Хаос

Хаос был первым из первозданных богов, появившихся на заре творения. За ней быстро последовали Гея (Земля), Тартар (Глубинная яма) и Эрос (Зачатие).

Хаос был нижней атмосферой, окружающей Землю — невидимым воздухом и мраком тумана. Слово хаос означает «пропасть» или «пропасть», являющаяся пространством между небом и землей. Хаос была матерью и бабушкой других туманных существ — Эреба (туман тьмы преисподней), Эфир (эфирный туман небес), Нюкта (ночь) и Гемера (день), а также многочисленные Даймонамы (Духи). Она также была богиней судьбы, как ее дочь Нюкта и внучки Мойры.

Как богиня воздуха Хаос была также матерью птиц, так же как Гея (Земля) была матерью наземных животных, а Таласса (Море) была матерью рыб.

Поздние классические авторы переопределили Хаос как хаотическую смесь элементов, существовавшую в изначальной вселенной, объединив ее с изначальной «Грязью» орфической космогонии. Современное английское слово «хаос» происходит от этого.

КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ

БОГИНЯ ХАОС
РодителиНет (появилась при создании)
Богиня чегоБездна воздуха
ДомЗемля
Греческое имяТранслитерацияЛатиницаАнглийский переводПеревод
Χαος ΧαεοςKhaos, KhaeosChaosGap, Chasm (khaos)Разрыв, Пропасть

 

ГЕНЕАЛОГИЯ

Родители

[1.1] Нет (первое существо, появившееся при творении) (Hesiod Theogony 116)
[2.1] Хронос & Ананке (Orphic Argonautica 12, Orphic Fragment 54)
[2.2] Хронос (Orphic Rhapsodies 66)

 

Дети

[1.1] Эреб, Нюкта (без помощника) (Hesiod Theogony 124)
[1.2] Эреб, Нюкта, Эфир, Гемера (Hyginus Preface)
[2.1] Мойры (Quintus Smyrnaeus 3.755)
[3.1] Эрос (Oppian Halieutica 4.10)
[4.1] Птицы (от Эроса) (Aristophanes Birds 685)

Согласно Теогонии Гесиода, Гея, Тартар и Эрос возникли после Хаоса. Этот отрывок иногда неправильно истолковывают, что делает их потомками.

СЛОВАРЬ

ХАОС I (греч. χάος, chaos, от корня cha-, отсюда chaino, chasco, «зеваю», «разеваю»; X. поэтому означает прежде всего «зев», «зевание», «зияние», «разверстое пространство», «пустое протяжение») . Согласно Гесиоду, X. располагается среди первопотенций наряду с Геей, тартаром и Эросом (Theog. 116); им дается одновременно и физическое (X. как бесконечное и пустое мировое пространство; 700), и мифологическое понимание X. (он порождает из себя Эреб и Ночь, а они Эфир и Гелиру-день, Theog. 123 — 124). У схолиастов X. мыслится то как вода (с фантастической этимологией от cheo, «лью», «разливаю»), то как разлитой воздух (со ссылкой на Вакхилида и Зенодота), то по-платоновски как место разделения и расчленения стихий. Из досократиков Акусилай (9B2D) и ферекид (7В1а) считали X. началом всякого бытия. При этом Ферекид отождествлял X. с водой, т. е. с заполненным пространством. Ни Гомер, ни Пиндар, ни Эсхил, ни Софокл ни разу не употребляют этот термин. У Еврипида X. является пространством между небом и землей (TGF, frg. 448 N.-Sn.), а Проб, который приводит этот фрагмент из Еврипида, считает X. воздухом, заполняющим место между небом и землей.В космогонии Аристофана («Птицы», 691-702) X. фигурирует в качестве первопотенций наряду с Эре-бом. Ночью и тартаром (о Земле говорится, что вначале ее не было). От Эреба и Ночи — мировое яйцо, а из мирового яйца — Эрос. Эрос же из смеси всего порождает Землю, небо, море, богов и людей. От X. Эрос порождает в тартаре птиц, которые тоже, очевидно, понимаются здесь как одно из первых космогонических начал (так, X. у Аристофана выступает уже как мифологический персонаж, порождающий мировую жизнь, на пародийном языке Аристофана — птиц). Либо это собственная космогония Аристофана, либо это пародия на орфическую космогонию, где тоже фигурирует мировое яйцо, порожденное Ночью. В «Облаках» X. вместе с Облаками и Языком является богом Сократа (Nub. 424), и тот даже им клянется (627). Так, к концу классического периода в Греции существуют две концепции X., исходящие из гесиодовской концепции. Одна выдвигает на первый план понятие X. как физического пространства, пустого или чем-нибудь наполненного; а другая понимает X. как нечто живое и животворное, как основу мировой жизни.Первая концепция углубляется Аристотелем и еще больше Платоном. Аристотель («Физика» IV 208 b 31) понимает X. Гесиода просто как физическое место, где находятся те или другие физические тела. Платон же, хотя сам и не использует этого понятия (в Conv. 178 b он говорит о гесиодовском X.), по свидетельству гесиодовского схолиаста, под X. понимал свою «всеприемлющую природу», т. е. то, что обычно называется у Платона материей (Plat. Tim. 50 be). Это — то невидимое и неосязаемое, лишенное всяких физических качеств начало, которое получается после исключения из физического тела всех его реальных свойств, то, что нельзя даже назвать каким-нибудь именем, ибо всякое имя предмета всегда приписывает ему то или иное свойство. Это — чистая материя, самый факт существования тела, не зависимый ни от каких его реальных свойств. X. — не какое-нибудь тело, но принцип непрерывного становления тела.Стоики не вышли за пределы классического определения X. Хаос объявлялся либо «влагой», либо просто «водой» (натуралистическое понимание X.). Зенон так понимал гесиодовский X.: из оседания X., по его мнению, получался ил, из отвердения его — земля (Stoicorum veterum fragmenta, SVF, I frg. 103-104 Arn., II frg. 564). Другое понимание стоиками X. как пространства — вместилища вещей (ср. у Секста Эмпирика «Против ученых» Х 11-12: «…Хаос есть место, вмещающее в себя целое. Именно, если бы он не лежал в основании, то ни земля, ни вода, ни прочие элементы, ни весь космос не могли бы и возникнуть. Даже если мы по примышлению устраним все, то не устранится место, в котором все было. Но оно остается, содержа три измерения: длину, глубину и ширину, не считая сопротивления»). У ряда авторов обе точки зрения совмещены, т. е. X. есть вода, первоэлемент, но вода путем сгущения или разрежения превращается в разные тела, так что сам по себе «Хаос есть расчленение и разделение на элементы» (SVF II frg. 564) и, по Корнуту (Ibid. I frg. 103), — «Хаос есть возникшая до разделения влага». Ср. у Манилия: «Хаос некогда расчленил смешанные первоначала вещей при их возникновении» («Астрономия» Х 125).Таким образом, стоики объединили понятие X. с элементами, так что X. представлялся им как бы пределом разреженного состояния элементов и, с другой стороны, творческим началом (принципом) разделения элементов, хотя сам он и лишен всякого разделения и расчленения.Понимание X. как бесконечной протяженности, причем не относительно пространства, как обычно, а времени, встречается у Марка Аврелия (IV З): «Обрати внимание на то, как быстро все предается забвению, на Хаос времени, беспредельного в ту и другую сторону…», X. мыслится как некоего рода вечность.Далее X. понимается как беспорядочное состояние материи. Этот момент в скрытом виде находился во всех тех учениях, которые вообще понимали X. как принцип становления. Досократики Эмпедокл или Анаксагор и поэт Аполлоний Родосский (I 494- 500) уже оперируют с первозданной беспорядочной смесью материальных стихий.Но у Овидия его мироздание прямо начинается с хаоса вещей и сам X. трактуется как rudis indigestaque moles, «нерасчлененная и грубая глыба», хотя уже с животворными функциями (Ovid. Met. I 5-9).В обстановке надвигающегося монотеизма в религии и принципата в политике Овидий уже чувствует необходимость некоего специального, творческого начала для превращения беспорядочной материи в упорядоченный космос. Для этих целей выступает у него сначала некий deus et melior natura (21, «бог и лучшая природа»), затем quisquis ille deorum (32 — «тот какой-то из богов»), даже сига dei (48 — «промысел бога»), а потом и прямо raundi fabricator (57 — «устроитель мира») и opifex rerum (79 — «мастер вещей»). Это оформляющее и организующее начало получает в «Фастах» Овидия глубокую философскую формулировку.Античная мысль вообще двигалась в направлении тех формул, которые можно было бы привлечь для характеристики X. как принципа становления. Стали замечать, что в X. содержится своего рода единство противоположностей: X. все раскрывает и все развертывает, всему дает возможность выйти наружу; но в то же самое время он и все поглощает, все нивелирует, все прячет вовнутрь. Образ X. в виде двуликого Януса, выступающего как творческое начало, имеется у Овидия (Fast. I 89-144). Янус называет себя res prisca (103, «древняя вещь») и Хаосом. Когда все стихии распределились по своим местам и образовался стройный космос, то Янус, который раньше был globus et sine imagine moles (111, «глыба и безликая громада»), получил определенный facies (113, «лик») и достойный бога вид (112-114). Но и теперь, говорит он, имеется у него остаток прежнего состояния, а именно: способность видеть все вперед и назад. Кроме того, Янус своей собственной рукой все открывает и закрывает, являясь как бы мировой дверью. Он может развернуть мир во всей его красоте и может придать его уничтожению.Античная концепция X. выдвигала на первый план творческие и животворные моменты этого понятия. У орфиков X. оказался в самом близком отношении к мировому яйцу, породившему из себя весь мир. Интересно рассуждение у Климента Римского («Беседы» VI 3-4), излагающего эти древние учения: «Орфей уподобляет Хаос яйцу. Ведь в яйце — слияние первых элементов. Гесиод предположительно называет Хаосом то, что Орфей называет порожденным яйцом, выброшенным из безграничности материи». Климент Римский пишет о первоначальном беспорядочном состоянии материи, которое постепенно превратилось в этот Х.-яйцо, а отсюда появляются и все реальные формы мира. О гесиодовском X. у Симпликия в Комментарии на «Физику» Аристотеля (IV 1) говорится: «Ясно, однако, что это — не пространство, но беспредельная и изобильная причина богов, которую Орфей назвал страшной бездной». Симпликий развивает мысль, что Эфир и X. являются теми тезисом и антитезисом, из слияния которых образуется все бытие: из Эфира — эманации богов, а из Бездны-Х. возникает вся беспредельность. В окончательной форме эта концепция сформулирована у Гермия Александрийского (Комментарий к «Федру» Платона 246е): монада — Эфир, диада — X., триада — яйцо. Следовательно, X. диадичен в орфико-пифагорейском смысле этого слова. Однако исходным пунктом является здесь не диада, а монада, и уже в монаде заключено в свернутом виде все развертываемое в диаде. Поэтому и неоплатоники представляли X. как монаду. В Комментарии к «Государству» Платона (II 138, 19-24) Прокл говорит о noeton chaos, т. е. об «умопостигаемом X.» как об исходном пункте всех эманации и как о той конечной точке, к которой возвращаются все эманации (ср. о нисхождении и восхождении душ из X. и в X. — II 141, 21-28).Учение о совпадении начал и концов в X. для античного мышления — одна из типичнейших тем. Из этого видно, что X. действительно есть принцип непрерывного, неразличимого и бесконечного становления, т. е. то, что пифагорейцы и орфики называли диадой и без чего невозможно существование ни богов, ни мира, ни людей, ни божественно-мировой жизни вообще.X. получил яркое развитие и в качестве мифологического персонажа, начиная еще с Гесиода. У орфиков X. вместе с Эфиром был порождением Хроноса, но сам Хронос рисовался как крылатый дракон с головой быка и льва и с лицом бога, который к тому же именовался еще и Гераклом (Дамаский, «О первых принципах», 317, 21-318, 2). С другой стороны, X. и Эфир порождали из себя некоего Андрогина, муже-женское начало, являвшееся началом всех вещей, сам же X. у орфиков трактовался как «страшная бездна» (chasma pelorion).Отсюда уже очень близко до того нового значения слова «хаос», которое встречается по преимуществу в римской литературе и которое либо очень близко связывает X. с видом, либо прямо отождествляет его с ним. X. есть та бездна, в которой разрушается все оформленное и превращается в некоторого рода сплошное и неразличимое становление, в ту «ужасную бездну», где коренятся только первоначальные истоки жизни, но не сама жизнь. Римляне прибавили к этому еще и острый субъективизм переживания, какой-то ужасающий аффект и трагический пафос перед этой бесформенной и всепоглощающей бездной. Уже у Вергилия перед самоубийством Дидоны жрица взывает к богам, Эребу и X. — характерная близость X. к подземному миру (Аеп. IV 509-511, VI 264 след.). У Овидия (Met. Х 29-31) X. прямо отождествляется с аидом. У Сенеки X. — общемировая бездна, в которой все разрушается и тонет (Sen. Thyest. 830- 835). В других текстах Сенеки X. понимается как аид.В трагедиях Сенеки X. из абстрактной космической картины превратился в предмет трагического пафоса («Медея» 9; «федра» 1238; «Эдип» 572 и др.), в тот мифологический образ, который одновременно и универсален, и космичен, и переживается глубоко интимно, мрачно и экстатически. Последним этапом в развитии античного представления о X. является его неоплатоническое понимание. Поскольку неоплатонизм является позднейшей реставрацией всей древней мифологии, он по необходимости превращал живую и конкретную мифологию в философскую систему абстрактных понятий и по необходимости становился абсолютным идеализмом, в котором главную роль играла теория чистого мышления. Но и в области чистого мышления тоже имеются свои формы и своя бесформенность, свой предел и своя беспредельность, свои законченные образы и свое непрерывное и бесконечное становление. Именно в этом плане древний образ X. опять начинал играть свою основную роль, но уже как один из организующих принципов чистого мышления.X. представляется как величественный, трагический образ космического первоединства, где расплавлено все бытие, из которого оно появляется и в котором оно погибает; поэтому X. есть универсальный принцип сплошного и непрерывного, бесконечного и беспредельного становления. Античный X. есть предельное разряжение и распыление материи, и потому он — вечная смерть для всего живого. Но он является также и предельным сгущением всякой материи. Он — континуум, лишенный всяких разрывов, всяких пустых промежутков и даже вообще всяких различий. И потому он — принцип и источник всякого становления, вечно творящее живое лоно для всех жизненных оформлений. Античный X. всемогущ и безлик, он все оформляет, но сам бесформен. Он — мировое чудовище, сущность которого есть пустота и ничто. Но это такое ничто, которое стало мировым чудовищем, это — бесконечность и нуль одновременно. Все элементы слиты в одно нераздельное целое, в этом и заключается разгадка одного из самых оригинальных образов античного мифологически-философского мышления.Лит.: Лосев А. Ф., Гесиод и мифология, в кн.: Эстетическая терминология ранней греческой литературы, М.. 1954 («Ученые записки Московского государственного педагогического института им. Ленина», т. 83, в. 4); Lossew A. F„ Chaos antyczny, «Meander», 1957. № 9, S. 283-293; Bórtzler F., Zu den antiken Chaoskosmogonien, «Archiv fur Religionswissenschatten», 1930, Bd. 28; Jager W., Die Theologie der frühen griechischen Denker, Stuttg., 1953; Franke1 Н., Drei Interpretationen aus Hesiod, в его кн.: Wege und Formen fruhgriechischen Denkens, Munch., I960. А. Ф. Лосев. II первобытный. Мифопоэтическая концепция X. является порождением относительно поздней эпохи, предполагающей уже определенный уровень спекулятивной мысли об истоках и причинах сущего. Наиболее архаичные культуры (напр., австралийских аборигенов) практически не знают понятия X., и, наоборот, идея X. особенно полно, широко и успешно разрабатывалась в древнегреческой традиции на стыке мифопоэтического и ранне-научного периодов (см. в ст. ХАОС). К характеристикам X., регулярно повторяющимся в самых разных традициях, относятся связь X. с водной стихией (см. ВОДА, ОКЕАН МИРОВОЙ), бесконечность во времени и в пространстве, разъятость вплоть до пустоты или, наоборот, смешанность всех элементов (аморфное состояние материи, исключающее не только предметность, но и существование стихий и основных параметров мира в раздельном виде), неупорядоченность и, следовательно, максимум энтропических тенденций, т. e. абсолютная изъятость X. из сферы предсказуемого (сплошная случайность, исключающая категорию причинности), иначе говоря, предельная удаленность от сферы «культурного», человеческого, от логоса, разума, слова и как следствие — ужасность, мрачность. Но возможно, важнейшая черта X. — это его роль лона, в котором зарождается мир, содержание в нем некой энергии, приводящей к порождению.Самые ранние из известных концепций X. — шумерская и древнеегипетская относятся, видимо, к 3-му тыс. до н. э. В космогонических мифах Древнего Египта X. воплощается в образе первородного океана Нуна, характеризуемого небытием, отсутствием неба, земли, тварного мира. Вместе с тем, как следует из «Книги пирамид» (§ 1040 а-d), этому X. неприсуща беспорядочность и ужасность. Внутри Нуна находится творец (Атум, Хепри), который из Нуна творит все сущее (хепру, «существование», от хепер, «существовать»), «уничтожая X. воды» (гераклеопольское сказание). Среди божеств, создаваемых творцом из Нуна, встречаются такие пары, которые в других традициях характеризуют еще сам X. (ср. супружескую пару тьмы, пару бесконечности, пару невидимости, см. ОГДОАДА). Пара Нуи — Наунет отсылает к идее мужского и женского творческих начал еще в пределах самого X. Сотворение мира из X. обратимо: мир не только все время противостоит силам окружающего его X., но и может быть снова превращен в X. [ср. угрозу недовольного поведением богов Атума в «Книге мертвых»: «Я разрушу все, что я создал. Мир снова превратится в X. (Нун) и бесконечность (Хух), как было вначале» (гл. 175)]. Шумерская версия предполагает как бы две стадии воплощения X.: первая — заполненность всего пространства мировым океаном, в недрах которого находилась праматерь всего сущего Намму, вторая — неразрывная слитность божественной супружеской пары А на и Ки, нарушенная их сыном Энлилем, оторвавшим родителей друг от друга. В шумерской версии существенно, что угроза X. возникла с рождением Энлиля (элемент «лиль» означает ветер, дуновение воздуха). Его воздушная субстанция и была, собственно, первым заполнением уже космического пространства и первым носителем движения (ср. аналогичную роль Шу в египетской мифологии). В целом же шумерские представления о X. предполагают более динамичную концепцию, чем древнеегипетская версия, с акцентом на ипостасном характере воплощений X.Библейский вариант предания о X., сохраняемый в книге Бытия и в некоторых других частях Библии, испытал очень сильное влияние вавилонской схемы, хотя образ Х.-бездны выступает здесь уже в сильно демифологизированном виде. Мировая бездна (др.-евр. tĕhŏm, слово, родственное аккадскому Ti’âmat, видимо, близко и к собственному имени, ср. употребление tĕhŏm без определенного артикля, кроме некоторых примеров во множественном числе) описывается не как что-то вечное, абсолютное, исконно самостоятельное, а как созданное творцом. Но бездна X., будучи вторичной во времени, созданной и ограниченной в своих возможностях [«доселе дойдешь и не пройдешь, и здесь предел надменным волнам твоим», — сказал господь морю-бездне (Иов 38, 11 и др.)], актуальна. Бог не только грозит потопом (который не есть простое наводнение, а именно выпущенная на волю божьим попущением бездна-Х.), но и освобождает бездну — tĕhŏm от преград (ср. Быт. 7, 11). Но и в этом случае бог сохраняет контроль над хаотическим потопом.Другая особенность древнееврейской концепции образов X. состоит в том, что все, кто противится богу и пытается нарушить мировой порядок, помещаются в морские воды, т. е. в остаток бездны на земле (ср. ЛЕВИАФАН и другие образы библейских чудовищ — Таннин-дракон, Раав, Нахаш). Следовательно, библейская традиция исходит из отчетливо богоборческого X. Сходная ситуация отмечена и в более ранней, угаритской мифологии, где известны бог смерти My ту, морской бог-чудовище Йамму, противник «благого божества» Балу. В финикийской космогонии (в противоположность древнееврейской) мутный, темный X. беспределен, вечен и изначален.В некоторых традициях господствуют так называемые апофатические описания X., когда он определяется через то, что в нем отсутствует («нулевой» X.). Среди наиболее известных примеров — ведийская картина того, что предшествовало творению (РВ Х 129, 1-2). Однако и эти апофатические описания дополняются характеристиками иного типа: «Мрак был сокрыт мраком вначале. Неразличимая пучина — все это» (РВ Х 129, 3). В этой пучине X. дышало, «не колебля воздуха». Единое нечто, «и не было ничего другого, кроме него» (X 129, 2). Это Единое, заключенное в пустоту, было порождено силой жара — тапаса. Первоисточником творимого мира было желание. В других версиях желание и творение связываются с золотым зародышем (см. ХИРАНЬЯГАРБХА), плававшим в X. — океане. Согласно версии «Шата-патха-брахманы» (II 1, 6), из мировых вод, воплощающих X., возникло божество с творческими потенциями. Ср. также отрывок из «Брихадара-ньяка-упанишады» (V 5, I): «Вначале этот [мир] был водой. Эта вода сотворила действительное — это Брахман. Брахман [сотворил] Праджапати, Праджапати — богов…». Описания «нулевого» X. известны из «Старшей Эдды» [«В начале времен не было в мире ни песка, ни моря, ни волн холодных; земли еще не было и небосвода, бездна сияла, трава не росла» («Прорицание вельвы», 3); в древне-скандинавской мифологии X. понимался и в более специфическом смысле — как пучина, ограниченная на севере холодным и темным Нифльхеймом и на юге теплым и светлым Муспельсхеймом], из океанийского мифа о сотворении мира богом Тане (ср. версию с острова Туамоту: «Не было больше ничего в мире — ни песка, ни горных хребтов, ни океана, ни неба. И глубокая тьма была над пеной волн перед ликом бездны»; при этом предполагается, что уже существовал Тане, проливающий воды), из месоамериканского эпоса «Пополь Вух» и из целого ряда других традиций. Как и X., характеризующийся смешанностью и бесформенностью, этот «нулевой» X. организуется введением серии основоположных различительных признаков (вода — твердь, тьма — свет, холод — тепло, ночь — день, женское — мужское, низ — верх и т. п.), но, если в первом случае X. противится попыткам его организации, оформления (что и дает начало мифам типа древнесемитских), то во втором случае X. нейтрален по отношению к его преобразованиям. В китайской мифологии X. предстает прежде всего местом рождения начала, развитие которого в конечном счете приводит к возникновению вселенной. В книге «Хуайнань-цзы» — это два божества, возникшие из X. и начавшие его упорядочение. В конфуцианских сочинениях X. бесформен и стихии смешаны; творение начинается с того, что чистое ци (ци — нерасчлененная первоматерия, первоэфир) становится небом, мутное же — землей (ср. также «Лунь-хэн» Ван Чуна, 1 в. н. э.). Особую версию составляет миф об изначальной массе слитых воедино неба и земли, внутри которой зарождается Пань-гу. В «Даодэцзине» Лао-цзы (6-5 вв. до н. э.) говорится (гл. 25) о том, что в X., прежде чем возникли небо и земля, зарождается лишенное формы дао, которое можно считать матерью Поднебесной. Это дао выступает как творческое организующее начало в цепи человек — земля — небо — дао — естественность. Роль X. в мифопоэтических традициях не исчерпывается только космогоническим циклом. И после устроения космоса вселенная чаще всего понимается как некий центр, как видимая поверхность; периферия же (вовне и внизу) остается не только менее космизованной, но иногда толкуется как остаток X., обычно ослабленного, приглушенного, но тем не менее существующего и по временам угрожающего космосу, миру. Мифопоэтические описания мировых катастроф, катаклизмов (см. ПОТОП) как раз и предполагают не полное изгнание Х„ а только его оттесненность. С остатками X. на земле связан ужас, страх, порождаемый тьмой, ночью, бесформенностью, отсутствием надежных границ между человеком и царством X. [«И бездна нам обнажена с своими страхами и мглами, и нет преград меж ней и нами — вот отчего нам ночь страшна» (Ф. И. Тютчев)]. Царство смерти, с которым тоже связан страх, нередко описывается как своего рода X. (в двух вариантах: или бесформенность и разъятость, или противоположность этому свету).X. — не только образ мифопоэтического искусства, но и одно из научных понятий, без которого не могли обойтись ни ранние античные космогонии, ни И. Кант, ни ряд современных мыслителей.Лит.: Ильин В. Н., Шесть дней творения, Париж, 1930; Лосев А. Ф., Хаос, в кн.: Философская Энциклопедия, т. 5. М., 1970; Светлов Э., Хаос и Логос, в его кн.: Магизм и единобожие, Брюссель, [1971]; Gunkel Н., Schöpfung und Chaos in Urzeit und Endzelt, Gott., 1895; Delltzsch F., Das babylonische Welt-schopfungsepos, Lpz., 1896; Sethe K., Amun und die acht Urgotter von Hermopolis, В., 1929; Emuna elish. The Babylonian epic of creation-translation and commentary by S. Langdon, Oxf., 1923; Bortzler F., Zu den antiken Chaoskos-mogonien, «Archiv für Religionswissenschaft», 1930, Bd. 28; Cornford F. М., Princlplum Sapientia, Camb., 1952; Jaeger W., The theology of the Early Greek Philosophers, Oxt., 1947; Before philosophy. The intellectual adventure of ancient man, Harmondsworth, 1967; Кirk G. S„ Raven J. E„ The presocratic philosophers, Camb., 1957; Lossew A. F., Chaos antyczny, «Meander», 1957, Roc 12, № 9; Teilhard de Chardin P., Hymne de 1’Univere, P., 1961; Guthгie W. К. С., A history of Greek philosophy, v. 1 — The Earlier presocratics and the Pythagoreans, Camb., 1962; McKenzie J. L., The two-edged sword, N. Y., 1966; Rad G. vоn. Old Testament theology, v. 1-2, L., 1975; Heide1 A., The Babylonian Genesis. The story of creation, 2 ed., Chi.-L., 1963. См. также лит. при статьях КОСМОС, КОСМОГОНИЧЕСКИЕ МИФЫ и ОКЕАН МИРОВОЙ. В. Н. Топоров.

 

АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ИМЕНА

Греческое имяТранслитерацияЛатиницаАнглийскийПеревод
ΑηρAêrAerAir (aêr)Воздух

ЦИТАТЫ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ХАОС И РОЖДЕНИЕ КОСМОСА

Гесиод. Теогония. 116. (Источник: Эллинские поэты VIII – III вв. до н. э. / Перевод В. В. Вересаева. – М.: Ладомир, 1999. – С. 48) (греческий эпос 8-7 вв. до н. э.):

 

«Преж­де все­го во все­лен­ной Хаос [Воздух] заро­дил­ся, а сле­дом
Широ­ко­грудая Гея, все­об­щий при­ют без­опас­ный,
[Веч­ных богов — оби­та­те­лей снеж­ных вер­шин олим­пий­ских.]
Сумрач­ный Тар­тар, в зем­ных зале­гаю­щий нед­рах глу­бо­ких,
И, меж­ду веч­ны­ми все­ми бога­ми пре­крас­ней­ший, — Эрос
Слад­ко­и­стом­ный — у всех он богов и людей земно­род­ных
Душу в груди поко­ря­ет и всех рас­суж­де­нья лиша­ет.
Чер­ная Ночь и угрю­мый Эреб роди­лись из Хао­са».

 

Аристофан. Птицы. 685 (Источник: Аристофан. Комедии. В 2 томах / Пер. с древнегреч.: С. К. Апт., А. И. Пиотровский, Н. Корнилов; Коммент. В. Ярхо. – Т. 2. – М.: Искусство, 1983):

 

«Хаос [Воздух], Ночь [Нюкта] и Эреб [Тьма] – вот что было сперва, да еще только Тартара бездна.
Вовсе не было воздуха [Эфира], неба [Урана], земли [Геи]. В беспредельном Эребовом лоне
Ночь, от ветра зачав, первородок-яйцо принесла. Но сменялись годами
Быстролетные годы, и вот из яйца появился Эрот сладострастный.
Он явился в сверкании крыл золотых, легконогому ветру подобный.
С черным Хаосом [Воздух] в Тартаре сблизился он [или оплодотворился], в беспредельной обители мрака,
И от этого мы [птицы] появились на свет, первородное племя Эрота».

 

Орфей. III. Рапсодическая теогония. Священные сказания в 24 рапсодиях. 66 (Источник: Фрагменты ранних греческих философов (Часть I). От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики /Автор: Лебедев А. В. (составитель). – М.: Наука, 1989. – С. 48-49) (греческие гимны 3-2 вв. до н. э.):

 

«Сей нестареющий Хронос, нетленномудрый, родил
Эфир [верхний воздух] и бездну великую [Возможно Хаос, нижний воздух], чудовищную, семо и овамо.
И не было снизу ни границы, ни дна, ни основания…
[Все было] в темной мгле. . .
Затем сотворил великий Хронос в божественном Эфире
Серебряное яйцо [из которого родился Фанет]. . .»

 

Орфей. IV. Орфическая теогония по Иерониму и Гелланику. 54 (Дамаский). (Источник: Фрагменты ранних греческих философов (Часть I). От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики /Автор: Лебедев А. В. (составитель). – М.: Наука, 1989. – С. 61-62) (греческие гимны 3-2 вв. до н. э.):

 

«Нестареющий Хронос [Время]… С ним соединена Ананкэ [Необходимость] — то же самое существо, что и Адрастея — бестелесная… Нестареющий Хронос был «отцом Эфира [верхний воздух] и Хаоса [нижний воздух]»; и согласно этой [Иеронимовой теогонии] тоже именно этот Хронос-Змей рождает тройное потомство: «влажный Эфир» … как он говорит, «безграничный Хаос [Воздух]» и, кроме того, в-третьих, «мглистый Эреб [Мрак]»… В них [Эфире, Хаосе,Эребе], по его словам, «Хронос родил яйцо» [содержащее смесь твердого вещества — земли, моря и неба]».

 

Квинт Смирнский. После Гомера. Книга 3. 755. (Источник: Квинт Смирнский. После Гомера / Вступ. ст., пер. с др. греч. яз., прим. А. П. Большакова. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 320 c. – С. 188-189) (греческий эпос 4 в. н. э.):

 

«Мойры
вещего Хаоса дщери, спряли незавидную участь»

 

Псевдо-Гигин (общее имя для неизвестных античных авторов-мифографов 2 века н. э.) Мифы. (Источник: Гигин. Мифы. / Пер. Д. О. Торшилова под общ. ред. А. А. Тахо-Годи. – 2-е изд., испр. – СПб.: Алетейя, 2000. – С. 6):

 

«От Мглы [родился] – Хаос. От Хаоса и Мглы [родился] – Ночь, День, Эреб, Эфир».

 

Вергилий. Георгики. Книга 4. 345. (Источник: Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида / Перевод с латинского С. Шервинского. (Серия «Библиотека всемирной литературы», т. 6). – М.: Художественная литература, 1971. – С. 114) (римский поэт 1 в. до н. э.):

 

«Ним­фам Кли­ме­на вела рас­сказ…
С Хао­са повесть начав, исчис­ля­ла богов похож­де­нья».

 

ХАОС НИЖНИЙ ВОЗДУХ

Хаос был связанным с нижним воздухом земли. Его небесным двойником была сияющий Эфир, а под землей и по краям земли лежали темные туманы Эреба.

Гесиод. Теогония. 699. (Источник: Эллинские поэты VIII – III вв. до н. э. / Перевод В. В. Вересаева. – М.: Ладомир, 1999. – С. 38-39) (греческий эпос 8-7 вв. до н. э.):

«[Война Титанов]
И немед­лен­но, с неба, а так­же с Олим­па
Мол­нии сып­ля, пошел Гро­мо­вер­жец-вла­ды­ка [Зевс]. Перу­ны…
Жар охва­тил, и дошло до эфи­ра свя­щен­но­го пла­мя
Жгу­чее. Как бы кто ни был силен, но гла­за ослеп­ля­ли
Каж­до­му яркие взблес­ки перу­нов летя­щих и мол­ний.
Жаром ужас­ным объ­ят был Хаос [Воздух]. И когда бы увидел
Все это кто-нибудь гла­зом иль ухом бы шум тот услы­шал,
Вся­кий, навер­но, ска­зал бы, что небо [Уран] широ­кое свер­ху
Наземь [Гею] обру­ши­лось, — ибо с подоб­ным же гро­хотом страш­ным
Небо упа­ло б на зем­лю, ее на кус­ки раз­би­вая»

 

Гесиод. Теогония. 813. (Источник: Эллинские поэты VIII – III вв. до н. э. / Перевод В. В. Вересаева. – М.: Ладомир, 1999. – С. 38-39) (греческий эпос 8-7 вв. до н. э.):

 

«Перед ворота­ми теми сна­ру­жи, вда­ли от бес­смерт­ных,
Боги-Тита­ны живут, за Хао­сом [Воздухом], угрю­мым и тем­ным».

 

Вакхилид. Отрывки. 5. (Источник: Пиндар, Вакхилид. Оды. Фрагменты / Издание подготовил М. Л. Гаспаров. – М: Наука, 1980. – С. 282) (5 в. до н. э.):

 

«Он [орел] ширяет над вечною бездною [Хаоса],
Овевая Зефиром легкие перья свои,
Зримый и ведомый смертным взглядам».

 

Аристофан. Облака. 264 (Источник: Аристофан. Комедии. В 2 томах / Пер. с древнегреч.: С. К. Апт., А. И. Пиотровский, Н. Корнилов; Коммент. В. Ярхо. – Т. 2. – М.: Искусство, 1983):

«[Комедия]
Сократ: Гос­по­дин и вла­ды­ка, о Воздух свя­той [Аристофан называет воздух как Эфир, так и Хаос], обсту­пив­ший, объ­ем­лю­щий Зем­лю,
О свер­каю­щий, ясный Эфир, Обла­ка гро­мо­нос­ные».

 

Аристофан. Облака. 627 (Источник: Аристофан. Комедии. В 2 томах / Пер. с древнегреч.: С. К. Апт., А. И. Пиотровский, Н. Корнилов; Коммент. В. Ярхо. – Т. 2. – М.: Искусство, 1983):

 

«[Комедия]
Кля­нусь Хао­сом, Испа­ре­ньем, Возду­хом
[то есть три имени для одного и того же существа]».

 

Квинт Смирнский. После Гомера. Книга 2. 549. (Источник: Квинт Смирнский. После Гомера / Вступ. ст., пер. с др. греч. яз., прим. А. П. Большакова. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 320 c. – С. 200) (греческий эпос 4 в. н. э.):

«[Рассвет Эос, оплакивая своего сына Мемнона, заявляет, что она больше не встанет]
Пусть поглотят всё разросшийся Хаос и Мрак безобразный»

 

Квинт Смирнский. После Гомера. Книга 14. 1. (Источник: Квинт Смирнский. После Гомера / Вступ. ст., пер. с др. греч. яз., прим. А. П. Большакова. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. – 320 c. – С. 200) (греческий эпос 4 в. н. э.):

 

«Златопрестольная в небо Заря из пучин океанских
снова взошла, и вобрал в себя Ночь отступавшую Хаос».

 

Стаций. Фиваида. Книга 3. 483 . (Источник: Публий Папиний Стаций. Фиваида / В переводе Ю. А. Шичалина. – М.: «Наука», 1991. – С. 26-27) (римский эпос 1 в. н. э.):

 

«За что — непонятно, но древен
оный пернатым почет [пророческого предзнаменования]: творец ли небесного свода
так уготовал, сплотив в зародыши новые хаос»

 

Нонн Панополитанский. Деяния Диониса. Песнь 41. 82. (Источник: Нонн Панополитанский. Деяния Диониса /Пер. с древнегреческого Ю. А. Голубца. – СПб: Алетейя, 1997. – С. 102) (греческий эпос 5 в. н. э.):

 

«В иле [Геи] златые песчинки блистают,
Сарды, ровесники бога Гелия…
Только цвела Бероя, Луны и Солнца древнее,
Старше тверди земной… На лоне своем плодоносном
Первой Бероя прияла солнечное сиянье,
Как и первые взблески вечно растущей Селены,
Первой отбросила темный покров первородного мрака,
Первою жизнь явила в хаосе [Воздухе] первоначальном!»

 

ХАОС МРАК ПРЕИСПОДНЕЙ

Хаос иногда приравнивали к Эребу, тьме подземного мира.

Овидий. Метаморфозы. Книга 10. 30. (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

«[Орфей просил богов подземного мира вернуть его Эвридику]
Сей ужа­са [Преисподняя] пол­ной юдо­лью,
Хао­са без­дной молю и без­мол­вьем пустын­но­го цар­ства:
Вновь Эвриди­ки моей запле­ти­те корот­кую участь!»

 

Овидий. Метаморфозы. Книга 10. 403. (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

 

«Вред­ные зелья она [ведьма Кирка], ядо­ви­тые брыз­га­ет соки;
Ночь [Нюкта] и пол­ноч­ных богов из Эре­ба, из Хао­са кли­чет,
Молит­во­сло­вье тво­рит завы­ва­ни­ем дол­гим Гека­те».

 

Сенека. Геркулес в безумье. 1100. (Источник: Луций Анней Сенека. Геркулес в безумье / Перевод С. А. Ошерова / Луций Анней Сенека. Трагедии. — М.: Наука, 1983. — С. 118) (римская трагедия 1 в. н. э.):

 

«Услышит эфир, услышит во тьме
Царица [Персефона]…
Пусть хаоса мрак вторит воплям беды»

 

Сенека. Медея. 9. (Источник: Луций Анней Сенека. Медея / Перевод С. А. Ошерова / Луций Анней Сенека. Трагедии. — М.: Наука, 1983. — С. 26) (римская трагедия 1 в. н. э.):

 

«Мне боль­ше подо­ба­ет, — веч­ный мрак [Хаос], Эреб,
Без неба цар­ство, маны бес­по­щад­ные,
Царь скорб­ных стран [Аид] с цари­цею, похи­щен­ной [Персефоной]»

 

Сенека. Медея. 740. (Источник: Луций Анней Сенека. Медея / Перевод С. А. Ошерова / Луций Анней Сенека. Трагедии. — М.: Наука, 1983. — С. 26) (римская трагедия 1 в. н. э.):

 

«И сле­пой извеч­ный Хаос, и в жили­ще Дита [Аида] мрак!
Души, что в пеще­рах смер­ти, в Тар­та­ре зато­че­ны»

 

Сенека. Эдип. 570. (Источник: Луций Анней Сенека. Эдип / Перевод С. А. Ошерова // Луций Анней Сенека. Трагедии. – М.: Наука, 1983. – С. 82) (римская трагедия 1 в. н. э.):

 

«[Провидец Тиресий совершает некромантию]
В долинах трижды прозвучал, и дрогнула,
Сотрясшись, почва…
Слова не тщетны, хаос разверзается,
Народам Дита [Аида] к свету открывая путь».

 

Сенека. Федра. 1238. (Источник: Луций Анней Сенека. Федра / Перевод С. А. Ошерова / Луций Анней Сенека. Трагедии. — М.: Наука, 1983. — С. 43) (римская трагедия 1 в. н. э.):

 

«Земля, разверзнись! Хаос, поглоти меня!
Сегодня с большим правом низойду к теням:
За сыном следом. В вечный дом прими меня»

 

ХАОС ИЗНАЧАЛЬНОЕ СОЧЕТАНИЕ ЭЛЕМЕНТОВ

Хаос позже был отождествлен с изначальной смесью элементов — земли, воды, огня и земли — описанной в Орфических теогониях как первичная «Грязь».

Овидий. Метаморфозы. Книга 1. 1. (Источник: Публий Овидий Назон. Метаморфозы / Перевод с латинского С. В. Шервинского. – М.: Художественная литература, 1977) (римский эпос 1 в. до н. э. – 1 в. н. э.):

 

«Не было моря, зем­ли и над всем рас­про­стер­то­го неба, —
Лик был при­ро­ды един на всей широ­те миро­зда­нья, —
Хао­сом зва­ли его. Нечле­нен­ной и гру­бой гро­ма­дой,
Бре­ме­нем кос­ным он был, — и толь­ко, — где собра­ны были
Свя­зан­ных сла­бо вещей семе­на раз­но­сущ­ные вку­пе.
Миру Титан [Гелиос] ника­кой тогда не давал еще све­та.
И не нара­щи­ва­ла рогов ново­яв­лен­ных Феба [Селена],
И не висе­ла зем­ля, обте­кае­ма током воздуш­ным,
Соб­ст­вен­ный вес поте­ряв, и по длин­ным зем­ным око­е­мам
Рук в то вре­мя сво­их не про­стер­ла еще Амфи­т­ри­та [море].
Там, где суша была, пре­бы­ва­ли и море и воздух.
И ни на суше сто­ять, ни по водам нель­зя было пла­вать.
Воздух был све­та лишен, и форм ничто не хра­ни­ло.
Все еще было в борь­бе, затем что в мас­се еди­ной
Холод сра­жал­ся с теп­лом, сра­жа­лась с влаж­но­стью сухость,
Бит­ву с весо­мым вело неве­со­мое, твер­дое с мяг­ким.
Бог и при­ро­ды почин раздо­ру конец поло­жи­ли.
Он небе­са от зем­ли отре­шил и воду от суши.
Воздух густой отде­лил от ясность обрет­ше­го неба.
После же, их разо­брав, из груды сле­пой их извлек­ши,
Раз­ные дав им места, — свя­зал согла­си­ем мир­ным.
Сила огня воз­нес­лась, неве­со­мая, к сво­дам небес­ным,
Место себе обре­тя на самом вер­ху миро­зда­нья.
Воздух — бли­жай­ший к огню по лег­ко­сти и рас­сто­я­нью.
Оных плот­нее, зем­ля свои при­тя­ну­ла части­цы.
Сжа­тая гру­зом сво­им, осе­ла. Ее обте­кая,
Глу­би вода заня­ла и устой­чи­вый мир окру­жи­ла.
Рас­по­ло­жен­ную так, бог некий — какой, неиз­вест­но —
Мас­су потом разде­лил; разде­лив, по частям раз­гра­ни­чил —
Зем­лю преж­де все­го, чтобы все ее сто­ро­ны глад­ко
Выров­нять, вме­сте собрал в подо­бье огром­но­го кру­га.
После раз­лил он моря, при­ка­зал им взды­мать­ся от вет­ров
Буй­ных, велел им обнять окру­жен­ной зем­ли побе­ре­жья».

ИСТОЧНИКИ

Греческие

Римские

Список используемой литературы

Полная библиография переводов, цитируемых на этой странице.

Оцените статью
Античная мифология