его отпу­сти­ла Ифи­к­ло­ва сила:
Все он ему пред­ска­зал, и реше­ние Зев­са свер­ши­лось.
После того я и Леду увидел, жену Тин­да­рея.
От Тин­да­рея у ней роди­ли­ся два сына могу­чих —

Кастор, коней укро­ти­тель, с кулач­ным бой­цом Полидев­ком.
Оба зем­лею они жиз­недар­ною взя­ты живы­ми
И под зем­лею от Зев­са вели­ко­го почесть име­ют:
День они оба живут и на день потом уми­ра­ют.
Честь наравне им с бога­ми обо­им доста­лась на долю.

Ифи­медею, жену Ало­ея, потом я увидел.
Мне рас­ска­за­ла она, что сошлась с Посей­до­ном-вла­ды­кой.
Два у ней сына на свет роди­лись — крат­ко­веч­ные оба, —
Слав­ный везде Эфи­альт и От, на бес­смерт­ных похо­жий.
Щед­рая поч­ва обо­их вскор­ми­ла высо­ки­ми ростом.

Слав­но­му лишь Ори­о­ну они в кра­со­те усту­па­ли.
Толь­ко девять им мину­ло лет — шири­ной они были
В девять лок­тей, в выши­ну ж девя­ти саже­ней дости­га­ли.
Даже бес­смерт­ным богам гро­зи­ли они дерз­но­вен­но
Весь запол­нить Олимп сума­то­хой вой­ны мно­го­бур­ной.

Оссу они на Олимп взгро­моздить соби­ра­лись, шумя­щий
Лесом густым Пели­он — на Оссу, чтоб неба достиг­нуть.
Если б успе­ли они воз­му­жать, то и сде­ла­ли б это.
Но умерт­вил их обо­их рож­ден­ный Лето пыш­но­куд­рой
Зев­сов сын до того, как зацвел под вис­ка­ми у бра­тьев

Лег­кий пушок, под­бо­род­ки же их воло­са­ми покры­лись.
Фед­ру, Про­к­риду пре­крас­ную я увидал, Ари­ад­ну,
Дочь коз­но­дея Мино­са, кото­рую с Кри­та когда-то
Вез с собою Тезей на свя­щен­ный акро­поль афин­ский,
Но не успел насла­дить­ся — уби­ла ее Арте­ми­да

По обви­не­нью ее Дио­ни­сом на ост­ро­ве Дие.
Мэру я видел, Климе­ну с ужас­ной для всех Эри­фи­лой,
Цен­ное золо­то в дар при­няв­шей за гибель супру­га.
Всех же не смог бы реши­тель­но я ни назвать, ни исчис­лить,
Сколь­ко там доче­рей и супруг я увидел геро­ев, —

Преж­де бес­смерт­ная б кон­чи­лась ночь. И дав­но уж пора мне
Спать, — на корабль ли пошед­ши к това­ри­щам, здесь ли остав­шись.
Мой же отъ­езд пусть будет заботою божьей и вашей».
Так он закон­чил. В глу­бо­ком мол­ча­нии гости сиде­ли.
Все в тени­стом чер­то­ге охва­че­ны были вос­тор­гом.

Тут бело­ру­кая так нача­ла гово­рить им Аре­та:
«Как вам, ска­жи­те, феа­ки, понра­вил­ся этот при­ше­лец
Видом и ростом высо­ким, внут­ри же — умом бла­го­род­ным?
Гость хотя он и мой, но все вы к той чести при­част­ны.
Вот поче­му не спе­ши­те его отправ­лять и не будь­те

Ску­пы в подар­ках. Ведь в них он нуж­да­ет­ся очень. У вас же
Мно­го накоп­ле­но дома богатств изво­ле­ньем бес­смерт­ных».
К ним обра­тил­ся потом и ста­рик Ехе­пей бла­го­род­ный,
Всех осталь­ных феа­кий­ских мужей пре­вы­шав­ший года­ми.
«Нет ниче­го, что бы шло про­тив помыс­лов наших и целей,

В том, что ска­за­ла цари­ца. Дру­зья, согла­сим­ся же с нею.
А поре­шить все и сде­лать — на то Алки­но­е­ва воля».
Вот что тогда Алки­ной, ему отве­чая, про­мол­вил:
«Все, что ска­за­но, будет на деле испол­не­но так же
Вер­но, как то, что я жив и что я феа­кий­ца­ми прав­лю.

Гость же пус­кай наш потер­пит. Хоть очень в отчиз­ну он рвет­ся,
Все же до зав­тра при­дет­ся ему подо­ждать, чтоб успел я
Все при­но­ше­нья собрать. Об его ж воз­вра­ще­ньи поду­мать —
Дело мужей, всех преж­де — мое, ибо я здесь вла­сти­тель».
И отве­чал Алки­ною царю Одис­сей мно­го­ум­ный:

«Царь Алки­ной, меж­ду всех феа­кий­ских мужей наи­луч­ший!
Если б еще мне и на год вы тут при­ка­за­ли остать­ся,
Чтобы поезд­ку устро­ить и слав­ных набрать мне подар­ков,
Я б согла­сил­ся охот­но: намно­го мне выгод­ней было б
С более пол­ны­ми в зем­лю отцов воз­вра­тить­ся рука­ми.

Был бы я боле тогда ува­жа­ем и был бы милее
Всем, кто увидит меня, когда я в Ита­ку вер­ну­ся».
Тот­час царь Алки­ной, ему отве­чая, про­мол­вил:
«Смот­рим мы на тебя, Одис­сей, — и никак не воз­мож­но
Думать, что лжец, про­хо­ди­мец пред нами, каких в изоби­льи

Чер­ная кор­мит зем­ля средь густо посе­ян­ных смерт­ных,
Наг­ло спле­таю­щих ложь, какой нико­му не рас­пу­тать.
Пре­лесть в сло­вах тво­их есть, и мыс­ли твои бла­го­род­ны.
Что ж до рас­ска­за о бедах тво­их и о бедах ахей­цев, —
Слов­но певец насто­я­щий, искус­ный рас­сказ свой ведешь ты!

Вот что, одна­ко, ска­жи, и ска­жи совер­шен­но прав­ди­во:
Видел кого-либо ты из това­ри­щей там бого­рав­ных,
Бив­ших­ся так­же под Тро­ей и участь свою там при­няв­ших?
Ночь эта очень длин­на, без кон­ца. И еще нам не вре­мя
Спать. Про­дол­жай же рас­сказ о чудес­ных тво­их при­клю­че­ньях.

Я до зари здесь боже­ст­вен­ной рад оста­вать­ся все вре­мя,
Если про беды свои мне рас­ска­зы­вать ты поже­ла­ешь».
И отве­чал Алки­ною царю Одис­сей мно­го­ум­ный:
«Царь Алки­ной, меж­ду всех феа­кий­ских мужей наи­луч­ший!
Вре­мя для длин­ных рас­ска­зов одно, для сна же — дру­гое.

Если, одна­ко, еще ты послу­шать жела­ешь, охот­но
И про дру­гое тебе рас­ска­жу, что гораздо пла­чев­ней, —
Про зло­клю­че­нья това­ри­щей тех, что позд­нее погиб­ли:
Из мно­го­стон­ных боев с тро­ян­ца­ми целы­ми вышли,
При воз­вра­ще­ньи ж погиб­ли ста­ра­нья­ми жен­щи­ны гнус­ной.

После того как рас­се­я­ла души всех жен сла­бо­силь­ных
Чистая Пер­се­фо­нея туда и сюда, появи­лась
Пере­до мною душа Ага­мем­но­на, сына Атрея,
Глядя печаль­но. Вокруг собра­ли­ся това­ри­щей души —
Всех, кто смерт­ную участь с ним при­нял в Эги­сто­вом доме.

Тот­час меня он узнал, как толь­ко увидел гла­за­ми.
Гром­ко запла­кал Атрид, про­ли­вая обиль­ные сле­зы,
Руки про­стер он, меня заклю­чить поры­ва­ясь в объ­я­тья.
Боль­ше, одна­ко же, не было в нем уж могу­чей и креп­кой
Силы, какою когда-то пол­ны были гиб­кие чле­ны.

Жалость мне серд­це взя­ла, и сле­зы из глаз поли­ли­ся.
Гром­ко к нему со сло­ва­ми кры­ла­ты­ми я обра­тил­ся:
— Слав­ный герой Атре­ид, вла­ды­ка мужей Ага­мем­нон!
Что за Кера тебя всех печа­ля­щей смер­ти сми­ри­ла?
Или тебя Посей­дон погу­бил в кораб­лях тво­их быст­рых,

Гроз­ную силу воз­двиг­нув сви­ре­по бушу­ю­щих вет­ров?
Или на суше тебя вра­ги погу­би­ли в то вре­мя,
Как ты отре­зать ста­рал­ся коро­вьи ста­да и ове­чьи
Или как жен­щин и город какой захва­тить домо­гал­ся? —
Так гово­рил я. Тот­час же он, мне отве­чая, про­мол­вил:

— Бого­рож­ден­ный герой Лаэр­тид, Одис­сей мно­го­хит­рый!
Не Посей­дон мне поги­бель послал в кораб­лях моих быст­рых,
Гроз­ную силу воз­двиг­нув сви­ре­по бушу­ю­щих вет­ров,
И не враж­деб­ные люди меня погу­би­ли на суше.
Смерть и несча­стье гото­вя, Эгист при­гла­сил меня в дом свой

И умерт­вил при посо­бьи супру­ги моей ока­ян­ной:
Стал уго­щать — и заре­зал, как режут быка воз­ле яслей.
Так печаль­ней­шей смер­тью я умер. Заре­за­ны были
Тут же вокруг и това­ри­щи все, как сви­ньи, кото­рых
Мно­го могу­щий себе раз­ре­шить, бога­тей­ший хозя­ин

К свадь­бе, к пируш­ке обыч­ной иль к пиру рос­кош­но­му режет.
Видеть, конеч­но, нема­ло убийств уж тебе при­хо­ди­лось —
И в оди­ноч­ку погиб­ших и в общей сумя­ти­це боя.
Но неска­зан­ной печа­лью ты был бы охва­чен, увидев,
Как меж кра­те­ров с вином и сто­лов, пере­пол­нен­ных пищей,

Все на полу мы валя­лись, дымив­шем­ся нашею кро­вью.
Самым же страш­ным, что слы­шать при­шлось мне, был голос Кас­сан­дры,
Доче­ри слав­ной При­а­ма. На мне Кли­тем­не­стра-зло­дей­ка
Деву уби­ла. Напрас­но сла­бев­шей рукою пытал­ся
Меч я схва­тить, уми­рая, — рука моя наземь упа­ла.

Та же, бес­сты­жая, прочь ото­шла, не осме­лив­шись даже
Глаз и рта мне закрыть, ухо­див­ше­му в цар­ство Аида.
Нет ниче­го на зем­ле ужас­нее, нет и бес­стыд­ней
Жен­щи­ны, в серд­це сво­ем на такое решив­шей­ся дело!
Что за дело она непо­доб­ное сде­лать реши­лась,

Мужу закон­но­му смерть при­гото­вив ковар­но! А я-то
Думал, что в дом я к себе воро­чу­ся на радость и детям
И домо­чад­цам! Такое позор­ное дело свер­шив­ши,
И на себя она стыд навлек­ла и навек осра­ми­ла
Пле­мя и буду­щих жен сла­бо­силь­ных, пус­кай и невин­ных. —

Так гово­рил он. И я, ему отве­чая, про­мол­вил:
— Горе! Поис­ти­не, Зевс про­тя­жен­но гре­мя­щий издав­на
Воз­не­на­видел потом­ков Атрея, кото­рым поги­бель
Шлет через жен­щин. Уби­то нас мно­го мужей за Еле­ну,
Ныне ж тебе изда­ле­ка устро­и­ла смерть Кли­тем­не­стра. —

Так я ска­зал. И тот­час же он, мне отве­чая, про­мол­вил:
— Вот поче­му на жену пола­гать­ся и ты опа­сай­ся.
Не рас­кры­вай перед нею все­го, что в мыс­лях име­ешь.
Вверь ей одно, про себя сохра­ни осто­рож­но дру­гое.
Но для тебя, Одис­сей, чрез жену не опас­на поги­бель:

Слиш­ком разум­на она и хоро­шие мыс­ли име­ет, —
Стар­ца Ика­рия дочь, бла­го­нрав­ная Пене­ло­пея.
Мы, на вой­ну отправ­ля­ясь, ее моло­дою женою
Дома оста­ви­ли, был у груди ее малым мла­ден­цем
Маль­чик, кото­рый теперь меж мужей заседа­ет в собра­ньи.

Счаст­лив твой сын! Воро­тив­шись, отец его дома увидит,
Так же и сам он при­жмет­ся к отцу, как обыч­но быва­ет.
Мне же супру­га моя не поз­во­ли­ла даже на сына
Всласть наглядеть­ся. Я был во мгно­ве­ние ею заре­зан.
Сло­во дру­гое ска­жу, и обду­май его хоро­шень­ко.

Скрой воз­вра­ще­нье свое и при­стань кораб­лем неза­мет­но
К родине милой тво­ей. Ибо жен­щи­нам верить опас­но.
Вот что, одна­ко, ска­жи, и ска­жи совер­шен­но прав­ди­во:
Слы­шать вам не при­шлось ли о сыне моем, не живет ли
Он где-нибудь в Орхо­мене, иль в Пило­се, крае пес­ча­ном,

Или же в Спар­те про­стран­ной у дяди его Мене­лая.
Ибо не умер еще Орест боже­ст­вен­ный — жив он! —
Так гово­рил он. И я, ему отве­чая, про­мол­вил:
— Что ты об этом, Атрид, выспра­ши­вать взду­мал? Не знаю,
Жив ли еще он иль умер. На ветер бол­тать не годит­ся. —

Так, меж собою печаль­ный ведя раз­го­вор, мы сто­я­ли,
Горем объ­ятые тяж­ким, обиль­ные сле­зы роняя.
Тут ко мне подо­шла душа Ахил­ле­са Пелида,
Сле­дом — Патрок­ла душа, Анти­ло­ха, отваж­но­го духом,
Так­же Аяк­са, кото­рый всех луч­ше и видом и ростом

После Пелида бес­страш­но­го был сре­ди про­чих данай­цев.
Сра­зу узна­ла меня душа Эакида героя.
Скорб­но со сло­вом она окры­лен­ным ко мне обра­ти­лась:
— Бого­рож­ден­ный герой Лаэр­тид, Одис­сей мно­го­хит­рый!
Дер­зост­ный, что еще боль­ше, чем это, при­ду­мать ты мог бы?

Как ты решил­ся спу­стить­ся в оби­тель Аида, где толь­ко
Тени умер­ших людей, созна­нья лишен­ные, реют? —
Так гово­рил он. И я, отве­чая Пелиду, про­мол­вил:
— Сын бла­го­род­ный Пелея, храб­рей­ший меж все­ми ахе­ец!
За про­ри­ца­ньем при­шел я к Тире­сию, чтобы совет мне

Подал он, как в каме­ни­стую мне воро­тить­ся Ита­ку.
Не при­бли­жал­ся еще я к ахей­ской стране, на род­ную
Зем­лю свою не сту­пал. Беда за бедою при­хо­дит.
Ты же — не было мужа счаст­ли­вей тебя и не будет!
Преж­де тебя наравне почи­та­ли с бога­ми живо­го

Все мы, ахей­цы, теперь же и здесь, меж умер­ших, царишь ты.
Так не скор­би же о том, что ты умер, Пелид бла­го­род­ный! —
Так я ска­зал. И тот­час же он, мне отве­чая, про­мол­вил:
— Не уте­шай меня в том, что я мертв, Одис­сей бла­го­род­ный!
Я б на зем­ле пред­по­чел батра­ком за ничтож­ную пла­ту

У бед­ня­ка, мужи­ка без­на­дель­но­го, веч­но работать,
Неже­ли быть здесь царем мерт­ве­цов, про­стив­ших­ся с жиз­нью.
Ну, а теперь рас­ска­жи мне о сыне моем досто­слав­ном, —
К Трое отпра­вил­ся ль он или нет, чтоб сра­жать­ся меж пер­вых?
О без­упреч­ном Пелее что слы­шать тебе дове­ло­ся?

Все ль еще в преж­ней чести он у нас в горо­дах мир­мидон­ских
Или же в пре­не­бре­же­ньи живет на Элла­де и Фтии,
Так как рука­ми его и нога­ми уж ста­рость вла­де­ет?
Если б на помощь ему под сия­ние яркое солн­ца
Мог я явить­ся таким, каким на рав­нине тро­ян­ской

Я изби­вал наи­луч­ших бой­цов, арги­вян защи­щая, —
Если б таким я в отчиз­ну явил­ся хотя б нена­дол­го,
Страш­ны­ми б сде­лал я силу мою и могу­чие руки
Всем, кто тес­нит ста­ри­ка и поче­сти долж­ной лиша­ет. —
Так гово­рил Ахил­лес. И, ему отве­чая, ска­зал я:

— О без­упреч­ном Пелее, по прав­де ска­зать, ниче­го мне
Слы­шать нигде не при­шлось. О тво­ем же воз­люб­лен­ном сыне
Неопто­ле­ме всю прав­ду тебе, как ты про­сишь, ска­жу я.
В стан кора­бель­ный его к ахей­цам кра­си­во­по­нож­ным
С ост­ро­ва Ски­ро­са сам я при­вез в кораб­ле рав­но­бо­ком.

Если вокруг Или­о­на, быва­ло, совет мы дер­жа­ли,
Пер­вым все­гда высту­пал он со сло­вом полез­ным и дель­ным.
Нестор, подоб­ный богам, и я лишь его побеж­да­ли.
Но на рав­нине тро­ян­ской, когда мы сра­жа­ли­ся медью,
Он нико­гда не хотел в тол­пе средь дру­гих оста­вать­ся.

Рвал­ся дале­ко впе­ред, с любым состя­за­ясь в отва­ге.
Мно­го мужей умерт­вил он в ужас­ней­ших сечах кро­ва­вых.
Всех я, одна­ко, тебе не смо­гу ни назвать, ни исчис­лить,
Столь­ко избил он мужей, высту­пая в защи­ту ахей­цев.
Так Еври­пи­ла героя, Теле­фо­ва сына, убил он

Ост­рою медью, и мно­го кетей­цев-това­ри­щей пало
Воз­ле него из-за при­ня­тых жен­щи­ной цен­ных подар­ков.
Толь­ко Мем­нон бого­рав­ный его пре­вы­шал кра­сотою.
Ну, а когда мы вхо­ди­ли в коня работы Епея, —
Мы, вожди арги­вян, — и было пору­че­но две­ри

Мне отмы­кать и смы­кать в запи­рав­шей­ся креп­ко заса­де,
Все осталь­ные вожди и совет­чи­ки вой­ска ахей­цев
Сле­зы сти­ра­ли со щек, и у каж­до­го чле­ны тряс­ли­ся.
Что ж до него, то все вре­мя ни разу увидеть не мог я,
Чтобы пре­крас­ная кожа его поблед­не­ла иль сле­зы

Он ути­рал бы с лица. Напро­тив, меня умо­лял он,
Чтоб его выпу­стил я из коня, и хва­тал­ся за пику,
За руко­ят­ку меча, поги­бель вра­гам замыш­ляя.
После того же как взя­ли мы город высо­кий При­а­ма,
С долей сво­ей и с бога­той награ­дой поплыл он оттуда

На кораб­ле — невреди­мый, не ранен­ный ост­рою медью
Ни в руко­паш­ную, ни изда­ле­ка, как это обыч­но
В бит­вах быва­ет: Арес ведь сви­реп­ст­ву­ет в них без раз­бо­ра. —
Так я ска­зал. И душа быст­ро­но­го­го сына Эака
Лугом пошла от меня асфо­дель­ным, широ­ко шагая,

Раду­ясь вести, что сла­вою сын его милый покрыл­ся.
Горест­но души дру­гих мерт­ве­цов опо­чив­ших сто­я­ли.
Все домо­га­лись услы­шать о том, что у каж­дой лежа­ло
На серд­це. Толь­ко душа Тела­мо­но­ва сына Аяк­са
Мол­ча сто­я­ла вда­ли, оди­но­кая, все на победу

Зло­бясь мою, даро­вав­шую мне пред суда­ми доспе­хи
Сына Пеле­е­ва. Мать состя­за­нье сама учреди­ла.
Суд же тот дети тро­ян реши­ли с Пал­ла­дой Афи­ной.
О, для чего в состя­за­ньи таком одер­жал я победу!
Что за муж из-за этих доспе­хов погиб несрав­нен­ный,

Сын Тела­мо­нов Аякс, — и сво­и­ми дела­ми и видом
После Пелида бес­страш­но­го всех пре­вы­шав­ший данай­цев!
С мяг­кой и лас­ко­вой речью к душе его я обра­тил­ся:
— Сын Тела­мо­нов, бес­страш­ный Аякс! Неуже­ли и мерт­вый
Гне­вать­ся ты на меня нико­гда пере­стать не жела­ешь

Из-за про­кля­тых доспе­хов, так мно­го нам бед при­чи­нив­ших!
Ты, оплот наш все­гдаш­ний, погиб. О тебе непре­стан­но
Все мы, ахей­цы, скор­бим, как о рав­ном богам Ахил­ле­се,
Ран­нюю смерть поми­ная твою. В ней никто не вино­вен,
Кро­ме Зеве­са, кото­рый к вой­скам копье­бор­ных данай­цев

Злую враж­ду про­явил и час нис­по­слал тебе смер­ти.
Ну же, вла­ды­ка, при­близь­ся, чтоб речь нашу мог ты и сло­во
Слы­шать. Гнев непре­клон­ный и дух обуздай свой упор­ный! —
Так я ска­зал. Ниче­го мне Аякс не отве­тил и мол­ча
Дви­нул­ся вслед за дру­ги­ми теня­ми умер­ших к Эре­бу.

Все же и гнев­ный он стал бы со мной гово­рить или я с ним,
Если б в груди у меня не испол­нил­ся дух мой жела­ньем
Души так­же дру­гих скон­чав­ших­ся мерт­вых увидеть.
Я там увидел Мино­са, бле­стя­ще­го Зев­со­ва сына.
Ски­петр дер­жа золо­той, над мерт­вы­ми суд отправ­лял он, —

Сидя. Они же, его окру­жив­ши, — кто сидя, кто стоя,
Жда­ли суда пред широ­ко­во­рот­ным жили­щем Аида.
После того увидал я гигант­скую тень Ори­о­на.
По асфо­дель­но­му лугу пре­сле­до­вал диких зве­рей он, —
Тех же, кото­рых в горах он пустын­ных когда-то при жиз­ни

Пали­цей мед­ной сво­ею избил, нико­гда не кру­ши­мой.
Тития так­же я видел, рож­ден­но­го слав­ною Геей.
Девять пеле­тров заняв, лежал на зем­ле он. Сиде­ло
С каж­до­го бока его по кор­шу­ну; печень тер­зая,
В саль­ник въеда­лись ему. И не мог он отбить­ся рука­ми.

Зев­со­ву он обес­че­стил супру­гу Лето, как к Пифо­ну
Чрез Пано­пей она шла, хоро­вы­ми пло­щад­ка­ми слав­ный.
Я и Тан­та­ла увидел, тер­пя­ще­го тяж­кие муки.
В озе­ре там он сто­ял. Дости­га­ла вода под­бо­род­ка.
Жаж­дой томи­мый, напрас­но воды захлеб­нуть он ста­рал­ся.

Вся­кий раз, как ста­рик накло­нял­ся, желая напить­ся,
Тот­час вода исче­за­ла, отхлы­нув назад; под нога­ми
Чер­ную зем­лю он видел, — ее боже­ство осу­ша­ло.
Мно­го высо­ких дере­вьев пло­ды накло­ня­ло к Тан­та­лу —
Соч­ные гру­ши, пло­ды бле­стя­щие яблонь, гра­на­ты,

Слад­кие фиги смо­ков­ниц и яго­ды мас­лин рос­кош­ных.
Толь­ко, одна­ко, пло­ды рукою схва­тить он пытал­ся,
Все их ветер мгно­вен­но под­бра­сы­вал к тучам тени­стым.
Я и Сизи­фа увидел, тер­пя­ще­го тяж­кие муки.
Камень огром­ный рука­ми обе­и­ми квер­ху катил он.

С страш­ным уси­льем, рука­ми, нога­ми в него упи­ра­ясь,
В гору он камень тол­кал. Но когда уж готов был тот камень
Пере­ва­лить­ся чрез гре­бень, назад обра­ща­ла­ся тяжесть.
Под гору камень бес­стыд­ный назад устрем­лял­ся, в доли­ну.
Сно­ва, напряг­шись, его начи­нал он катить, и стру­ил­ся

Пот с его чле­нов, и тучею пыль с голо­вы под­ни­ма­лась.
После того я увидел свя­щен­ную силу Герак­ла, —
Тень лишь. А сам он с бога­ми бес­смерт­ны­ми вме­сте
В счастьи живет и име­ет пре­крас­но­ло­дыж­ную Гебу,
Зла­то­обу­тою Герой рож­ден­ную дочь Гро­мо­верж­ца.

Мерт­вые шум­но мета­лись над ним, как мечут­ся в стра­хе
Пти­цы по возду­ху. Тем­ной подо­бя­ся ночи, дер­жал он
Выгну­тый лук, со стре­лой на тугой тети­ве, и ужас­но
Вкруг ози­рал­ся, как буд­то гото­вый спу­стить ее тот­час.
Страш­ная пере­вязь блеск изда­ва­ла, ему пере­сек­ши

Грудь зла­то­лит­ным рем­нем, на кото­ром с чудес­ным искус­ст­вом
Огнен­но­окие львы, мед­веди и дикие сви­ньи,
Схват­ки жесто­кие, бит­вы, убий­ства изва­я­ны были.
Сде­лав­ший это пус­кай ниче­го не работа­ет боль­ше, —
Тот, кто подоб­ный ремень с таким изу­кра­сил искус­ст­вом!

Тот­час узнав­ши меня, лишь толь­ко увидел гла­за­ми,
Скорб­но ко мне со сло­ва­ми кры­ла­ты­ми он обра­тил­ся:
— Бого­рож­ден­ный герой Лаэр­тид, Одис­сей мно­го­хит­рый!
Что, зло­по­луч­ный, и ты, как я вижу, печаль­ную участь
Тер­пишь, — подоб­ную той, какую под солн­цем тер­пел я?

Был я сыном Зеве­са Кро­нида. Стра­да­ний, одна­ко,
Я испы­тал без кон­ца. Недо­стой­ней­ший муж надо мною
Власт­во­вал, мно­го трудов на меня воз­ло­жил тяже­лей­ших.
Был я им послан сюда, чтобы пса при­ве­сти. Пола­гал он,
Неис­пол­ни­мее подви­га быть уж не может дру­го­го.

Подвиг свер­шил я и пса из жили­ща Аидо­ва вывел.
Помощь мне ока­за­ли Гер­мес с сово­окой Афи­ной. —
Так ска­зав­ши, обрат­но в оби­тель Аида пошел он.
Я же на месте остал­ся и ждал, не при­дет ли, быть может,
Кто еще из геро­ев, погиб­ших в минув­шее вре­мя.

Я б и увидел мужей ста­ро­дав­них, каких мне хоте­лось, —
Слав­ных потом­ков богов, Пири­фоя, вла­ды­ку Тезея.
Рань­ше, одна­ко, сле­те­лись бес­счет­ные рои умер­ших
С кри­ком чудо­вищ­ным. Блед­ный объ­ял меня ужас, что вышлет
Голо­ву вдруг на меня чудо­ви­ща, страш­ной Гор­го­ны,

Слав­ная Пер­се­фо­нея боги­ня из недр пре­ис­под­ней.
Быст­ро взой­дя на корабль, това­ри­щам всем при­ка­зал я,
Сле­дом взо­шед­ши за мной, раз­вя­зать судо­вые при­ча­лы.
Тот­час они на корабль под­ня­лись и к уклю­чи­нам сели.
Вниз по высо­ким вол­нам Оке­а­на-реки понес­лись мы, —

Пер­вое вре­мя на вес­лах, потом — под вет­ром попут­ным».

 

«Вско­ре поки­нул корабль наш тече­нье реки Оке­а­на
И по шумя­щим вол­нам широ­ко­до­рож­но­го моря
При­был на ост­ров Ээю, где рано родив­шей­ся Эос
Дом, и пло­щад­ки для тан­цев, и место, где солн­це вос­хо­дит.

Там быст­ро­ход­ный корабль на при­бреж­ный песок мы вта­щи­ли,
Вышли и сами на берег немолч­но шумя­ще­го моря
И, в ожида­нии Эос боже­ст­вен­ной, спать улег­ли­ся.
Рано рож­ден­ная вста­ла из тьмы розо­пер­стая Эос.
Мы под­ня­ли­ся. Послал я това­ри­щей к дому Цир­цеи

Труп при­не­сти Ель­пе­но­ра умер­ше­го к бере­гу моря.
Дров нару­бив­ши в лесу на самом высо­ком из мысов,
Похо­ро­ни­ли това­ри­ща мы с сокру­ше­ньем и пла­чем.
После того же как труп и ору­жие вме­сте сожгли мы,
Холм насы­па­ли мы и камень могиль­ный воз­двиг­ли.

Свер­ху же в холм тот могиль­ный вес­ло его проч­ное вби­ли.
Так по поряд­ку свер­ши­ли мы все. От Цир­цеи не скры­лось
Наше при­бы­тье из цар­ства Аида. Она, нарядив­шись,
Быст­ро при­шла к нам. За нею слу­жан­ки нес­ли в изоби­льи
Хле­ба и мяса, сосуды с пур­пур­ным вином искро­мет­ным.

Став­ши меж нас в середине, боги­ня богинь нам ска­за­ла:
— Дерз­кие! В дом низо­шли вы Аида живы­ми! Два раза
Вам уме­реть! Осталь­ные же все уми­ра­ют одна­жды.
Сядь­те ж теперь за еду и вино рас­пи­вай­те, покуда
Длит­ся сего­дняш­ний день. А зав­тра, лишь утро забрез­жит,

В путь отправ­ляй­тесь. Доро­гу я вам пока­жу и подроб­но
Все объ­яс­ню, чтоб ковар­ство чье-либо, несу­щее беды,
Не при­чи­ни­ло беды вам какой на зем­ле иль на море. —
Так ска­за­ла. Ее мы послу­ша­лись серд­цем отваж­ным.
Целый день напро­лет до захо­да мы солн­ца сиде­ли,

Ели обиль­но мы мясо и слад­ким вином уте­ша­лись.
Солн­це меж тем зака­ти­лось, и сумрак спу­стил­ся на зем­лю,
Спут­ни­ки спать улег­лись вбли­зи кора­бель­ных при­ча­лов.
За руку взяв­ши, Цир­цея меня на песок уса­ди­ла
От осталь­ных вда­ле­ке, лег­ла и рас­спра­ши­вать ста­ла.

Все подроб­но я стал ей рас­ска­зы­вать, как что слу­чи­лось.
После того мне сло­ва­ми ска­за­ла Цир­цея цари­ца:
— Все это сде­ла­но так, как и нуж­но. Теперь же послу­шай,
Что тебе я ска­жу и что тебе бог сам напом­нит.
Преж­де все­го ты сирен повстре­ча­ешь, кото­рые пеньем

Всех обо­льща­ют людей, какой бы ни встре­тил­ся с ними.
Кто, по незна­нью при­бли­зив­шись к ним, их голос услы­шит,
Тот не вер­нет­ся домой нико­гда. Ни супру­га, ни дети
Не побе­гут нико­гда ему с радост­ным кри­ком навстре­чу.
Звон­кою пес­нью сво­ею его оча­ру­ют сире­ны,

Сидя на мяг­ком лугу. Вокруг же огром­ные тле­ют
Груды костей чело­ве­чьих, обтя­ну­тых смор­щен­ной кожей.
Мимо корабль твой гони. Зале­пи това­ри­щам уши,
Воск раз­мяг­чив медо­слад­кий, чтоб их ни один не услы­шал
Спут­ник. А если ты сам поже­ла­ешь, то можешь послу­шать.

Пусть лишь това­ри­щи, руки и ноги свя­зав тебе креп­ко,
Стоя при­вя­жут кон­ца­ми тебя к осно­ва­нию мач­ты,
Чтоб наслаж­дать­ся ты мог, обе­им вни­мая сире­нам.
Если ж ты ста­нешь про­сить и себя раз­вя­зать им при­ка­жешь,
Пусть они еще боль­ше рем­ней на тебя намота­ют.

После того как сирен това­ри­щи сза­ди оста­вят,
Даль­ше тебе ни за что гово­рить я не ста­ну, какую
Выбрать доро­гу тебе. Умом сво­им соб­ст­вен­ным дол­жен
Это решить ты. А я рас­ска­жу об обе­их доро­гах.
Встре­тишь на пер­вой уте­сы высо­кие. Яро пред ними

Вол­ны кипят сине­гла­зой боги­ни мор­ской Амфи­т­ри­ты.
Планк­та­ми эти уте­сы зовут все­б­ла­жен­ные боги.
Мимо тех скал про­ле­теть ни пти­цы не могут, ни так­же
Роб­кие голу­би — те, что амвро­сию Зев­су при­но­сят.
Глад­кий утес одно­го меж­ду них каж­дый раз уби­ва­ет.

Тот­час, одна­ко, отец заме­ня­ет уби­то­го новым.
Все кораб­ли, к тем ска­лам под­хо­див­шие, гиб­ли с плов­ца­ми;
Дос­ки одни оста­ва­лись от них и без­душ­ные тру­пы,
Гибель­ным вих­рем огня и вол­ною носи­мые в море.
Ска­лы те мино­вал один лишь корабль море­ход­ный,

Слав­ный повсюду Арго, от царя воз­вра­ща­ясь Эета.
Так же б раз­бил­ся мгно­вен­но и он о высо­кие ска­лы,
Не про­веди его Гера, любив­шая силь­но Язо­на.
Два на доро­ге вто­рой есть уте­са. Один дости­га­ет
Ост­рой вер­ши­ною неба, вокруг нее тучи тес­нят­ся

Чер­ные. Прочь нико­гда не ухо­дят они, у вер­ши­ны
Воздух ни летом, ни осе­нью там не быва­ет про­зрач­ным.
Смерт­ный не мог бы взой­ти на утес иль спу­стить­ся обрат­но,
Даже когда два­дца­тью бы рука­ми вла­дел и нога­ми, —
Так этот гла­док утес, как буд­то оте­сан­ный кем-то.

Мрач­ная есть в середине уте­са боль­шая пеще­ра.
Обра­ще­на она вхо­дом на мрак, на запад, к Эре­бу.
Мимо нее ты направь свой корабль, Одис­сей бла­го­род­ный.
Даже силь­ней­ший стре­лок, с кораб­ля наце­лясь из лука,
Полой пеще­ры не смог бы достиг­нуть сво­ею стре­лою.

Страш­но рыча­щая Сцил­ла в пеще­ре ска­лы оби­та­ет.
Как у щен­ка моло­до­го, зву­чит ее голос. Сама же —
Злоб­ное чуди­ще. Нет нико­го, кто б, ее увидав­ши,
Радость почув­ст­во­вал в серд­це, — хоть если бы бог с ней столк­нул­ся.
Ног две­на­дцать у Сцил­лы, и все они тон­ки и жид­ки.

Длин­ных шесть изви­ва­ет­ся шей на пле­чах, а на шеях
По голо­ве ужа­саю­щей, в пасти у каж­дой в три ряда
Пол­ные чер­ною смер­тью обиль­ные, частые зубы.
В лого­ве полом она сидит поло­ви­ною тела,
Шесть же голов выда­ют­ся нару­жу над страш­ною без­дной,

Шарят по глад­кой ска­ле и рыбу под нею хва­та­ют.
Тут — дель­фи­ны, мор­ские соба­ки; хва­та­ют и боль­ших
Чудищ, каких в изоби­льи пасет у себя Амфи­т­ри­та.
Из море­ход­цев никто похва­лить­ся не мог бы, что мимо
Он с кораб­лем невреди­мо про­ехал: хва­та­ет по мужу

Каж­дой она голо­вой и в пеще­ру к себе увле­ка­ет.
Там и дру­гую ска­лу, Одис­сей, ты увидишь, пони­же,
Близ­ко от той. Отсто­ит от нее лишь на выст­рел из лука.
Дико рас­тет на ска­ле той смо­ков­ни­ца с пыш­ной лист­вою.
Пря­мо под ней от Харибды боже­ст­вен­ной чер­ные воды

Страш­но бушу­ют. Три раза она их на дню погло­ща­ет
И извер­га­ет три раза. Смот­ри же: когда погло­ща­ет —
Не при­бли­жай­ся! Тебя тут не спас бы и сам Зем­ледер­жец!
К Сцил­ли­ной бли­же дер­жи­ся ска­ле и как мож­но ско­рее
Мимо корабль быст­ро­ход­ный гони. Несрав­нен­но ведь луч­ше

Шесть людей с кораб­ля поте­рять, чем всех их лишить­ся. —
Так гово­ри­ла. И я, отве­чая Цир­цее, про­мол­вил:
— Очень тебя я про­шу, боги­ня, ска­жи мне всю прав­ду:
Если поги­бель­ной я избег­ну Харибды, могу ли
Сцил­лу я отра­зить, как хва­тать она спут­ни­ков станет? —

Так я ска­зал. И боги­ня богинь мне отве­ти­ла тот­час:
— О необуздан­ный! Сно­ва труды бое­вые и бит­вы
В мыс­лях тво­их! Усту­пить и самим ты бес­смерт­ным не хочешь!
Знай же: не смерт­ное зло, а бес­смерт­ное Сцил­ла. Сви­ре­па,
Страш­но силь­на и дика. Сра­же­ние с ней невоз­мож­но.

Силою тут не возь­мешь. Одно лишь спа­се­ние в бег­стве.
Если там про­мед­лишь, на бой сна­ря­жа­ясь со Сцил­лой,
Я боюсь, что сно­ва она, на корабль ваш напав­ши,
Выхва­тит каж­дой сво­ей голо­вою по ново­му мужу.
Сколь­ко есть силы гони, и при­том воз­зо­ви к Кра­те­иде,

Мате­ри Сцил­лы, ее поро­див­шей на пагу­бу смерт­ным:
Сцил­лу удер­жит она, чтоб вто­рич­но на вас не напа­ла.
После увидишь ты ост­ров Три­на­крию. Мно­го пасет­ся
Там Гелио­со­вых жир­ных овец и коров тихо­ход­ных, —
Семь ове­чьих пре­крас­ней­ших стад и столь­ко ж коро­вьих.

По пять­де­сят в каж­дом ста­де голов. Они не пло­дят­ся,
Не выми­ра­ют. Пасут их пре­крас­но­во­ло­сые ним­фы.
Имя одной Фаэ­ту­са, дру­гой же Лам­пе­тия имя.
Их Гелиос Гипе­ри­он с боже­ст­вен­ной при­жил Неэрой.
Выкор­мив их и родив­ши, почтен­ная мать их посла­ла

Жить на Три­на­крию ост­ров, в боль­шом от нее отда­ле­ньи,
Чтоб сте­рег­ли там отцов­ских овец и коров тихо­ход­ных.
Если, о родине пом­ня, ты рук на ста­да не нало­жишь,
Все вы в Ита­ку вер­не­тесь, хоть бед­ст­вий пре­тер­пи­те мно­го.
Если же тро­нешь ста­да, — и тебе пред­ве­щаю я гибель

И кораб­лям и това­ри­щам всем. Ты хоть смер­ти избег­нешь,
Позд­но вер­нешь­ся домой, това­ри­щей всех поте­ряв­ши. —
Так гово­ри­ла. При­шла меж­ду тем зла­тотрон­ная Эос.
Вста­ла боги­ня богинь и в жили­ще свое уда­ли­лась.
Быст­ро взой­дя на корабль, това­ри­щам всем при­ка­зал я,

Сле­дом взо­шед­ши за мной, раз­вя­зать судо­вые при­ча­лы.
Тот­час они на корабль под­ня­лись, и к уклю­чи­нам сели
Сле­дом один за дру­гим, и уда­ри­ли вес­ла­ми море.
Был вослед кораб­лю чер­но­но­со­му ветер попут­ный,
Парус взду­ваю­щий, доб­рый това­рищ, нам послан Цир­це­ей

В косах пре­крас­ных, боги­ней ужас­ною с речью люд­скою.
Мач­ту поста­вив и сна­сти нала­див­ши все, в кораб­ле мы
Сели. Его направ­лял толь­ко ветер попут­ный да корм­чий.
Серд­цем силь­но кру­шась, к това­ри­щам я обра­тил­ся:
— Не одно­му, не дво­им толь­ко нуж­но, това­ри­щи, знать нам,

Что пред­ска­за­ла мне ночью Цир­цея, боги­ня в боги­нях.
Всем вам все рас­ска­жу я, чтоб зна­ли вы, ждет ли нас гибель
Или воз­мож­но еще ускольз­нуть нам от смер­ти и Керы».

Гомер. Одиссея. Песнь 8. 447. (Источник: Гомер. Илиада. Одиссея / Перевод с древнегреческого Н. Гнедича. – М.: Художественная литература, 1967. – С. 486) (греческий эпос 8 в. до н. э.):

«Это когда услы­хал Одис­сей, в испы­та­ни­ях твер­дый,
Тот­час крыш­ку при­ла­див, сун­дук завя­зал поско­рее
Хит­рым узлом, как Цир­цея его обу­чи­ла когда-то.
Тут же ключ­ни­ца в ван­ну ему пой­ти пред­ло­жи­ла»

Гомер. Одиссея. Песнь 9. 23. (Источник: Гомер. Илиада. Одиссея / Перевод с древнегреческого Н. Гнедича. – М.: Художественная литература, 1967. – С. 486) (греческий эпос 8 в. до н. э.):

«Так­же ста­ра­лась меня удер­жать чаро­дей­ка Цир­цея
В даль­ней Ээе, желая сво­им меня сде­лать супру­гом»

Фрагменты не сохранившихся трагедий Эсхила. Кирка (Источник: Эсхил. Трагедии / Перевод М. Л. Гаспарова. – М.: Наука, 1989. – С. ???-???) (греческая трагедия начала 5 в. до н. э.):

 

«[Изображалось пребывание Одиссея на острове волшебницы Кирки («Одиссея», X), умевшей превращать людей в зверей. Хор сатиров — видимо, как обычно, ее пленники. Единственный сохранившийся стих относится, по-видимому, к устройству праздничного пира; по аналогии к нему присоединены три отрывка из неназванной драмы.]

183 (113a).

Сев этот скудный пожелтел, поджаренный…
184? (311).

Зарезал поросенка я от той свиньи,
Которая весь дом перевернула мне,
Разбрасывая рылом, что ни попадя…
185? (310).

Конечно, белый, и конечно, сваренный.
Вари свиненка, да не обожгись огнем.
186? (309).

Откормленного этак поросеночка
На сковородку положить шипящую —
И что найдешь для человека лакомей?»

Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека. E7. 14 — 19 (Источник: Аполлодор. Мифологическая библиотека / Перевод, заключительная статья, примечания, указатель В. Г. Боруховича. – Л.: Наука, 1972. – С. ???-???) (греческий мифограф 2 в. н. э.):

«На един­ст­вен­ном остав­шем­ся кораб­ле Одис­сей при­ча­лил к ост­ро­ву Ээе. На нем оби­та­ла Кир­ка, дочь Гелиоса и Пер­сы, сест­ра Ээта, знав­шая вся­кие кол­дов­ские зелья. Одис­сей разде­лил сво­их спут­ни­ков, мет­нув жре­бий: ему само­му выпа­ло остать­ся на кораб­ле, Эври­лох же и осталь­ные два­дцать два спут­ни­ка напра­ви­лись к Кир­ке. Та позва­ла их к себе, и все они, кро­ме Эври­ло­ха, вошли в ее дом. Каж­до­му из них Кир­ка дала выпить напи­ток, состав­лен­ный из неко­то­ро­го коли­че­ства сыра, меда, пше­нич­ной муки и вина: к нему было при­ме­ша­но и зелье. Когда они выпи­ли этот напи­ток. Кир­ка кос­ну­лась каж­до­го сво­им жез­лом, и они изме­ни­ли свой облик. Одних она пре­вра­ти­ла в вол­ков, дру­гих — в сви­ней, тех — в ослов, иных — во львов. Увидев­ший это Эври­лох поспе­шил к Одис­сею и рас­ска­зал о слу­чив­шем­ся. Тогда Одис­сей напра­вил­ся к Кир­ке, взяв с собой вол­шеб­ный корень, полу­чен­ный им от Гер­ме­са и назы­вав­ший­ся моли. Там он бро­сил моли в зелье Кир­ки и на него един­ст­вен­но­го это зелье не подей­ст­во­ва­ло. Выта­щив меч из ножен, он хотел уже убить Кир­ку, но та сми­ри­ла его гнев, вер­нув спут­ни­кам Одис­сея их преж­ний вид. Одис­сей, взяв с нее клят­ву в том, что она не станет при­чи­нять ему вреда, разде­лил с ней ложе. От это­го сою­за родил­ся у Одис­сея сын Теле­гон.

Одис­сей про­жил там целый год, затем он отплыл в Оке­ан и при­нес жерт­вы душам умер­ших. По сове­ту Кир­ки он обра­тил­ся за пред­ска­за­ни­ем к про­ри­ца­те­лю Тире­сию и увидел души геро­ев и геро­инь… После это­го Одис­сей вер­нул­ся к Кир­ке, и она про­во­ди­ла его в даль­ней­шее пла­ва­ние. В пути ему вско­ре дове­лось про­плы­вать мимо ост­ро­ва Сирен. Сире­ны про­ис­хо­ди­ли от Ахе­лоя и Мель­по­ме­ны, одной из Муз: зва­ли Сирен Пей­си­ноя, Агла­о­па и Телк­си­е­пия. Одна из Сирен игра­ла на кифа­ре, дру­гая пела, третья игра­ла на флей­те: так Сире­ны завле­ка­ли к себе про­плы­ваю­щих мимо моря­ков. Начи­ная с бедер они име­ли тело пти­цы. Про­плы­вая мимо них, Одис­сей захо­тел услы­шать их пение. По сове­ту Кир­ки он заткнул вос­ком уши сво­их спут­ни­ков, себя же при­ка­зал при­вя­зать к мачте».

Ликофрон. Александра. 672 (Источник: Ликофрон. Александра. / Вступ. ст. А. В. Мосолкина, пер. и комм. И. Е. Сурикова. // ВДИ. 2011. № 1) (греческий поэт 3 в. до н. э.):

«Какую не увидит он [Одиссей] дра­ко­ни­цу [Кирку (Цирцею)],
Кото­рая людей зве­ря­ми дела­ет,
Мешая сна­до­бья? А те, несчаст­ные,
В сви­ных хле­вах опла­ки­вая жре­бий свой,
Питать­ся будут жмы­хом, с сеном сме­шан­ным,
С греб­ня­ми вино­град­ны­ми. Спа­сет же их,
При­дя и корень «моли» дав, Бог при­бы­ли,
Бог Нона­крий­ский, Трех­го­ло­вый, Бле­щу­щий [Гермес]».

Павсаний. Описание Эллады. 5. 19. 7 (Источник: Павсаний. Описание Эллады /Пер. С. П. Кондратьева под ред. Е. Никитюк. Пред. Э. Фролова. СПб.: Алетейя, 1996) (греческое повествование о путешествии 2 в. н. э.):

 

«[Среди сцен, изображенных на сундуке Кипсела, посвященного в Олимпии]
В пеще­ре лежит на ложе жен­щи­на с муж­чи­ной; что это Одис­сей и Кир­ка, я вывел заклю­че­ние из чис­ла при­служ­ниц, кото­рые нахо­дят­ся перед пеще­рой, и из того, что они дела­ют; это четы­ре жен­щи­ны, и заня­ты они той работой, о кото­рой Гомер гово­рит в сво­их пес­нях».

Афиней. Пир мудрецов. 1. 10e (Источник: Афиней. Пир мудрецов. В пятнадцати книгах / Перевод с древнегреческого Н. Т. Голинкевича. – М.: Издательство «Наука», 2004. – С. ???) (древнегреческий писатель 2-3 вв. н. э.):

 

«[Поздняя греческая рационализация мифа о Кирке (Цирцее)]
Обрушиваясь на пьянство, поэт [Гомер] изображает… гостей Кирки, падких на удовольствия, превращает во львов и волков, но спасает Одиссея, повиновавшегося совету Гермеса».

Птолемей Хенн (Гефестион). 4 Новая история (в 7 книгах). (Перевод: Мещанский Д. В). (Источник: Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе // Вестник древней истории. – 1947. – №№ 1-4; 1948. – №№ 1-4; 1949. – №№ 1-4) (греческий мифограф 1-2 вв. н. э.):

 

«Растение «моли», о котором говорит Гомер, выросло из крови гиганта, убитого на острове Киркой, это был белый цветок. Союзником Кирки в убийстве Гиганта был Гелиос [ее отец]. Битва была тяжелой, так и назвали растение».

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. 125 (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. – 2-е изд., испр. – СПб.: Алетейя, 2000. – С. ???-???):

 

«[Одиссей пришел] На остров Энарию к Цирцее, дочери Солнца, которая давала людям питье, превращавшее их в диких зверей. Улисс [Одиссей] послал к ней Эврилоха с двадцатью двумя спутниками, которых она лишила человеческого облика. Сам Эврилох испугался и не вошел, но бежал оттуда и сообщил Улиссу [Одиссею], который один отправился к ней. По дороге Меркурий [Гермес] дал ему снадобье и показал, как провести Цирцею. Когда он пришел к Цирцее и взял у нее кубок, то по совету Меркурия [Гермеса] бросил туда снадобье и вытащил меч, угрожая убить ее, если он не вернет его спутников. Тогда Цирцея поняла, что это произошло не без воли богов и, обещав больше не делать ничего подобного, вернула его спутникам прежний облик, а сама возлегла с ним и родила от него двух сыновей, Навсифоя и Телегона».

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. 125 (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. – 2-е изд., испр. – СПб.: Алетейя, 2000. – С. ???-???):

«Потом он [Одиссей] прибыл к Сиренам, дочерям Музы Мельпомены и Ахелоя, которые были сверху женщины, а нижнюю часть тела имели куриную. Их судьбой было жить так долго, как долго ни один смертный, услышав их песню, не проплывет мимо. Улисс по совету Цирцеи, дочери Солнца [Гелиоса], заткнул спутникам уши воском, а себя велел привязать к мачте и таким образом проплыл мимо».

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. 125 (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. – 2-е изд., испр. – СПб.: Алетейя, 2000. – С. ???-???):

«Оттуда он [Одиссей] прибыл на остров Сицилию, к священному скоту Солнца [Гелиоса], который, когда его спутники варили его, мычал в котле. Тиресий и Цирцея советовали Улиссу не трогать его. По этой причине он потерял там многих спутников».

Овидий. Метаморфозы. 14. 248 (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

«Так же когда-то и мы [Одиссей и его люди], к при­бре­жью Цир­цеи при­ча­лив,
Анти­па­тея [Лестригона] царя с необуздан­ным пом­ня Цик­ло­пом,
Не поже­ла­ли идти и порог пре­сту­пить незна­ко­мый.
Жре­би­ем избра­ны мы: я [Ахеменид] с вер­ным душой Поли­те­ем,
И Эври­лох, и еще Элпе­нор, что в вине неуме­рен,
И восем­на­дцать еще к Цир­це­и­ным посла­ны сте­нам.
Толь­ко достиг­ли мы их, у двор­цо­во­го ста­ли поро­га,
Тыся­ча сра­зу вол­ков, и мед­веди меж ними, и льви­цы
Стра­ху нагна­ли на нас, побе­жав: но страх был напра­сен:
Не соби­ра­лись они тер­зать нам тело зуба­ми, —
Лас­ко­во, наобо­рот, хво­ста­ми маха­ли и наши
Сопро­вож­да­ли следы, к нам ластясь. Но вот при­ни­ма­ют
Жен­щи­ны нас и ведут по атри­ям, в мра­мор оде­тым,
Пря­мо к сво­ей гос­по­же. В кра­си­вом сиде­ла покое
На воз­вы­ше­нье она, в свер­каю­щей пал­ле, поверх же
Стан был оку­тан ее золо­ти­сто­го цве­та покро­вом.
Ним­фы кру­гом. Нере­иды [то есть морские нимфы] при ней, — пер­сты их не тянут
Пря­жи, и нити они не ведут за собой, но зла­ки
Рас­по­ла­га­ют, трудясь; цве­тов воро­ха раз­би­ра­ют
И по кор­зи­нам кла­дут раз­лич­ные зеле­нью тра­вы.
Всей их работой сама управ­ля­ет; и сила какая
В каж­дом лист­ке, како­во их сме­ше­ние — все ей извест­но;
Не уста­ет раз­ли­чать и, иссле­дуя, взве­ши­вать тра­вы.
Вот лишь увиде­ла нас, лишь мы поздо­ро­ва­лись с нею,
Заулы­ба­лась она и отве­ти­ла нам на при­ве­ты.
Тот­час веле­ла для нас заме­шать подо­жжен­но­го, жира
С медом и долей вина, моло­ком раз­ба­ви­ла кис­лым
И, чтоб оста­лись они неза­мет­ны в той сла­до­сти, — соки
Трав под­ли­ла. Из рук чаро­дей­ных мы при­ня­ли чаши.
Толь­ко лишь высох­шим ртом мы жад­но испи­ли напи­ток,
Наших кос­ну­лась волос боги­ня жесто­кая тро­стью.
Стыд­но рас­ска­зы­вать! Вдруг ершить­ся я начал щети­ной
И уж не мог гово­рить; сло­ва заме­ни­ло глу­хое
Хрю­ка­нье, мор­дою став, лицо мое в зем­лю уткну­лось.
Рот — почув­ст­во­вал я — закри­вил­ся мозо­ли­стым рылом.
Шея разду­лась от мышц, и руки, кото­ры­ми чашу
Толь­ко что я при­ни­мал, следы от копыт остав­ля­ли.
То же с дру­ги­ми стряс­лось, — тако­во все­мо­гу­ще­ство зелий!
С ними я заперт в хле­ву. Тут заме­ти­ли мы, что не при­нял
Вида сви­ньи Эври­лох: он один отстра­нил­ся от чаши.
Если бы выпил и он, и доныне б я был в пого­ло­вье
Этих щети­ни­стых стад; от него не узнал бы об этом
Бед­ст­вии нашем Улисс [Одиссей] и отмстить не явил­ся б Цир­цее.
Белый Улис­су цве­ток вру­чил миро­лю­бец Кил­ле­ний [Гермес].
“Моли” он зван у богов. На чер­ном он дер­жит­ся корне.
Вот, обес­пе­чен цвет­ком и в небес­ных уве­рен сове­тах,
В дом он Цир­це­ин вошел. При­гла­шен­ный ковар­ную чашу
Выпить, когда до него при­кос­нуть­ся пыта­лась боги­ня,
Злост­ную он оттолк­нул и мечом устра­шал зане­сен­ным.
Руку ему и любовь даро­ва­ла она. И, на ложе
При­нят, това­ри­щей он потре­бо­вал сва­деб­ным даром.
Нас окроп­ля­ет она трав луч­ших бла­гост­ным соком,
Голо­ву нам уда­ря­ет дру­гой око­неч­но­стью тро­сти
И гово­рит сло­ве­са, сло­ве­сам обрат­ные преж­ним.
Даль­ше она воро­жит — и вот, с зем­ли поды­ма­ясь,
Все мы вста­ем: щети­ны уж нет, и ноги раз­дво­ён­ной
Щель исче­за­ет; опять есть пле­чи и ниже пред­пле­чий
Лок­ти. И, сами в сле­зах, обни­ма­ем мы лью­ще­го сле­зы,
Вис­нем на шее вождя и слов не нахо­дим сна­ча­ла,
Кро­ме тех слов, что ему изъ­яс­ня­ют при­зна­тель­ность нашу.
Там задер­жа­лись мы год; за это столь дол­гое вре­мя
Мно­гое видел я там, обо мно­гом узнал пона­слыш­ке.
Вот что поведа­ла мне поти­хонь­ку одна из помощ­ниц
Тех четы­рех, что у ней состо­ят при ее чаро­дей­ствах:
[Ахеменид затем рассказывает историю Кирки и Пика (см. раздел ниже)]
Вот что за дли­тель­ный год мне рас­ска­за­но было, что сам я
Видел. Но там засидясь и лени­вы­ми став от отвыч­ки,
Мы полу­ча­ем при­каз вновь плыть, вновь парус наста­вить.
Тут же Тита­ния [Цирцея] нам пред­ска­за­ла, что сно­ва невер­ный
Ждет нас и дли­тель­ный путь и опас­но­сти в море суро­вом.
Взял меня страх, при­зна­юсь, и при­ча­лил я к это­му бре­гу»

Овидий. Фасты. 4. 69 (Источник: Овидий. Элегии и малые поэмы / Перевод с латинского Ф. А. Петровского. Сост. и предисл. М. Гаспарова. Коммент. и ред. переводов М. Гаспарова и С. Ошерова. – М.: Художественная литература, 1973. – 528 с.) (римская поэзия 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

 

«Грек и Нери­тий [Одиссей] герой [Прибыл в Италию]: свиде­те­ли тут лестри­го­ны
Так же как мыс, что досель мысом Цир­цеи зовут [Цирцеи в прибрежном Лации]».

ДЕТИ ЦЕРЦЕИ И СМЕРТЬ ОДИСЕЯ

Гесиод. Теогония. 1011 (Источник: Эллинские поэты VIII – III вв. до н. э. / Перевод В. В. Вересаева. – М.: Ладомир, 1999. – С. 38-39) (греческий эпос 8-7 вв. до н. э.):

«Кир­ка же, Гелия дочь, рож­ден­но­го Гипе­ри­о­ном,
Соеди­ни­лась в люб­ви с Одис­се­ем, и был ею на свет
Агрий рож­ден от него и могу­чий Латин без­упреч­ный.
[И Теле­го­на она роди­ла чрез Кипри­ду зла­тую.]

Оба они на дале­ких свя­тых ост­ро­вах оби­та­ют»

Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека. E7. 36 (Источник: Аполлодор. Мифологическая библиотека / Перевод, заключительная статья, примечания, указатель В. Г. Боруховича. – Л.: Наука, 1972. – С. 6) (греческий мифограф 2 в. н. э.):

«Узнав затем, что это был его отец, Теле­гон его опла­ки­вал, после чего вме­сте с Пене­ло­пой пере­вез его тело к Кир­ке. Там Теле­гон женил­ся на Пене­ло­пе. Кир­ка же отпра­ви­ла обо­их на Ост­ро­ва Бла­жен­ных».

Птолемей Хенн (Гефестион). 4. Новая история (в 7 книгах). (Перевод: Мещанский Д. В). (Источник: Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе // Вестник древней истории. – 1947. – №№ 1-4; 1948. – №№ 1-4; 1949. – №№ 1-4) (греческий мифограф 1-2 вв. н. э.):

 

«В Тиррении есть Башня Моря, получившая имя от Моря [греч. Таласса ?] — тирренской отравительницы, бывшей служанкой Кирки и бежавшая от неё. Именно к ней прибыл Одиссей [в конце жизни], которого она снадобьями превратила в коня и держала его, пока он не умер от старости. Благодаря этой истории, трудность гомеровского текста решена: «Тихо смерть на тебя низойдет».

Псевдо-Плутарх. Собрание параллельных греческих и римских историй. 41 / Переводчик Васильева Н. В. (Источник: Вестник древней истории, 1980, № 2; ) (анонимные авторы 2 в. н. э.):

 

«Телегон, сын Одиссея и Кирки, посланный [своей матерью] на поиски отца, узнал, что он должен основать город там, где увидит земледельцев в венках, пляшущих в хороводе. Оказавшись в одном из мест Италии и увидев, как крестьяне, украсив головы венками из листьев дуба, проводят время в танце, Телегон основал город, назвав его по случайному совпадению Принистом.  Этот город римляне искаженно называют Пренеста. Так повествует Арнстокл в третьей книге «Италийской истории»

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. 125 (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. – 2-е изд., испр. – СПб.: Алетейя, 2000. – С. ???-???):

«Сама [Кирка] возлегла с ним [Одиссеем] и родила от него двух сыновей, Навсифоя и Телегона».

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. 127 (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. – 2-е изд., испр. – СПб.: Алетейя, 2000. – С. ???-???):

«Телегона, сына Улисса [Одиссея] и Цирцеи, мать послала искать отца. Буря отнесла его на Итаку… По велению Минервы [Афины] он [Телегон] вместе с Телемахом и Пенелопой вернулся на родину, на остров Ээю. Они привезли к Цирцее тело Улисса [Одиссея] и там похоронили его. Также по велению Минервы [Афины] Телегон взял в жены Пенелопу, а Телемах Цирцею. У Телемаха и Цирцеи родился Латин, который дал свое имя латинскому языку, а у Телегона и Пенелопы Итал, который назвал своим именем Италию».

СМЕРТЬ ЦЕРЦЕИ. СЦИЛЛА И ГЛАВК

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. 199.  (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. — 2-е изд., испр. — СПб.: Алетейя, 2000. – С. 242):

«Сцилла, дочь реки Кратеида, была, как говорят, очень красивой девушкой. Ее любил Главк, а Главка Цирцея, дочь Солнца. Поскольку Сцилла привыкла купаться в море, Цирцея, дочь Солнца, из ревности испортила воду снадобьями, и у Сциллы, когда она вошла в нее, из живота выросли псы и она стала свирепым зверем. Она отомстила за себя, похитив спутников проплывавшего мимо Улисса».

Овидий. Метаморфозы. 14. 1 (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

[Морской бог Главк ухаживал за нимфой Сциллой]

«Снеж­ную Этну уже, заткнув­шую зевы Гиган­тов,
Так­же цик­ло­пов поля, что не зна­ют моты­ги и плу­га,
Коим нуж­ды нико­гда не быва­ло в высо­ких упряж­ках,
Бур­но мяту­щих­ся вод оби­та­тель эвбе­ец поки­нул,

Так­же Зан­клеи залив, супро­тив­ную Регия кре­пость,
Так­же про­лив, что губит суда и, зажат бере­га­ми,
Делит Авсо­нии край от гра­ни­цы зем­ли сици­лий­ской.
Боже­ской вско­ре рукой про­гре­бя по Тиррен­ско­му морю,
Главк достиг тра­во­нос­ных хол­мов и в чер­то­ги Цир­цеи,

Доче­ри Солн­ца [Гелиоса], вошел, где дикие зве­ри стол­пи­лись.
Толь­ко увидел ее, при­ве­та­ми с ней обме­нял­ся.
«Бога, боги­ня, молю, пожа­лей! — ска­зал, — ты одна мне
Можешь любовь облег­чить, коль меня почи­та­ешь достой­ным.
Сколь все­мо­гу­ще­ство трав вели­ко, Тита­нида, извест­но

Мне, как нигде нико­му, ибо сам я чрез них изме­нил­ся.
Знай, чтоб стра­сти тебе не была непо­нят­на при­чи­на, —
На ита­лий­ском бре­гу супро­тив Мес­са­нии ним­фу
Скил­лу я раз увидал. Сты­жусь пере­дать обе­ща­нья,
Неж­но­сти, прось­бы мои, заслу­жив­шие толь­ко пре­зре­нье.

Ты же, коль некая власть в закли­на­ни­ях есть, закли­на­ньем
Губы свя­тые встре­вожь; а если дей­ст­ви­тель­ней тра­вы,
Чья испы­та­на мощь, посиль­нее мне выбе­ри зелье.
Не исце­ляй мой недуг, облег­чи лишь любов­ные раны,
Не раз­лю­бить я хочу, — но она пусть пыл мой разде­лит!»

Глав­ку Цир­цея (вовек не быва­ло у жен­щи­ны боль­ше
Склон­но­сти к пылу люб­ви; в самой ли таи­лась при­чи­на,
Или в Вене­ре была, оскорб­лен­ной отцов­ским доно­сом?)
Мол­вит такие сло­ва: «Домо­гать­ся желаю­щей лег­че,
Чаю­щей тех же утех, оди­на­ко­вым пылом пле­нен­ной!

Ты же досто­ин. Тебя и без просьб, конеч­но, позва­ли б.
Толь­ко надеж­ду подай, — поверь, позо­вут и без прось­бы.
Не сомне­вай­ся, в свою кра­соту не утра­чи­вай веры!
Я, напри­мер, и боги­ня, и дочь све­то­зар­но­го Солн­ца [Гелиоса],
Чья оди­на­ко­ва мощь в закли­на­ни­ях тай­ных и зельях, —

Быть желаю тво­ей! Пре­зи­рай пре­зи­раю­щих; неж­ным
С неж­ною будь, и дво­их ото­мстишь ты еди­ным дея­ньем».
Но на попыт­ку ее так Главк отве­ча­ет: «Ско­рее
Водо­росль будет в горах вырас­тать и дере­вья в пучи­нах,
Неже­ли к Скил­ле любовь у меня про­па­дет», — и боги­ня

В него­до­ва­нье при­шла. Посколь­ку ему не уме­ла
Вред нане­сти и, любя, не хоте­ла, — взгне­ви­лась на ним­фу
Ту, пред­по­чтен­ную ей. Оскор­бясь за отверг­ну­тый пыл свой,
Тот­час же ста­ла она с ужас­ны­ми сока­ми тра­вы
Пере­ти­рать. Заме­шав, закли­на­ния шеп­чет Гека­ты.

Вот покры­ва­ло она голу­бое наде­ла; и меж­ду
Льсти­во­го строя зве­рей из сред­них выхо­дит поко­ев.
В Регий доро­гу дер­жа, что про­тив уте­сов Зан­клеи,
Вско­ре всту­пи­ла она на шумя­щее буря­ми море.
Слов­но на твер­дый песок, на вол­ны ступ­ни ста­но­ви­ла

И по поверх­но­сти вод сухи­ми сбе­га­ла нога­ми.
Был там затон неболь­шой, захо­див­ший под сво­ды пеще­ры, —
Скил­лы люби­мый при­ют; в то место от моря и неба
Летом скры­ва­лась она, когда солн­це сто­я­ло на выс­шей
Точ­ке, когда от дерев быва­ют крат­чай­ши­ми тени.

Этот боги­ня затон отрав­ля­ет, сквер­нит чудо­дей­ной
Сме­сью отрав; на него она соком зло­вред­но­го кор­ня
Брыз­жет; тем­ную речь, дву­смыс­лен­ных слов соче­та­нье,
Три­жды по девять раз чаро­дей­ны­ми шеп­чет уста­ми.
Скил­ла при­шла и до поя­са в глубь погру­зи­лась зато­на, —

Но неожидан­но зрит, что чудо­ви­ща некие мерз­ко
Лают вкруг лона ее. Не пове­рив сна­ча­ла, что ста­ли
Частью ее самое, бежит, отго­ня­ет, стра­шит­ся
Песьих дер­зост­ных морд, — но в бег­ство с собою вле­чет их.
Щупа­ет тело свое, и бед­ра, и икры, и сто­пы, —

Вме­сто зна­ко­мых частей обре­та­ет лишь пасти соба­чьи.
Всё — лишь неистов­ство псов; про­меж­но­сти нет, но чудо­вищ
Спи­ны на месте ее выле­за­ют из пол­ной утро­бы.
Главк влюб­лен­ный рыдал. Цир­цеи, слиш­ком враж­деб­но
Силу соста­вов сво­их при­ме­нив­шей, объ­я­тий бежал он.

Скил­ла оста­ла­ся там; и лишь толь­ко пред­ста­вил­ся слу­чай,
Спут­ни­ков ею лишен был Улисс [Одиссей], на доса­ду Цир­цеи».

ЛЮБОВЬ КИРКИ. КАЛХ

Парфений. О любовных страстях. 12. (Источник: «Вестник древней истории». 1992 г. № 1 и № 2. Перевод с древнегреческого, вступительная статья и комментарии В. Н. Ярхо. Стихотворные переводы (кроме фр. 30) М. Л. Гаспарова) (греческий поэт 1 в до н. э.)

«Некий дав­ни­ец Калх, влю­бив­шись, как гово­рят, в Кир­ку (к кото­рой как раз при­был Одис­сей), обе­щал дать ей свое дав­ний­ское цар­ство и доста­вить мно­го про­чих услад. Она же сго­ра­ла от стра­сти к Одис­сею, кото­рый тогда ока­зал­ся у нее, воз­не­на­виде­ла Кал­ха и запре­ти­ла выса­жи­вать­ся на ее ост­ро­ве.  Посколь­ку он все же не пере­ста­ет бро­дить повсюду с име­нем Кир­ки на устах, она в страш­ном гне­ве явля­ет­ся к нему и, при­гла­сив его в дом, пред­ла­га­ет ему тра­пе­зу, пол­ную вся­ко­го рода яств. Меж­ду тем еда была напи­та­на вол­шеб­ным зельем, и, отведав ее, Калх тот­час теря­ет рас­судок; Кир­ка загна­ла его в сви­ной хлев.  Когда же неко­то­рое вре­мя спу­стя дав­ний­ское вой­ско явля­ет­ся на ост­ров Кир­ки в поис­ках Кал­ха, она отпус­ка­ет его, пред­ва­ри­тель­но свя­зав клят­вой не являть­ся боль­ше нико­гда на ост­ров ни ради сва­тов­ства, ни ради чего-либо дру­го­го».

ЛЮБОВЬ КИРКИ. ПИК

Овидий. Метаморфозы (латинская поэма 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.) Книга 14. 308. (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

«Там задер­жа­лись мы год; за это столь дол­гое вре­мя
Мно­гое видел я там, обо мно­гом узнал пона­слыш­ке.

Вот что поведа­ла мне поти­хонь­ку одна из помощ­ниц
Тех четы­рех, что у ней состо­ят при ее чаро­дей­ствах:
Раз, меж тем как мой вождь вдво­ем про­хлаж­дал­ся с Цир­це­ей,
Мне пока­за­ла она из бело­го мра­мо­ра образ
Юно­ши, а у него поме­щен был на теме­ни дятел,

Сам же он в хра­ме сто­ял, отмен­но укра­шен вен­ка­ми.
Кто он такой, поче­му почи­та­ет­ся в хра­ме свя­щен­ном,
Пти­ца на нем поче­му? — я спро­сил, раз­уз­нать любо­пы­тен.
Та отве­ча­ла: “Изволь, Мака­рей; через это постиг­ни
Силу моей гос­по­жи. Так будь вни­ма­те­лен, слу­шай.

Чадо Сатур­но­во, Пик, был преж­де царем в авсо­ний­ских
Зем­лях и страст­но любил коней объ­ез­жать для сра­же­ний.
Изо­бра­же­нье его пред тобой; что был он пре­кра­сен,
Видишь ты сам, вполне дове­рить­ся ста­туе можешь.
Столь же пре­кра­сен он был и душой. Еще не успел он

И четы­рех увидать пяти­лет­них игрищ элид­ских.
Он кра­сотою при­влек рож­ден­ных в латин­ских наго­рьях
Юных дри­ад; полю­би­ли его боже­ства клю­че­вые,
Девы наяды, каких мчит Аль­бу­ла в водах, Нуми­кий
И Ание­на вол­на и Альм, быст­рей­ший тече­ньем,

Нара стрем­ни­стый поток и Фа́рфар с при­ят­ною тенью;
Те, что в дуб­рав­ном краю оби­та­ют у скиф­ской Диа­ны,
Или в озе­рах кру­гом, — но, всех отвер­гая, к одной лишь
Ним­фе он неж­ность питал. Вени­лия буд­то бы ним­фу
На Пала­тин­ском хол­ме поро­ди­ла дву­ли­ко­му Яну.

Толь­ко созре­ла она и неве­стою ста­ла, как тот­час
Пику была отда­на, пред­по­чтен­но­му всем лав­рен­тий­цам.
Див­ной была кра­соты, уди­ви­тель­ней — пенья искус­ст­вом.
«Пев­чей» — Канен­той ее назва­ли. Дуб­ра­вы и ска­лы
Дви­гать, зве­рей усми­рять, оста­нав­ли­вать длин­ные реки

Силой изуст­ной мог­ла и задер­жи­вать птиц про­ле­тав­ших.
Голо­сом жен­щи­ны раз напе­ва­ла она свои пес­ни,
Пик же ушел из двор­ца и в поля уда­лил­ся Лав­рен­та
Тамош­них бить каба­нов. Туда он вер­хом на горя­чем
Ехал коне и дер­жал два дро­ти­ка левой рукою,

Алой хла­мидой одет, золо­тою зако­ло­той пряж­кой.
В это же вре­мя при­шла дочь Солн­ца в те же дуб­ра­вы,
Чтоб на обиль­ных хол­мах нарвать себе новых рас­те­ний.
Имя нося­щий ее оста­ви­ла ост­ров Цир­цея.
Юно­шу Пика едва, полу­скры­тая чащей, узре­ла,

Остол­бе­не­ла; из рук запо­вед­ные выпа­ли тра­вы.
Сра­зу до моз­га костей огонь про­ни­ца­ет Цир­цею;
Толь­ко лишь в этом пылу собра­ла она пер­вые мыс­ли,
Хочет с пред­ме­том люб­ви гово­рить, но коня вер­хо­во­го —
Чтоб подой­ти не мог­ла — он погнал в окру­же­нии сви­ты.

«Не убе­жишь от меня, — хотя бы умчал тебя ветер, —
Если я знаю себя, и не ста­ли бес­силь­ны­ми свой­ства
Трав, и если меня не обма­нут мои закли­на­нья!»
Мол­ви­ла так и тот­час созда­ла бес­те­лес­но­го при­зрак
Веп­ря, ему про­бе­жать перед взо­ром царя пове­ле­ла.

И пока­за­лось ему, что вепрь уда­ля­ет­ся в чащу,
Где через гущу дерев коню невоз­мож­но про­брать­ся.
Нече­го мед­лить! И Пик, пре­сле­дуя при­зрак добы­чи,
Мигом уже соско­чил с дымя­щей­ся лоша­ди наземь.
И, за меч­тою гонясь, пеш­ком углуб­ля­ет­ся в рощу.

Та же моле­нья твер­дит и сло­ва ядо­ви­тые мол­вит
И непо­нят­ным богам непо­нят­ным закля­ти­ем слу­жит —
Тем, от кото­ро­го лик Луны бело­снеж­ной туск­не­ет
И на Отцов­ском челе соби­ра­ют­ся взбух­шие тучи.
От закли­на­ний ее тем­нотой покры­ва­ет­ся небо,

Мглу испа­ря­ет зем­ля. По доро­гам невиди­мым бро­дят
Спут­ни­ки Пика, и сам государь оста­ет­ся без стра­жи.
Выбра­ла место и миг, — «Закли­наю тво­и­ми оча­ми,
Что поло­ни­ли мои, кра­сотою тво­ей несрав­нен­ной,
Сде­лав­шей то, что — боги­ня — тебя умо­ляю! Сочув­ст­вуй

Пылу влюб­лен­ной! При­ми все­зря­щее веч­ное Солн­це
Тестем и, серд­цем жесток, Тита­ниды не пре­зри Цир­цеи!» —
Мол­ви­ла. Но и ее и моле­нья отверг он над­мен­но
И отве­чал: «Кто б ты ни была, тво­им я не буду,
Пика дру­гая пле­нит, и молю, чтобы дол­го пле­ня­ла!

Брач­ный союз осквер­нять я чужою не ста­ну любо­вью, —
Еже­ли мне сохра­нят Канен­ту — дочь Яно­ву — судь­бы».
Сно­ва моль­бы попы­тав пона­прас­ну, Тита­ния мол­вит:
«Это тебе не прой­дет! Не вер­нешь­ся ты боль­ше к Канен­те.
Что́ оскорб­ле­нье, любовь и жен­щи­на могут, — узна­ешь:

Оскорб­ле­на, влюб­ле­на и жен­щи­на тоже Цир­цея!»
Два­жды затем на восток обра­ти­лась и два­жды на запад;
Палоч­кой три­жды к нему при­кос­ну­лась и три закли­на­нья
Про­из­нес­ла, — и бежит он, и сам удив­ля­ет­ся бегу
Быст­ро­му, как нико­гда, и пух заме­ча­ет на теле;

И, воз­му­щен­ный, что вот ново­яв­лен­ной пти­цей неждан­но
В Лация рощи вле­тел, он твер­дым клю­вом дере­вья
Бьет в доса­де сво­ей, вет­вям пора­не­нья нано­сит.
Кры­лья же пти­цы хра­нят окрас­ку пур­пур­ной хла­миды;
Преж­няя пряж­ка его, золотая одеж­ды закол­ка,

Ста­ла пером: золо­той вкруг шей­ки горит оже­ре­лок.
Нет ниче­го уже в нем от преж­не­го Пика — лишь имя.
Спут­ни­ки Пика меж тем пона­прас­ну его при­зы­ва­ли
Дол­го в полях и нигде отыс­кать не мог­ли гос­по­ди­на,
А Тита­ниду нашли; она уж рас­чи­сти­ла воздух,

Вет­рам и солн­цу уже раз­ре­ши­ла тума­ны рас­се­ять.
Изоб­ли­ча­ют ее в пре­ступ­ле­нье и тре­бу­ют Пика.
К силе при­бег­ли; разить бес­по­щад­ным гото­вы ору­жьем.
Вред­ные зелья она, ядо­ви­тые брыз­га­ет соки;
Ночь и пол­ноч­ных богов из Эре­ба, из Хао­са кли­чет,

Молит­во­сло­вье тво­рит завы­ва­ни­ем дол­гим Гека­те.
С мест повска­ка­ли сво­их — ска­зать уди­ви­тель­но! — рощи,
И засто­на­ла зем­ля, поблед­не­ло вдруг дере­во рядом,
Кра­пом меж тем на лугу заале­ли кро­ва­вые кап­ли,
Кам­ни и те изда­ют как буд­то глу­хое мыча­нье;

Лают как буд­то бы псы; зем­ля в отвра­ти­тель­ных зме­ях
Лос­нит­ся, а над зем­лей — про­зрач­ные души пор­ха­ют.
И в изум­ле­нье тол­па, устра­ши­лась чудес. Устра­шен­ным
Тро­стью вол­шеб­ной она удив­лен­ные тро­ну­ла лица, —
И от каса­нья того раз­лич­ные чуди­ща-зве­ри

В юно­шей вхо­дят. Никто не остал­ся в обли­чий преж­нем.
Феб, скло­ня­ясь, уже нале­гал на Тар­тес­сии берег.
Но пона­прас­ну жда­ла — душой и оча­ми — Канен­та
Мужа. Челядь меж тем и народ по лесам раз­бе­жа­лись
В поис­ках, перед собой осве­щая огня­ми доро­гу.

Мало того что рыда­ла она, что в грудь уда­ря­ла,
Воло­сы в горе рва­ла, — хоть все это было; из дому
Вырва­лась и по полям латин­ским блуж­да­ла в безумье.
Шесть насту­пив­ших ночей и столь­ко же солн­ца вос­хо­дов
Зре­ли ее, как она, без сна и без пищи, по воле

Слу­чая, взад и впе­ред по горам и доли­нам бро­ди­ла.
Видел послед­ним ее, утом­лен­ную пла­чем и бегом,
Тибр, — как тело она пре­кло­ни­ла на берег холод­ный.
Там, сле­зой исхо­дя, стра­да­ньем рож­ден­ную пес­ню
Петь нача­ла, и зву­чал чуть слыш­но жалоб­ный голос»

КИРКА И ЕЕ СЫН ФАВН

Итальянский бог Фавн [Пан] иногда описывался богом как сын Кирке (Цирцеи) от Посейдона.

Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. Песнь 13. 327. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. — СПб: Алетейя, 1997. – С. 477-478) (греческий эпос 5 в. н. э.):

«Прибыл туда же и Фавн, свой огненный бросив, весь в скалах,
Мыс пелоридский, что встал в Сикелйи трехоконечной…
Сын он страсти Кронида глубинного с Киркой-колдуньей»

Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. Песнь 37. 10. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. — СПб: Алетейя, 1997. – С. 477-478) (греческий эпос 5 в. н. э.):

«Он назначил главою по сбору веток сосновых
Фавна, ведь тот был сведущ в блужданьях по дикому лесу,
Ведал о всех тропинках, наученный матерью Киркой».

Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. Песнь 37. 56. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. — СПб: Алетейя, 1997. – С. 477-478) (греческий эпос 5 в. н. э.):

«Стали огонь добывать, ведь скалолюбивый Кирки
Отпрыск, пустынножитель Фавн, Тирсениды насельник,
Этому был обучен родительницей премудрой»

КИРКА ИЗОБРЕТАТЕЛЬНИЦА МАГИИ И ЗАКЛИНАНИЙ

Кирку (Цирцею) иногда считали изобретательницей магии и заклинаний. В гомеровской эпиграмме (ниже) она вызывается почти как даймона (дух) магии.

Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Книга 4. 45. 1. (Источник: Вестник древней истории. 1986. № 2. С. 82 сл. Перевод В. М. Строгецкого с учётом переводов отдельных глав, выполненных С. Я. Лурье, А. Ф. Лосевым и М. К. Трофимовой) (греческий историк 1 в. до н. э.):

«Гека­та вышла замуж за Ээта и роди­ла от него двух доче­рей — Кир­ку и Медею, а так­же сына Эги­а­лея. Кир­ка заня­лась изу­че­ни­ем вся­че­ских зелий и изыс­ка­ла все­воз­мож­ные коре­нья, обла­даю­щие неве­ро­ят­ной силой.  Мно­го­му научи­лась она от сво­ей мате­ри Гека­ты, но зна­чи­тель­но боль­ше изо­бре­ла бла­го­да­ря соб­ст­вен­но­му усер­дию, так что ника­кая жен­щи­на не мог­ла срав­нить­ся с ней в зна­нии зелий. Кир­ка вышла замуж за царя сар­ма­тов, кото­рых неко­то­рые назы­ва­ют ски­фа­ми, и пер­во-напер­во погу­би­ла мужа зелья­ми и, уна­сле­до­вав цар­скую власть, учи­ни­ла мно­го жесто­ко­стей и наси­лия по отно­ше­нию к под­дан­ным. Поэто­му она и утра­ти­ла власть и, соглас­но неко­то­рым мифо­гра­фам, бежа­ла на про­сто­ры Оке­а­на, где завла­де­ла пустын­ным ост­ро­вом и обос­но­ва­лась там вме­сте с сопро­вож­дав­ши­ми ее жен­щи­на­ми, а по сло­вам неко­то­рых исто­ри­ков поки­ну­ла Понт и посе­ли­лась в Ита­лии на мысу, кото­рый до сих пор назы­ва­ют Кир­ке­ем».

Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Книга 4. 50. 6. (Источник: Вестник древней истории. 1986. № 2. С. 82 сл. Перевод В. М. Строгецкого с учётом переводов отдельных глав, выполненных С. Я. Лурье, А. Ф. Лосевым и М. К. Трофимовой) (греческий историк 1 в. до н. э.):

«Тогда Медея ска­за­ла, что при­вез­ла с собой мно­же­ство зелий уди­ви­тель­ной силы, изо­бре­тен­ных ее мате­рью Гека­той и сест­рой Кир­кой, кото­рые нико­гда еще не при­ме­ня­лись на пагу­бу людям, но теперь с помо­щью их она без труда воздаст долж­ное тем, кто заслу­жи­ва­ет кары».

Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Книга 4. 54. 5. (Источник: Вестник древней истории. 1986. № 2. С. 82 сл. Перевод В. М. Строгецкого с учётом переводов отдельных глав, выполненных С. Я. Лурье, А. Ф. Лосевым и М. К. Трофимовой) (греческий историк 1 в. до н. э.):

«[Медея] Изме­нив с помо­щью зелий облик, она вошла ночью в цар­ские чер­то­ги, и подо­жгла их, доба­вив при этом какой-то най­ден­ный ее сест­рой Кир­кой корень, обла­дав­ший силой делать так, что все сго­ра­ло дотла и поту­шить пожар было невоз­мож­но».

Стаций. Фиваида. Книга третья. 4. 536. (Источник: Публий Папиний Стаций. Фиваида / В переводе Ю. А. Шичалина. – М.: «Наука», 1991. – С. 41) (римский эпос 1 в. н. э.):

«Та — как велел — заклятье плетет, их сонм разделяя
и окропленных тесня, — по виду — Медея иль Кирка,
что на Ээе творит превращенья, но только безгрешна».

КУЛЬТ КИРКИ

I. Острова Фар­ма­кус­сы недалеко от Аттики (Южная Греция)

Страбон. География. Книга 9. 1. 13. (Источник: Страбон. География / Пер. Г. А. Стратановского. — М.: Наука, 1964. – С. 611-612) (греческий географ 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

«Здесь [у побережья Аттики] лежат так­же Фар­ма­кус­сы [Пиратские острова], два ост­ров­ка; на боль­шем из них пока­зы­ва­ют гроб­ни­цу Кир­ки».

II. Кир­кей Гора в Лациуме (Центральная Италия)

Страбон. География. Книга 5. 3. 6. (Источник: Страбон. География / Пер. Г. А. Стратановского. — М.: Наука, 1964. – С. 611-612) (греческий географ 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

«После Анция, в 290 ста­ди­ях, воз­вы­ша­ет­ся гора Кир­кей, окру­жен­ная морем и болота­ми как ост­ров. Утвер­жда­ют, что гора эта бога­та коре­нья­ми, пото­му, быть может, ее свя­зы­ва­ют с мифом о Кир­ке. На горе нахо­дит­ся горо­док с хра­мом Кир­ки и алта­рем Афи­ны. Там пока­зы­ва­ют какую-то чашу, как гово­рят, при­над­ле­жав­шую Одис­сею».

Цицерон. О природе богов. Книга 3. 19. (Источник: Цицерон. Философские трактаты. / Пер. М. И. Рижского. Отв. ред., сост. и вступ. ст. Г. Г. Майорова. (Серия «Памятники философской мысли»). — М.: Наука, 1985. — 384 стр.) (римский ритор 1 в. до н. э.):

« [Философская критика Цицероном природы богов] Ино, кото­рую гре­ки назы­ва­ют Лев­ко­те­ей, а наши — Мату­той, будет счи­тать­ся боги­ней, хотя она дочь Кад­ма. А Кир­ку, и Паси­фаю, и Ээта, кото­рых Пер­са, дочь Оке­а­на, роди­ла от Солн­ца [Гелиоса], мы раз­ве не вклю­чим в чис­ло богов? Ведь Кир­ку наши коло­ни­сты, жите­ли коло­нии, назван­ной ее име­нем, бла­го­че­сти­во почи­та­ют. Итак, и ее будем счи­тать боже­ст­вом? А что ты мне отве­тишь отно­си­тель­но Медеи? Ведь она-то име­ла двух [богов] деда­ми — Солн­це [Гелиос] и Оке­ан, отцом Ээта, мате­рью Идию. А что о бра­те ее Абсир­те (у Паку­вия он носит дру­гое имя — Эги­а­лей, но то, ста­рое имя, более употреб­ля­лось в кни­гах древ­них)? Если же эти не боги, то мне страш­но за Ино [Лавкотею], все ведь они текут из одно­го источ­ни­ка».

ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОЕ И РИМСКОЕ ИСКУССТВО

Краснофигурная вазопись Цирцея и Человек-Зверь 5 век до н.э.	Чернофигурная вазопись Цирцея и Человек-Зверь 6 век до н.э.	Чернофигурная вазопись Цирцея и Человек-Зверь 6 век до н.э.	Краснофигурная вазопись Цирцея и Человек-Зверь 5 век до н.э.
Чернофигурная вазопись Цирцея и зверолюди 6 век до н.э.	Краснофигурная вазопись Цирцея и Одиссей 5 век до н.э.	Краснофигурная вазопись Цирцея и Одиссей 5 век до н.э.	Апулийская вазопись Цирцея и Одиссей 4 век до н.э.
Вазопись Цирцея и Одиссей 6 век до н.э.

ИСТОЧНИКИ

Греческие

• Гомер. Одиссея. (Источник: Гомер. Илиада. Одиссея / Перевод с древнегреческого Н. Гнедича. – М.: Художественная литература, 1967. – С. ???-???) (греческий эпос 8 в. до н. э.):
• Гесиод. Теогония. (Источник: Эллинские поэты VIII – III вв. до н. э. / Перевод В. В. Вересаева. – М.: Ладомир, 1999. – С. ???) (греческий эпос 8-7 вв. до н. э.):
• Эллинские поэты / Перевод М. Грабарь-Пассек, О. Смыки. (Источник: Эллинские поэты VIII – III вв. до н. э. – М.: Ладомир, 1999. – С. ???-???) (греческий эпос 8-7 вв. до н. э.):
• Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека. (Источник: Аполлодор. Мифологическая библиотека / Перевод, заключительная статья, примечания, указатель В. Г. Боруховича. – Л.: Наука, 1972. – С. ???-???) (греческий мифограф 2 в. н. э.):
• Аполлоний Родосский. Аргонавтика. (Источник: Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Перевод Н. А. Чистяковой. – М.: НИЦ «Ладомир», 2001. – С. ???-???) (греческий эпос 3 в до. н. э.):
• Ликофрон. Александра. (Источник: Ликофрон. Александра. / Вступ. ст. А. В. Мосолкина, пер. и комм. И. Е. Сурикова. // ВДИ. 2011. № 1) (греческий поэт 3 в. до н. э.):
• Парфений. О любовных страстях.  (Источник: «Вестник древней истории». 1992 г. № 1 и № 2. Перевод с древнегреческого, вступительная статья и комментарии В. Н. Ярхо. Стихотворные переводы (кроме фр. 30) М. Л. Гаспарова) (греческий поэт 1 в до н. э.)
• Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. (Источник: Вестник древней истории. 1986. № 2. С. 82 сл. Перевод В. М. Строгецкого с учётом переводов отдельных глав, выполненных С. Я. Лурье, А. Ф. Лосевым и М. К. Трофимовой) 
• Страбон. География. (Источник: Страбон. География / Пер. Г. А. Стратановского. – М.: Наука, 1964. – С. ???-???) (греческий географ 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):
• Павсаний. Описание Эллады. (Источник: Павсаний. Описание Эллады /Пер. С. П. Кондратьева под ред. Е. Никитюк. Пред. Э. Фролова. СПб.: Алетейя, 1996) (греческое повествование о путешествии 2 в. н. э.):
• Псевдо-Плутарх. Собрание параллельных греческих и римских историй.  / Переводчик Васильева Н. В. (Источник: Вестник древней истории, 1980, № 2; ) (анонимные авторы 2 в. н. э.):
• Афиней. Пир мудрецов. (Источник: Афиней. Пир мудрецов. В пятнадцати книгах / Перевод с древнегреческого Н. Т. Голинкевича. – М.: Издательство «Наука», 2004. – С. ???) (древнегреческий писатель 2-3 вв. н. э.):
• Птолемей Хенн (Гефестион). Новая история (в 7 книгах). V. (Перевод: Мещанский Д. В). (Источник: Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе // Вестник древней истории. – 1947. – №№ 1-4; 1948. – №№ 1-4; 1949. – №№ 1-4) (греческий мифограф 1-2 вв. н. э.):
• Квинт Смирнский. После Гомера. (Источник: Квинт Смирнский. После Гомера / Вступ. ст., пер. с др. греч. яз., прим. А. П. Большакова. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 320 c. – С. ???-???) (греческий эпос 4 в. н. э.):
• Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. – СПб: Алетейя, 1997. – С. ???) 

Римские

• Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. – 2-е изд., испр. – СПб.: Алетейя, 2000. – С. ???-???):
• Овидий. Метаморфозы. (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):
• Овидий. Фасты.  (Источник: Овидий. Элегии и малые поэмы / Перевод с латинского Ф. А. Петровского. Сост. и предисл. М. Гаспарова. Коммент. и ред. переводов М. Гаспарова и С. Ошерова. – М.: Художественная литература, 1973. – 528 с.) (римская поэзия 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):
• Вергилий. Энеида. (Источник: Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида / Перевод с латинского С. А. Ошерова. (Серия «Библиотека всемирной литературы», т. 6). – М.: Художественная литература, 1971. – С. ???) (римский поэт 1 в. до н. э.):
• Проперций. Элегии. (Источник: Секст Проперций. Элегии. / Пер. А. И. Любжина. М.: Греко-латинский кабинет, 2004. – С. ???-???) (римский поэт 1 в. до н. э.):
• Цицерон. О природе богов. (Источник: Цицерон. Философские трактаты. / Пер. М. И. Рижского. Отв. ред., сост. и вступ. ст. Г. Г. Майорова. (Серия «Памятники философской мысли»). – М.: Наука, 1985. – 384 стр.) (римский ритор 1 в. до н. э.):
• Валерий Флакк. Аргонавтика. (Источник: Валерий Флакк. Аргонавтика. Книга первая / Под общ. ред. А.В. Подосинова. М.: Импэто, 2013. – С. ???-???):
• Стаций. Фиваида. (Источник: Публий Папиний Стаций. Фиваида / В переводе Ю. А. Шичалина. – М.: «Наука», 1991. – С. ???-???) (римский эпос 1 в. н. э.):

Список используемой литературы

Полная библиография переводов, цитируемых на этой странице.